Мудрость любви

Глава 27

С тех пор как Камила и Эду зажили собственным домом, а Эстела только ночевала у себя в комнате, проводя всё время то в институте, то на выставках, Алма чувствовала себя осиротевшей.

Время от времени она устраивала вкусные ужины для Эстелы и Бенту, стараясь привадить поклонника Эстелы к дому, и всё допытывалась у племянницы, не собирается ли Бенту на ней жениться. Но Эстела от неё только отмахивалась.

– Бенту, как тебе известно, обучает меня искусству фотографии. Он собирается устроить выставку всех своих учеников, вот это я знаю точно! – отвечала она. – И мне нужно приготовить побольше работ, чтобы было из чего выбрать!

Словом, своя жизнь была у Эду, который так и не смог простить темпераментной тетушке её предложения отправить Камилу куда подальше – а он именно так расценил идею Алмы о поездке в Америку, – своя жизнь была у Эстелы, а у Алмы не было своей жизни. И она от скуки занялась проблемами Риты.

Та очень плохо себя чувствовала, и Алма считала, что причина недомогания Риты кроется в её моральном упадке.

– Ты постарайся найти этого парня, Данилу, – внушала Алма мужу, – и вправь ему мозги. Он должен признать ребёнка, как-никак мы отвечаем за Риту перед её родителями, она жила в нашем доме, а мы за ней не углядели.

Данилу вертелся как уж на сковородке, ему эти разговоры были неприятны до крайности, и он увиливал от них, как только мог: погружался в бассейн с головой, прикрывал глаза, притворялся, что спит. Но Алма продолжала обрушивать на негодяя обманщика громы и молнии, всячески при этом накручивая Данилу.

Когда он мог, то пытался поговорить с Ритой, но она так же старательно избегала этих разговоров. Запирала дверь в свою комнатушку, как только слышала шаги Данилу, которые всегда узнавала безошибочно. Он начинал стучать, уговаривая:

– Рита! Открой! Нам нужно поговорить! Ну, Рита же! Не веди себя как девчонка!

Ответом на его уговоры было глухое молчание за дверью.

В конце концов, на этот стук появлялась Ноэмия.

– Вам что-нибудь нужно, сеньор Данилу? – с некоторым недоумением спрашивала она.

– Да, – сердито отвечал он. – Я никак не могу дождаться своего коктейля. Я звонил, звонил, и хоть бы что! Мне пришлось вылезти из бассейна!

– Извините, сеньор Данилу, но вы же знаете, что Рита беременна, её часто тошнит, и дона Алма распорядилась, чтобы её особенно не тревожили.

– Хорошенькое дело! – возмущался он. – Может, я буду скоро делать нашим служанкам витаминные коктейли?

С тех пор как молодое поколение ограничило Данилу в потреблении шампанского, он перешёл на коктейль из натуральных соков. Возможно, это улучшало его здоровье, но уж точно не улучшало настроения, которое было безнадёжно испорчено присутствием в доме беременной Риты.

Но однажды он заговорил с Ритой таким радостным, полным надежды голосом, что она не выдержала и открыла ему дверь.

– Я рад, – начал он, – наконец-таки ты проявила благоразумие, надеюсь на него и впредь. Я совершил невероятное – я устроил твоё счастье, твою судьбу!

– Интересно, каким же это образом? – поинтересовалась Рита. – Однажды вы уже принимались устраивать моё счастье, и ничего, кроме неприятностей всем, не устроили.

– Есть очень хороший человек, Рита, он мой настоящий друг, и он согласен на тебе жениться. Он даст имя твоему ребёнку, и сразу всё наладится, и не будет больше ни у кого неприятностей. – Глаза Данилу сияли: он проделал такую работу, посулил столько денег, но, похоже, нашёл выход из положения.

