На что похожа любовь?

Глава 19

Женя

— Кстати, чердак — это кладезь фамильных сокровищ. Как будто в Нарнию попадаешь, — заметил Элик.

— А туда можно? — спросила тут же, поднимая на него взгляд.

На секунду в комнате воцарилась тишина. Похоже, никто не ожидал такого развития событий, но парень быстро сориентировался.

— Пошли, — и встал, протягивая руку.

— Прямо сейчас? — теперь опешила я. — Я так спросила, чтобы когда-нибудь…

— Уже струсила? — поддел меня он.

— Там же грязно, Эльдар! И темно уже. И пылищи сколько, — попыталась вразумить нас Раиса Николаевна.

— Вот заодно пылищу и протрем, — не растерялся он. — Только…

Он внимательно осмотрел меня с ног до головы и продолжил:

— Ба, у тебя что-нибудь переодеться для Жени найдется?

Он впервые назвал меня Женей, и я даже вздрогнула, словно забыла, что это мое имя.

— Сейчас поищу, — вздохнула та, поднимаясь. Видимо, поняла, что спорить бесполезно.

— А я пойду за фонариком, — заявил Элик и оставил меня одну.

Вскоре Раиса Николаевна вернулась с горой вещей и проводила меня в комнату, где можно переодеться. А по дороге всё пыталась меня образумить:

— Может, не полезете? Ночь же уже, да и холодно. Что там делать? Он дурной, с него что спрашивать, но ты, Женя…

— А вы думаете, почему мы сошлись? — забирая из ее рук вещи, сказала я. — Я тоже дурная.

Всю искренность этой фразы я ощутила, примеряя одежду, которая была на несколько размеров больше моего. Какие-то несуразные спортивные штаны, вышедшая из моды лет двадцать назад аляповатая кофта… В таком тряпье я бы никогда не позволила себе выйти в люди в столице и даже в своем родном городе. Но теперь вариантов не было, поскольку Элик уже стучал в дверь и деликатно интересовался:

— Ты еще долго? Я не знаю, на сколько тут зарядки в фонаре хватит, а то…

Договорить он не успел, поскольку я показалась на пороге, феерично распахнув дверь и представ «во всей красе»: шокировать — так насмерть.

Пару секунд длилась немая сцена, пока приятель просто впивался глазами в мой новый образ, а после разразился безудержным смехом.

— Ради этого всё и затевалось, правда? — злобно процедила сквозь зубы.

— А можно я тебя сфотографирую? — не сдержался он от издевки.

— Я тебя точно с чердака сброшу.

— Ага, а потом умрешь там голодной смертью. Без меня ведь не спустишься, — скорчил он рожицу и показал язык.

— Зря ты так думаешь, — ответила грозно.

Но самой было, конечно, совсем не до шуток. И угораздило же меня в очередной раз найти себе приключений!

— Это чье вообще? — брезгливо потянула себя за рукав.

— Похоже, что мамино.

— Хорошо, что не бабушкино.

— Ладно, пойдем, — схватил он меня за руку. — Вон тулуп еще бабулин возьми, а то замерзнешь.

— Издеваешься?

— Да смотри, я сам не краше, сейчас дедову куртку достану. Кто нас увидит? Пошли!

Пришлось подчиниться. Во дворе было темно, и хотя Элик освещал фонарем дорогу, я всё же не стала сопротивляться, когда он взял меня за руку — в целях безопасности, разумеется.

На чердак вела лестница.

— Я первый, потом подам тебе руку, — заявил парень и ловко вскарабкался по крошечным перекладинам.

У меня пересохло во рту. Так ли там круто, как он описал? Ради чего я сейчас так рискую?

Из темного проема чердака показалась голова Элика. Он уже забрался вместе с фонарем внутрь и теперь ждал меня.

— Ну, давай.

Хотелось покапризничать, но я себя переборола. Ни к чему это. Давай, Женька, не трусь. Будет, что вспомнить в старости. Если я, конечно, до нее доживу — с такими-то испытаниями.

По выученному с детских лет правилу вниз не смотрела. Да уж, те годы я явно была смелее. Самое страшное было — преодолеть огромный разрыв между лестницей и чердаком, но Элик уже протягивал руку и вцепился в меня так, что шансов сорваться у меня просто не было.

Наконец, оказавшись внутри, я смогла перевести дыхание и оглядеться. Луч света метался от стены к стене, и наконец мой товарищ провозгласил:

— О, вот оно! Смотри, сколько книг! И пластинки! Раньше у нас был проигрыватель, но потом он сломался, и всё это добро за ненужностью перенесли сюда.

