Женя
До Москвы мы добрались без приключений. Общались мало. После моего флирта с незнакомым парнем в электричке Элик вел себя отстраненно. Впрочем, он и до этого с самого утра был немного не в себе, а моя попытка «расшевелить» его только усугубила положение.
Прощаясь у метро, я невинно спросила:
— Даже не поцелуешь?
Он посмотрел на меня, чуть поджав губы, словно раздумывая над предложением, а потом выдал, сунув руки в карманы:
— А надо?
Первым порывом было стукнуть его сумкой по ногам, чтобы перестал издеваться, но тут проснулась пресловутая женская гордость. Ему не надо, а мне тем более.
— Как знаешь. Пока!
— Жень, — позвал он, когда я уже сделала несколько шагов в противоположном от него направлении. Привыкнуть к своему имени, звучащему из его уст, никак не могла. И даже, если честно, скучала по старому доброму прозвищу «Жу».
Я обернулась, ожидая, что он шагнет навстречу ко мне и обнимет или скажет, какой он дурак, или извинится за свое поведение. Но он сказал:
— Не обижайся. Нам обоим нужно обо всём подумать.
О чем тут думать? Разве вечер на чердаке не расставил всё по местам? Разве те поцелуи не значили ничего? Да и сама поездка к его бабушке Бог знает куда…
Я лишь рассеянно кивнула и отправилась в сторону дома. Еще вчера вечером мне казалось, что теперь между нами всё будет предельно ясно, но я ошибалась — всё стало лишь хуже, еще запутаннее.
Сколько времени нужно мужчинам, чтобы подумать? Похоже, Элик всё взвешивал так, словно и впрямь, следуя семейным традициям, уже собирался брать меня в жены. Он не объявлялся день, два… На третий я стала переживать, но выждала еще четвертый и пятый. А потом решила, что нужно расставить всё по местам и выяснить: мы вместе или всё-таки больше не хотим знать друг друга? Может быть, он счел, что погорячился, зря поддался соблазну и на самом деле ему не нужны отношения — со мной или в принципе. Так пусть скажет мне это в лицо! Да, будет обидно, но мне казалось, что я готова — лишь бы не тащить этого кота в мешке за спиной.
Спрашивать в лоб — не мой конек. И я набрала сообщение: «Мы пойдем искать мой любимый кофе?»
После, убрав телефон с глаз долой, попыталась заняться делами: почитать, навести порядок в квартире, перебрать гардероб, выпить чаю. Но, на самом деле, мне хотелось лишь одного: замереть и ждать, когда придет то самое заветное смс в ответ. Да или нет? Что он ответит? И ответит ли вообще? Может, будет игнорировать несколько дней — это тоже ответ.
Как назло, была суббота, да еще и погода не очень, так что приходилось занимать себя чем-то дома, а это всегда сложнее. В конце концов включила турецкий сериал, но телефон всё равно держала на виду, ожидая, когда загорится его экран. Ожидание длилось час, полтора… На исходе второго часа звякнул, но это был учебный чат. Сообщение Элику висело непрочитанным, и я уже мысленно разобрала свое поведение до мелочей, пытаясь то предъявить вину себе, то ему — мол, если не любит, тут и повод не нужен. И вообще, может быть, у него контрзависимость: когда человеку трудно сближаться с людьми, выстраивать доверительные отношения, и он, едва почуяв такую «опасность», сознательно их избегает. Эмоциональную близость такие люди связывают с болью и разочарованием. Спасибо книгам по психологии, теперь я стала гораздо умнее. В теории уж точно.
Третий час ожидания оказался удачнее. Мое томление по достоинству было вознаграждено селфи, где растрепанный и вспотевший Элик стоял в спортивной майке, и подпись: «Только закончил тренировку по баскетболу, а тут такой сюрприз. Можем прямо сейчас».
Хотелось тут же написать ему: «Да, конечно!!!», но вовремя остановив себя и вспомнив, что истинные леди никогда так не делают, даже если им хочется этого до обморока, написала: «Я не знала, что ты спортсмен)) Давай лучше завтра, когда примешь душ и наденешь что-нибудь понаряднее».
Да, я могла злиться и маяться сколько угодно, но изменить своему стилю не желала ни при каких условиях.
«Как скажешь», — написал он.
И когда я уже расстроилась: и это всё? — прислал еще одно сообщение: «Завтра?»
О месте и времени мы договорились быстро. Я не стала перегибать палку и строить из себя обиженную недотрогу, раз уж моей целью было разобраться до конца в том, что происходит между нами, и тут же стала выбирать в шифоньере наряд. Ох уж эти холодные зимние дни, когда разрываешься между красивым и теплым. А вдруг мы после кафе решим погулять? Если надену платье — точно замерзну. Решила, что пока не стоит идти на такие жертвы, достала и заранее отгладила черные стильные брюки и уютный желтый свитер-оверсайз. В нем я казалась миленькой девочкой, которую хотелось прижать к себе и обогреть. А говорят, женственной можно быть только в платье. Врут!
На встречу в воскресенье я хоть и спешила, а всё же нарочно проехала на метро несколько остановок и вернулась обратно, чтобы опоздать минут на пятнадцать. Получилось только на восемь — и то хорошо.
Элик уже ждал внутри и даже не выказывал беспокойства и раздражения: спокойно пил себе кофе и смотрел по сторонам на посетителей. Или, вернее, на одну из них, которая листала журнал за соседним столиком. Это еще что за..?