– Он, может, согласен, а я нет, – отрезала Рита. – Я не вещь, которую можно сбыть с рук. Может, для вас это и решение всех проблем, но не для меня. Всё, что мне обещает и даёт дона Алма, реально, а связаться ни за что, ни про что с неизвестным мужиком – простите! Я вижу, что и своих–то кормить не хотят, – тут она грозно взглянула на Данилу, – а чтобы кормить женщину, ни разу её не видев, да ещё принять на себя ответственность за её ребёнка, такого я ещё не видела. Вы аферист, сеньор Данилу. И со мной вы повели себя как мошенник, и сейчас предлагаете очередное мошенничество. А ну уходите из моей комнаты! И как можно быстрее!

Данилу пытался ещё что-то сказать, но Рита, в прямом смысле слова, вытолкала его за дверь и заперла её.

Данилу безнадёжно сник. Такая была блестящая возможность и – рухнула! С этого дня он погрузился в глубокую меланхолию и не отзывался ни на какие призывы своей жены к деятельности, ссылаясь на нездоровье.

Алма, в конце концов, махнула на него рукой и столь же энергично занялась Ритой. Недомогание кухарки волновало её куда больше, чем Данилу, – она отправляла Риту к врачам на консультацию, следила за тем, чтобы та принимала лекарства.

– На тебя мне наплевать, – со свойственной ей прямотой заявляла Алма, – но ты отвечаешь за своего ребёнка, и я вместе с тобой!

Рита покорно подчинялась, но у неё всё валилось из рук, и она постоянно забывала, когда ей принимать одно лекарство, когда другое.

– Ну и рохля! – злилась Алма. – Не знаю, о чём думает Господь Бог, когда даёт своё благословение таким недотёпам!

Но, очевидно, у Господа были свои планы.

После узи выяснилось, что Рита ждёт близнецов, и Алма совсем голову потеряла. Она накупила массу пелёнок и распашонок, а потом занялась переселением Риты в комнату Эду.

А Эду как раз зашёл к себе за нужными ему бумагами, что делал периодически. Он оставил массу своих студенческих записей и конспектов, искренне думая, что они ему больше не понадобятся, но в них всё время возникала потребность, и тогда Эду мчался к Алме, взлетал на второй этаж и лихорадочно рылся в шкафу, отыскивая необходимое. Так же стремительно он примчался и на этот раз, распахнул дверь и увидел Риту, стоявшую посреди комнаты в лифчике и трусах и внимательно изучавшую в зеркале свою пополневшую фигуру. Эду захлопнул дверь и с возмущением поспешил вниз к Алме, намереваясь высказать ей в очередной раз своё недовольство её, не знающим меры, сумасбродством. В гостиной кто-то был, и Эду невольно остановился, услышав возбуждённые женские голоса. Алма разговаривала со своей подругой Глорией, и разговор показался Эду настолько необычным, что хоть подслушивать и было против его правил, он не мог этого не сделать.

– По–моему, Алма, ты совершенно сбрендила, – говорила Глория. – Что ты носишься с этой Ритой как с писаной торбой? Скоро она будет сидеть за столом, а ты будешь подавать ей кофе. Опомнись! При всей своей экстравагантности, ты всегда была разумной женщиной.

– Не всегда, Глория! В юности я была безумно влюблена в одного человека, и...

– О чём ты говоришь, Алма! Я ценю твой юмор. Конечно, в юности мы все были безумно влюблены, но с тех пор прошло столько времени, что все наши безумия кажутся очень смешными. Ты накупила ей целое приданое! Где это видано, Алма?

– Я покупала не ей, – глухо ответила Алма, и этот голос был так не похож на её обычный...

– Камиле, – догадалась Глория.

– У меня были двойняшки, Глория, мальчик и девочка. Они родились недоношенными и умерли через двадцать дней.

– Ты мне никогда об этом не рассказывала, – взволнованно произнесла Глория.

– Я никому об этом не рассказывала. Мальчик был тёмненький, с волосиками, как у Эду, а девочка родилась почти без волос, она была такая маленькая и совсем слабенькая. Они прожили двадцать дней, каждый день я была с ними, надеялась, что они подрастут, окрепнут, что я буду сама кормить их, прижимать к себе. Но они умерли в один день, с разницей в несколько часов...

– Святая Мадонна! И ты всё это время никому не рассказывала, держала в себе? – Глория была потрясена, у неё не укладывалось в голове, что энергичная, всегда полная сил Алма таила в душе такое горе.