— А книги?

— А книг тоже много, у бабушки нет столько полок, поэтому… Что тут у нас? «Энциклопедия садовода» — надо?

Я засмеялась и помотала головой. Элик оставил фонарь и полез дальше, но ударился о перекладину.

— Ауч! Больно…

Он сморщился и потер лоб в том месте, где теперь, возможно, появится шишка.

— Помассировать? — предложила сочувственно.

Его лицо тут же разгладилось, а на губах проступила улыбка чеширского кота.

— Помассируй.

Если он ждал чего-то интимного, то ошибся. Я с силой впечатала пальцы ему в лоб на месте ушиба и принялась натирать болящее место.

— Э, ну кто так массирует? — возмутился он.

— Я всё правильно делаю, чтобы прошло. Льда-то у нас тут всё равно нет.

— Хоть бы подула уж тогда, — тоном обиженного ребенка произнес он.

— Это не поможет. Лучше?

— Немного. И что я должен за это?

— Прочитай стих, — тут же нашлась я с ответом, с удовольствием наблюдая, как меняется выражение его лица. — Ты сам предложил.

— Ну и что тебе почитать?

— Откуда я знаю, что у тебя в репертуаре?

Он откашлялся, настраиваясь. Поставил одну ногу на валявшуюся перед ним деревяшку как на постамент, и с серьёзным видом начал:

— Любить иных — тяжелый крест, а ты прекрасна без извилин…

Я ошарашено дернулась и тут же толкнула его в плечо, заставляя сделать шаг назад с постамента, чтобы удержать равновесие.

— Одурел? — тут же насупилась, готовясь идти в атаку.

Он лишь развел руками, улыбаясь только глазами.

— А я при чем? Это Пастернак! Ладно, ладно, давай другое почитаю, из современных авторов, раз классика тебе не заходит.

Он сделал протяжный выдох с укоризненным «э-э-х», потом осмотрелся и потянул меня вниз за запястье.

— Присаживайся.

Даже отряхнул для меня как смог валявшуюся на полу балку. Сам же сел на свой постамент, отодвинув его чуть в сторону — так, чтобы мы оказались напротив друг друга.

Слева, лучом вверх он установил фонарь, так чтобы мы могли видеть друг друга, но чуть приглушенно. И только после этого начал:

— Ты и я — идеальный сценарий

Для душевных терзаний и мук.

Я два раза, как гуманитарий,

Не просёк твоих точных наук.

Ты меня обжигала глазами,

Я тебя ревновал как умел.

Мне друзья каждый день говорили:

«Между вами сплошной беспредел».

Но когда ты в руках засыпаешь,

Я смотрю в потолок и не сплю,

Ты моя, ты отлично всё знаешь,

Что люблю тебя, очень люблю.

Мы как будто из разных галактик,

Яркий свет и кромешная тьма,

Теоретик и псих-полупрактик,

Две души и одна голова.

Мы с тобой идеальная пара,

Сумасшедший кармический сбой.

Как бы там нам судьба не мешала,

Я не выживу рядом с другой[1]…

После этих строк застыла тишина. С улицы не доносилось ни звука, и здесь, на чердаке, мы оба молчали. Я смотрела на Элика, а он на меня. Не знаю, об одном и том же ли мы думали в этот момент, но я вдруг ощутила жуткую потребность — по-другому и не скажешь, — в том, чтобы он меня поцеловал. Казалось, момента лучше и не придумаешь. Никогда не подумала бы, что захочу целоваться в таком месте — среди хлама и пыли. Но теперь это место казалось вполне романтичным, и на обстановку вокруг, если честно, было совсем плевать. Главное, что мы были вдвоем, на одной волне… Так почему бы не поцеловать его самой?

Смелости мне было не занимать. Еще в детские годы я вперед мальчишек с разбега прыгала в озеро, раскачиваясь на тарзанке, и пока они собирались с духом, уже выбиралась на берег. Наравне с ними скакала по хлипким крышам сараев, выше всех взбиралась на дерево, и даже в любви признавалась первой. Однажды во втором классе подкараулила возлюбленного у туалета (это к вопросу о том, что романтичной обстановкой вокруг я никогда не заморачивалась) и, подозвав поближе, выпалила прямо в лоб:

— Максим, я тебя люблю.

Знаете, что сказал мне Максим?

— Вот дура! Отстань от меня!