– Мой отец, с которым мы всегда были большими друзьями, очень помог мне тогда. Когда это случилось, я хотела умереть! Мне было так плохо, так плохо, что пришлось заставить себя всё забыть, притвориться, будто ничего не было.

– Значит, вот в чём дело, теперь я поняла, почему тебе так дороги двойняшки Риты.

Эду за дверью перевёл дух и продолжал слушать. Всё его возмущение выветрилось как дым: «Бедная тётя Алма!»

Видимо, лицо у тёти Алмы было очень несчастным, потому что из-за двери послышалось:

– Выпей, выпей, это успокоительное, оно не очень сильное, ты почувствуешь себя гораздо лучше.

– Спасибо, Глория, я в порядке. Просто мне очень грустно. Смерть моих детей изменила всю мою жизнь. Я больше так и не решилась забеременеть. Боялась, что ещё одна надежда, ещё одна мечта снова рухнет...

– Вот только чего я не поняла, – осторожно начала Глория, – ты всегда говорила, что твой первый муж Леополду никогда не хотел детей. Он не хотел их после того, как вы потеряли близнецов, да?

– Нет. Дети были от того, кто стал потом отцом Эду и Эстелы.

Этого сообщения Эду не выдержал, он открыл дверь в гостиную и появился на пороге.

– Что ты сказала, тётя? Я ничего не понял. Я случайно услышал нечто очень важное для меня и хочу понять, что же произошло.

Глория попыталась остановить объяснение, она боялась, что Алме станет плохо, но та пожала плечами и с несвойственной ей покорностью сказала:

– Ну, видимо, настала пора, чтобы ты узнал всё. Глория, я думаю, нам лучше поговорить с Эду...

– Наедине, – закончила Глория. – Я тоже так думаю. Она с нежностью поцеловала Алму и вышла.

Эду смотрел на Алму тревожно, непонимающе. Он знал, что у матери и тётки всегда были сложные отношения. При внешней доброжелательности в них явно ощущалась какая-то натянутость. А отец? Как он вёл себя по отношению к Алме? Ровно, чуть, пожалуй, отстранённо и всегда подчёркнуто вежливо. А к матери обычно относился подчёркнуто любовно. Нет, Эду ничего не понимал в этой истории, пусть Алма всё ему объяснит.

– Я не хотела касаться этой давней-предавней истории, потому что она не имеет к вам с Эстелой ни малейшего отношения, а касается только меня. Но раз мы семья, это, видимо, всё касается всех. Когда я познакомилась с Григориу, то сразу влюбилась в него без памяти, он был очень красив, умён, обаятелен, ты ведь помнишь своего отца. Я сумела его увлечь, ты же знаешь, я тоже не без обаяния, но всё время чувствовала, что это не любовь, а вежливое согласие на мою страсть, и очень страдала. Я же была очень молоденькая. Потом я забеременела. Но и тогда он не сделал мне предложения, хотя мы продолжали встречаться. Он ждал наших детей вместе со мной. Они родились и очень скоро умерли. Мы оба страдали, но смысла быть вместе уже не было никакого. У него, я имею в виду. И мы расстались, а потом спустя несколько лет он познакомился на каком–то вечере с моей сестрой. Они стали встречаться, я увидела его снова уже в качестве жениха Лизы. Для нас обоих это стало не слишком радостным открытием, но мне было гораздо больнее, чем ему. Я всё рассказала Лизе. Я не умела тогда ничего держать в себе. В общем, я сказала сестре, что произошла страшная несправедливость, что этот человек должен принадлежать только мне. Разумеется, Лиза не поняла меня. Она обиделась, оскорбилась, увидела во мне потенциальную угрозу. И это навсегда испортило наши отношения. Вернее, не испортило, а внесло в них ноту напряжённости.

– Значит, мне не привиделись ваши ссоры? Иногда мне казалось, что я придумал их или увидел во сне, – сказал Эду.