Думаете, меня это остановило? Я ответила ему в спину: «Сам дурак» и скорчила рожицу, хотя он ее и не видел, а потом до конца учебного года воплощала в жизнь изощренные планы мести негодяю, отвергшему мои светлые чувства. И мусор ему в портфель подсыпала, и по шапке его башмаками топталась, а на обличительные речи учителей и риторический вопрос: «Тебе не стыдно? Женя, ну ты же девочка!» лишь опускала голову и молчала. Потом на пару дней брала паузу и вновь с еще большим азартом возвращалась к своим проделкам.

Потом за лето обида забылась, да и Максим мне окончательно разонравился. Я решила, что он не стоит чрезмерной траты энергии, но даже став взрослым, парень, похоже, затаил на меня обиду, потому что при встрече мы никогда не здоровались. И лишь на выпускном — мы учились в параллельных классах — я сама пригласила его на танец, назвав его «примирительным». Он хмыкнул и согласился. Так мы в последний школьный день и зарыли топор войны. Хотя не сказать, что после этого стали друзьями — наши пути разошлись, но хотя бы без злости и горечи.

И вот теперь, с колотящимся в груди сердцем, я опять словно семилетняя девчонка, ныряла в озеро вниз головой, только теперь это было озеро чувств, и где его дно — не видно.

В одно мгновение, зажмурившись, я подалась вперед и ткнулась губами в губы Элика. Хорошо хоть попала, с моей-то меткостью.

На секунду он застыл, а потом осторожно ответил на мой поцелуй. Правда, длился он совсем недолго. И отстранилась не я.

— Жу, ты чего? Это ж я вроде ударился головой, а не ты. Влюбилась что ли?

Я тут же отпрянула от него и разозлилась. Вскочила, хотела уйти, но быстро поняла, что без его помощи с чердака просто не слезу. Вот ситуация!

К счастью, он не заставил меня сильно мучиться. Схватил за руку и осторожно потянул на себя.

— Ладно, прости, Жу.

— Не называй меня так!

— Хорошо, больше не буду, Женя, — примирительным тоном, спокойно, в отличие от меня, сказал он.

Услышав во второй раз за вечер, как он нормально произносит мое имя, удивленно повернулась к нему лицом.

У него был серьезный внимательный взгляд, который исследовал сперва мои волосы (и я подумала, не разлохматились ли они?), потом переместился на лоб (что там? Чумазая, наверное), потом на глаза, нос и, наконец, губы.

Прежде, чем я успела осознать, что будет дальше, Элик сам сделал шаг ко мне и поцеловал. Настойчиво, резко, не давая одуматься. И только когда убедился, что сопротивляться я не буду, стал мягче и притянул меня ближе, обнимая рукой за талию, а вторую запуская в мои волосы.

Наверное, мы могли бы целоваться так целую вечность, наконец-то не споря и не подкалывая друг друга, но вдруг откуда-то снизу раздался страшный грохот, и я в испуге отпрыгнула в сторону.

— Господи, что это? — инстинктивно схватилась за сердце.

Элик засмеялся и вновь взял меня за руку, переплетая наши пальцы.

— Бабушка. Говорит, что пора спать.

— Ну у вас тут и связь…

— Деревня, что ты хотела, — засмеялся он, направляясь к выходу и вынуждая меня пойти следом, хотя, честное слово, я бы осталась с ним здесь на всю ночь, и даже отказалась бы от сна на двое суток.

— Я боюсь, — пропищала, выглянув вниз.

— Не бойся, я сейчас спущусь на пару ступенек и буду тебя страховать.

Ага, страховать, оставил меня тут одну. Я даже подумала грешным делом, не было ли это его коварным планом: забрать фонарь и смотаться. Тогда бессонная ночь, о которой я так мечтала минуту назад, точно стала бы моей явью, только кошмарной.

— Жень, спускайся, — произнес он снизу через короткий промежуток времени. — Повернись спиной и спусти одну ногу. — Видя, что я медлю, успокаивающе произнес: — Не бойся, давай, я тут тебя жду. Ничего в этом страшного нет.

Следуя его инструкции и стараясь не думать о том, насколько далеким расстояние может быть там внизу, я осторожно высунула с чердака одну ногу и на ощупь попыталась найти ступеньку. Ладно, Женька, ты и не такие шалости совершала, что ж теперь, сдаться на милость чердаку и остаться тут на веки вечные?

Ощутив ступеньку, выдохнула и медленно, рассчитывая каждый миллиметр, стараясь не терять баланс, спустила вторую ногу. Готово.