– Нет, не привиделись, – вздохнула Алма. – Мы действительно ссорились, оттого что были слишком близки и порой страшно раздражали друг друга. Нас мирил Григориу: ему легко было это делать, потому что твою маму он любил, а меня нет. Но меня он щадил в память о прошлом, а твоей матери давал столько свидетельств своей прекрасной, щедрой любви, что Лиза успокаивалась. Она родила ему двух прекрасных детей. И ты понимаешь, что в моём сердце не могло не быть горечи на несправедливость судьбы. Но я не роптала и не унывала. Замкнуться в страданиях – не в моём характере. Вскоре я вышла замуж за Леополду.

– И больше никогда вы с отцом... – Эду замолк в нерешительности.

Алма гневно взглянула на него.

– Никогда! – ответила она, гордо подняв голову. – Ты мог бы об этом и не спрашивать. Когда я потеряла самого любимого в своей жизни мужчину и самую близкую женщину, Григориу и сестру Лизу, всю свою любовь, нежность и преданность я отдала тебе и Эстеле. Я растила вас, как своих собственных детей.

Алма поникла, что было ей несвойственно. И Эду совсем иными глазами посмотрел на эту небольшого роста женщину, которой довелось изведать столько ударов судьбы – смерть детей, смерть мужей, – судьба и впрямь была к ней несправедлива. И они с Эстелой тоже часто бывали к ней несправедливы, подозревая бедную Алму в кознях и корыстолюбии.

– Прости, тётя. Мне искренне жаль, что я заставил тебя вспомнить твоё горе, – покаянно проговорил он.

– Я о нём и не забывала, Эду, – просто ответила Алма. – Ты не сделал ничего плохого. Я растила вас с огромной любовью, и она как-то уравновешивает мои горести.

Впервые за много дней Эду с искренним чувством поцеловал её, и в его сердце растаяла обида, которую он носил и никак не мог избыть – обида из-за Камилы.

– Помни, что мы с Эстелой всегда с тобой, – сказал он. – Твоя большая любовь к нам вызвала точно такое же ответное чувство.

Алме было приятно слышать это признание Эду. Она очень горевала, что он не понял её заботы и обиделся на неё. Она ведь не хотела ничего плохого: Камилу бы в США лечили, а Эду, возможно, и нашёл бы себе какую–нибудь милую крепенькую девушку, которая нарожала бы ему детей. На этой мысли Алма себя и остановила. После всех своих горестей она помешалась на детях. С этим ничего не поделаешь, но переходить границы разумного, конечно, тоже не следовало.

Алма сказала, куда сложила все бумаги Эду, он отыскал то, что ему было нужно, торопливо чмокнул её на ходу и умчался, думая, как прихотливы порой жизненные пути. А вспомнив свою историю с Камилой и Эленой, он посочувствовал не только им и Алме, но также всем женщинам, которым почему-то выпадают самые тяжкие испытания...

А Алма сидела в гостиной и впервые за долгие годы наслаждалась покоем, сама не зная, почему так благотворно на неё подействовало то, что она поделилась своим застарелым горем с племянником. Пожалуй, потому, что эта тайна всегда была чем-то отделяющим её от тех, кого она давно стала считать своими детьми.

«Я бы не сказала, что судьба несправедлива, – подумала она, только чувство справедливости у неё какое-то причудливое. Она отняла у меня моих детей, но дала мне детей сестры, которая родила их от любимого мной человека».

Несколько дней Алма провела в относительном покое, по–прежнему хлопоча по дому – занимаясь делами Риты и удивляясь тому, что та становится всё сумрачнее и сумрачнее, вместо того чтобы наслаждаться благодатным чувством материнства. И вдруг Рита исчезла.

Весть об этом принесла Ноэмия.

– Ритиньи нет! – сообщила она в тот момент, когда Алма и Данилу сидели за столом в ожидании обеда.

– Как это нет? – удивилась Алма.

У Ноэмии от волнения дрожали руки и глаза были навыкате.

– Охранник видел, как она выходила из дома с сумкой!

– Боже Всемогущий! – воскликнула Алма. – Что эта девчонка собирается делать в Рио-де-Жанейро в таком положении? Мы должны немедленно принять меры. Данилу, ты слышишь меня?

Данилу поёжился.

– Что ты хочешь от меня, дорогая? – спросил он не без раздражения.

– Ты можешь её найти, – безапелляционно заявила Алма.

– Не уверен, – со вздохом облегчения заявил Данилу. Он только что перевёл дух и начал успокаиваться. Его очень устраивало отбытие Риты в неизвестном направлении: вместе с ней отбывали и все неприятные проблемы. – Думаю, что она успела далеко уйти. И к тому же я не знаю, где её искать.

Но Алма не слушала его рассуждений, она тотчас же позвала шофера, позвала садовника, и Данилу оглянуться не успел, как уже садился рядом с шофёром в машину.

– Без Риты не возвращайтесь! – напутствовала их Алма.

И вот трое мужчин колесят по улицам Рио в поисках беглянки. Данилу то и дело предлагает вернуться домой.

– Нет её нигде, и эти поиски – большая глупость. Если человек решил уйти, то кто вправе его удерживать? – твердит он.

Но Тринидаде вновь и вновь поворачивает на перекрестках, а Эйтор внимательно присматривается к проходящим женщинам, периодически вскрикивая: «Вот она!»

Однако всякий раз выяснялось, что Эйтор обознался.

– Мне надоело бессмысленно колесить по городу, – заявил наконец Данилу. – Полагаю, мы достаточно добросовестно обследовали все близлежащие районы и можем с чистой совестью вернуться домой.

Тринидаде, прекрасно зная, насколько мнение хозяйки важнее мнения хозяина, даже не повернул головы на эту реплику, но Данилу не собирался умолкать. Результат поисков его весьма устраивал, и он распорядился:

– Поезжай домой, Тринидаде, мне же объясняться с доной Алмой, не вам.

Тринидаде понял, что не может его ослушаться без серьёзного конфликта, и притормозил, надеясь сообразить, как ему лучше поступить. Но тут Эйтор вдруг закричал:

– Ритинья! Останови машину, Тринидаде. Вон она идёт, наша Ритинья!

На сей раз это и вправду была Рита.

– Не останавливайся, Тринидаде! – скомандовал Данилу. – Пусть себе уходит. Она знает, что делает.

Однако Тринидаде уже поравнялся с Ритой, а Эйтор с ней заговорил:

– Дона Алма послала за тобой, велела без тебя не возвращаться.

– Ни за что не вернусь, – ответила Рита. – Я решила уйти и уйду. Вы меня не удержите.

– Ещё как удержим, – ласково пообещал Эйтор, взяв её за локоть.

– Да отпусти ты её! – вмешался Данилу. – Ты же видишь, она не хочет возвращаться!

– Не могу! – отвечал Эйтор. – Дона Алма дала обет, что поможет её ребятам, так что нечего нам портить богоугодное дело.

С этими словами он, к величайшему огорчению Данилу, усадил присмиревшую Риту в машину, и они поехали обратно.

Алма с Эстелой сидели на кухне и нетерпеливо ждали возвращения мужчин. Узнав, что они нашли Риту, Алма расцвела улыбкой.

– Что это ты задумала, дурочка? – обратилась она к потупившейся Рите. – Тебе даже ночевать негде! Ты совершенно не думаешь о детях.

– Отпустите меня, дона Алма, – попросила несчастная Рита со слезами на глазах.

– Что-то случилось? Тебя кто-нибудь обидел? – забеспокоилась Алма, увидев, что девушка вовсе не капризничает. Было что-то в её страдальческих глазах такое, что Алма распорядилась: – Оставьте нас наедине, нам нужно поговорить.

Эстела тут же поднялась, бросив на Алму сочувственный взгляд.

– Если я понадоблюсь, ищите меня в гостиной, – сказала она и вышла.

Данилу же возмутился:

– Мало того, что из-за Камилы ночей не спим, так теперь ещё должны всё бросить и вытирать нос какой-то служанке! Только этого не хватало!

– Она такой же человек, как мы с тобой, – мягко сказала Алма. – Не мешай нам, пожалуйста.