— Ну вот, — подбодрил откуда-то снизу Элик. — Теперь спускаемся. Не спеши. Держись крепче. Я тебя, если что, здесь поймаю.

Ага, поймает он! Хоть бы шею не сломал. Думает, я триста граммов вешу?

Однако ловить меня не пришлось, и мы оба уже через полминуты благополучно добрались до земли.

— Всё хорошо? — улыбнулся Элик, убирая с моего лица прядь волос и натягивая мне на голову капюшон.

— Какой ты заботливый, — прокомментировала с иронией.

Он скорчил рожицу.

— А где моя награда за смелость? — спросила тут же. Чего теряться?

Элик всё понял без лишних слов и, заключив меня в объятия, поцеловал, долго не выпуская из рук.

— Мне теперь можно так сколько угодно делать? — спросил, проводя кончиком своего носа по моему.

— Конечно, нет. Это только сегодня, потому что меня опьянил деревенский воздух, — сказала, первой направляясь в сторону дома и незаметно для него улыбаясь. Пусть думает, что хочет. Завтра будет новый день, и будет видно, как оно сложится.

Бабушка, кажется, и не заметила произошедшей между нами перемены. Мы не держались за руки, хотя и переглядывались чаще обычного.

Мне уже постелили.

— А Эльдар справится сам, — сказала она, выдавая парню комплект белья.

— Вот тебе раз, приехал к любимой бабушке, — шутливо насупился он.

— Спокойной ночи, — засмеялась я, оставляя его в одиночестве.

— Спокойной ночи, — рассеянно повторил он, глядя мне вслед — я это чувствовала. Наверняка ожидал прощального поцелуя, но не при бабушке же? Даже если она и ушла в другую комнату, я всё равно ощущала неловкость, поэтому… Позже. Может быть, позже.

Я думала, ночью буду ворочаться — мне всегда тяжело было засыпать в непривычном месте, да и мысли о случившемся не давали покоя, вызывая мандраж и заставляя улыбаться без перерыва. Но, на удивление, то ли и впрямь надышавшись свежего воздуха, то ли от переизбытка чувств и эмоций, я уснула почти сразу же и проснулась в восемь утра, вскакивая в постели и поскорее собираясь.

Я слышала, что деревенские жители рано встают и боялась, что выйду сейчас, а Элик и бабушка уже пьют чай по третьему кругу и думают, сколько еще будет спать эта соня и слишком ли безжалостно разбудить ее наконец.

Однако Раиса Николаевна суетилась на кухне одна, замешивая тесто.

— А где Эли… Эльдар? — в последний момент исправилась я. — Доброе утро!

— Доброе! Как это где? Спит, конечно. Этот хорек до полудня может проспать. Но мы с тобой его ждать не будем, я сейчас быстренько блинов нажарю, тесто уже готово.

Вопреки моим опасениям, как мы будем ладить без Элика, беседа с Раисой Николаевной потекла легко и ровно. Мы говорили о каких-то общих вещах вроде образования, погоды, школьных годах, и когда заспанный парень появился в дверях в середине трапезы, я даже растерялась, будто и забыла, что он тоже здесь, в этом доме.

Его удлиненные темно-русые волосы явно были наскоро приглажены рукой, мятая синяя футболка и вчерашние треники выглядели немного смешно — Элик был совсем другой, какой-то простой и ни капельки не колючий, как часто за ним водилось.

— Доброе утро, — пряча зевок за внешней стороной ладони, пробормотал он.

— Эльдар, — укоризненным тоном учительницы принялась отчитывать его бабушка. — Ну кто в таком виде появляется перед девушкой?

— Ба, эта девушка сама… — начал было он, но осекся.

Поймал сначала мой взгляд, потом бабушкин.

— Сама затмит кого угодно, нечего и стараться перед ней выпендриться, — явно изменил он концовку своей речи.

— Переоденься, пожалуйста. Нехорошо, — не отставала Раиса Николаевна.

Со вздохом мученика он развернулся на пороге и поплелся обратно. А когда через пару минут вернулся в черных джинсах, в которых приехал, и коричневом свитере, его уже ждал обжигающий кофе и новая порция горячих блинов.

— Спасибо, — усаживаясь за стол, он потер в предвкушении руки и тут же принялся за еду. — Твои блинчики, ба, это что-то. Ты Женю уже научила?

Я покраснела, потому что даже не предложила помочь. Но Раиса Николаевна ловко вышла из ситуации.