– Я не имел в виду ничего плохого, – принялся оправдываться Данилу. – Мне неприятно, что она привлекает к себе внимание и строит из себя несчастную.

– Иди! Иди! – махнула на него рукой Алма, и Данилу нехотя вышел из кухни.

– Я собралась поехать к своей двоюродной сестре, – начала Рита. – Она живёт здесь, в Рио. А если она не смогла бы меня приютить, то поехала бы к себе на родину.

– Но почему? Ты сама говорила мне, что твоя сестра замужем, что у неё куча детишек, что для тебя там нет места. Или там живёт тот парень, от которого ты забеременела?

– Нет, дона Алма, просто из ваших забот ничего не выйдет.

– Почему? – Алма всплеснула руками. – Мы непременно найдём этого парня, поговорим с ним, ведь он должен зарегистрировать детей. А в остальном я тебе помогу. У тебя будет все необходимое.

– Вы слишком добры ко мне, дона Алма, – проговорила Рита и залилась слезами. – Я этого не заслуживаю. Я должна была сделать это раньше, а решилась только сейчас... Но я должна! Должна!

Алма повернула Риту к себе и проницательно взглянула ей в глаза.

– Ты что-то от меня скрываешь, – сказала она. – Ну-ка говори, что у тебя на душе!

Рита заплакала навзрыд.

– Да хватит тебе реветь, – грубовато, но ласково произнесла Алма. – Давай–ка говори, что там у тебя. Ты даже не представляешь, какое ощутишь облегчение, когда ты скажешь мне всё, что тебя мучает. Я вот на днях такое испытала и тебе советую.

Рита продолжала плакать, а Алма – её уговаривать.

– Ты что, боишься меня? – наконец спросила она. Рита кивнула.

– Из-за чего? – допытывалась Алма.

И тут Рита раскололась.

– Я беременна от сеньора Данилу, – рыдая, проговорила она.

Алма открыла рот и закрыла. Вот этого она не ожидала.

– Простите меня, простите, – рыдала Рита. – Поэтому я и хочу уйти. Я недостойна вашей доброты!

Алма совладала с собой и произнесла сурово и властно:

– Расскажи мне эту историю. Выкладывай подробно, без утайки. Ты сама понимаешь, я должна всё знать.

– Это случилось, когда вы, дона Алма, уехали в Ангру... Сеньор Данилу пригласил меня на прогулку... и мы с ним отправились на танцы. Мы потанцевали, я немного выпила... раскисла... он отвёз меня на пустынный пляж, там всё и произошло, прямо на песке...

– Довольно. Не мучайся так. И меня не мучай, – сказала Алма.

Откуда- откуда, но с этой стороны она удара не ждала. Данилу был лентяем, сибаритом, но никогда – распутником. Он был для Алмы вполне надёжным тылом. Она привыкла к спокойствию Данилу, к его юмору. В конце концов, она привыкла считать его своим другом. И вдруг такое предательство! Такое немыслимое предательство!

– Ты сможешь повторить то, что сказала, в присутствии Данилу? – зловеще спросила Алма, и тон её не предвещал ничего хорошего.

Трепещущая Рита только кивнула. Алма решительным шагом направилась в гостиную. Рита поплелась за ней.

Эстела сразу поняла, что происходит что-то необычное, увидев эту парочку.

– Что случилось, тётя? – спросила она.

– Рита выдвинула страшное обвинение, и я хочу, чтобы она подтвердила его в присутствии Данилу. Ну, говори, Рита. Не бойся.

– Я сказала, что отец моих детей... это сеньор Данилу, – договорила Рита дрожащим голосом.

Последовавшая за этим сцена была ужасна. В финале её из входных дверей вылетел сначала Данилу, потом чемодан с его вещами.

Алма смотрела на предателя из окна второго этажа.

– Больше никогда не возвращайся сюда! – прогремел её голос. И, посмотрев на стоявшую в углу растерянную, несчастную Риту, Алма прибавила: – А ты, наконец, успокойся и отправляйся в свою комнату. Случилось только то, что должно было случиться, и я всегда отдавала предпочтение детям перед мужчинами!