— А ты уже заслужил, чтобы Женя тебе готовила блины?

Он взглянул на меня удивленно, как будто не понимал, когда это мы уже спелись с ней.

— В смысле, заслужил? А как же путь к сердцу мужчины лежит через желудок?

— То есть это она тебя должна заслуживать? Неправильно мыслишь. Добиваться девушку должен мужчина. Ты цветы хоть раз подарил?

Я опять почувствовала, что краснею. Да и Элик смотрел на меня так, словно укорял в том, что я тут, пока он спал, нажаловалась его бабушке. Но у меня и в мыслях этого не было! Хотя цветы… да, цветов мне бы очень хотелось.

По красноречивому молчанию Раиса Николаевна поняла всё сама.

— Ай-ай-ай, вот они, современные рыцари. Им сразу в койку! И начинай стирать, мыть, готовить, чтобы не сбежал. Откуда у современных молодых людей такие приземленные взгляды на жизнь? Эльдар, ты хоть и мой внук, но обижать Женю не дам.

— А у вас с дедом как было? — спросил парень, пытаясь перевести стрелки и изменить неприятный ему ход беседы.

— А у нас с дедом было по-другому, — забирая у него пустую тарелку, чтобы подложить новую порцию блинчиков, заявила бабушка. — Я на его предложение выйти замуж только с третьего раза согласилась. И свадьба была через погода после знакомства. Это сейчас модно пять лет пожить, потом год готовиться к свадьбе, потом еще пять «жить для себя», необремененными детьми — так это у вас называется?

— Не обобщай, ба, — принимая тарелку обратно, отозвался Элик. — Мы с Женей еще знакомы меньше шести месяцев. Может быть, я последую вашему с дедом примеру, — и он подмигнул мне, отчего у меня моментально отпала челюсть.

Выйти замуж за Элика через полгода после знакомства? Ну, не знаю… Так себе идея, конечно. Мы же поубиваем друг друга! Или всё же найдем комфортный обоим способ сосуществования… Но это маловероятно.

После завтрака я решила исправить собственную оплошность и предложила помыть посуду, однако Раиса Николаевна махнула рукой, мол, сама справлюсь. Да и Элик сказал, что пора собираться на электричку, чтобы к вечеру быть в Москве.

На прощание мы обнялись с Раисой Николаевной, и я видела, как трогательно она прижала к себе внука, по которому очень скучала в разлуке. Видела, как пыталась сунуть ему денег в дорогу, но он решительно отказался. А после мы шли к железнодорожной станции, и Элик пытался меня развлекать беседой, но мне было грустно… Грустно, потому что я не знала, что будет дальше, когда мы вернемся в столицу. И значило ли что-нибудь то, что было вчера между нами на чердаке? Пока за всё утро, даже расставшись с бабушкой, Элик ни разу не попытался меня поцеловать или хотя бы приобнять.

В электричке грусть сменилась на раздражительность, и, поскольку Элик по-прежнему вел себя как приятель, с которым мы просто случайно оказались здесь вместе, я назло ему и себе стала строить глазки оказавшемуся напротив нас парню. Он был постарше и сперва косился на меня с подозрением, потом оценил взглядом Элика, но, видимо, решив, что угрозы он не представляет, разулыбался в ответ и уже не сводил с меня глаз всю дорогу.

Элик насупился и отвернулся к окну, вставив в уши наушники. И когда единственный зритель моего шоу перестал обращать на нас внимание, раздражительность стала еще сильнее. Даже на парня, который повелся.

— В город едешь? — бесцеремонно вторгся он в мое личное пространство, наклонившись вперед и сокращая дистанцию, не утруждая себя вежливым «вы» и сразу же хватая быка за рога.

Я бы могла притвориться глухонемой, но до этого мы с Эликом немного общались на его глазах, поэтому вариант оказался нежизнеспособным.

— В Самарканд, — выпалила первое, что пришло в голову.

Он удивленно приподнял густые брови. Вот-вот, пусть думает, что я сумасшедшая.

— Будем охотиться на крокодилов, — «добила» я.

— А-а-а, — протянул парень и больше вопросов не задавал.

Так что тактика оказалась рабочей.

Последовав примеру Элика, я тоже включила в наушниках музыку и перевела взгляд на окно, но немножко еще косилась на Элика. Опять хотелось положить голову ему на плечо, но теперь это казалось еще менее разумным, чем на пути в деревню. Кажется, расстояние между нами лишь увеличилось.

[1] Камилла Вернер