Не подав вида, я плюхнулась напротив него, и только потом начала разматывать шарф и расстегивать пуховик. Он взглянул на меня удивленно, так что я по выражению лица прочитала рвущийся наружу вопрос: «Где твои манеры, Жу?»
Лучше бы сказал, честное слово.
— Ну что, тут есть макиато? А то, может, я зря раздеваюсь, пойдем в другое кафе, — произнесла, искренне надеясь, что моего любимого кофе здесь нет. Не понравилось мне это место. А точнее, та девушка, на которую смотрел Элик, когда я зашла. Да-да, можете говорить что угодно о предрассудках, но я уверена, что женская интуиция — это восьмое чудо света.
В этот момент как раз подошла официантка, и парень адресовал этот вопрос ей.
— Да, — кивнула та и приготовила блокнот и ручку, чтобы записывать.
— Макиато и брауни, — попросила я, всё-таки стягивая с себя пуховик.
— А вам? — спросила она у моего спутника.
— Макиато. И какой-нибудь салат, где нет лука.
— Мы можем убрать лук из любого блюда.
— Что-нибудь овощное на ваш вкус, — махнул рукой Элик и улыбнулся.
Да он сегодня, похоже, всем строит глазки. Раздражение внутри меня росло, и скрывать его внешние проявления становилось всё сложнее. А когда парень перевел взгляд на девушку с журналом, и, перехватив ее взгляд и улыбку, улыбнулся в ответ, меня совсем понесло.
— Может быть, мне пересесть? Хотя кому это сейчас мешает? Мужей из семей уводят, а тут и вовсе — то ли друг, то ли парень. А может быть, вообще брат двоюродный. На родного-то ты не похож, — произнесла как можно холоднее, откидываясь на спинку стула.
— Что такое, Жу? Неприятно? — назвал он меня прежним прозвищем, и в душе чуть-чуть потеплело. Элик сощурился, сложил на столе руки и наклонился в мою сторону. — Мне тоже.
— А тебе-то что неприятного? Вокруг такие красотки — одна другой краше!
— Да и ты не теряешься.
А вот прямо сейчас взяла и растерялась. Уставилась на него озадаченно.
— Ты о чем?
— О твоей интрижке в вагоне.
— А-а-а, — протянула, докопавшись, наконец, до сути и вновь расслабленно улыбаясь. — Так это акт мести?
И, не сдержавшись, повернулась в сторону незнакомки с журналом и громко провозгласила:
— Девушка, расслабьтесь, вы не в его вкусе.
— Ты с ума сошла? — прошипел он, вновь сталкиваясь с ней взглядом, но та уже не улыбалась.
— Ты же сам только что признался, — пожала плечами. — Я просто проявила эмпатию. Влюбится сейчас в тебя, будет страдать потом, потому что любовь не взаимна. А пока ее воздушный замок еще на уровне зефирного фундамента — не так больно.
Он укоризненно покачал головой, как будто говорил: «Ну и фантазерка же ты!»
Нам принесли заказ, и я с удовольствием сделала глоток.
— Да-а, — протянула удовлетворенно. — Макиато отличный.
Да и день стал заметно лучше после того, как ревновать стало не к кому.
— Вообще-то я абсолютно серьезно, — не притрагиваясь ни к еде, ни к напитку, произнес Элик с соответствующим высказанной фразе лицом. — Мне не нравятся эти игры.
— А какие игры ты любишь? — игриво приподняла бровь.
Но Элик моему настроению не поддался.
— Мужчины и так живут меньше, чем женщины, а с тобой я вообще рискую умереть молодым, — покачал головой сокрушительно.
— А может, наоборот, ведь я держу тебя в тонусе.
— Жень, ты можешь хоть иногда серьезно воспринимать то, что я тебе говорю? Нам нужно договориться. Или расстаться.
Я вдруг представила, что вот прямо сейчас он развернется и уйдет. Навсегда исчезнет из моей жизни. И стало жутко.
— Договориться, — произнесла решительно, не сводя с него глаз, как будто боялась, что он и впрямь может исчезнуть.
— Тогда составим договор, — он полез в свой рюкзак за блокнотом и ручкой.
— Брачный? — ляпнула я и тут же пожалела об этом, поймав на себе укоризненный взгляд.
— Ладно, ладно, больше никаких шуток… Хотя раньше тебе нравились наши милые перепалки.
— Мне и сейчас они нравятся, но у всего должны быть границы.
— Мы будем их сейчас очерчивать? — вслух предположила я.
— Можно и так сказать. Итак, правило первое: не провоцировать на ревность.
— А мы договор составляем как пара?
Он закусил нижнюю губу, глядя на меня.
— Что, я опять сморозила что-то не то? — уточнила со вздохом. — Ты меня подавляешь, Элик. Или теперь мы пропишем в договоре, что звать тебя я должна исключительно Эльдар? Разве в отношениях могут быть правила? И вообще, если есть правила — всегда увеличивается соблазн их нарушить. И что тогда? Нужно прописать и санкции, в таком случае. Мы расстаемся немедленно? Или есть первое предупреждение и строгий выговор? Или бойкот на три дня?
Нет, меня не понесло в очередной раз, я просто высказала то, что считала правильным. Элик молчал, смотрел на меня и слушал, а у меня возникали всё новые и новые мысли на этот счет.
— Если у тебя есть претензии и недовольства, лучше высказать их и обсудить, но сделать это можно и без всяких бумажек. Ну, только в том случае, если говорить об этом тебе тяжело — тогда можно написать письмо, как в старые добрые времена. Я поняла, что тебе не нравится, когда я строю глазки другим парням, и я это учту, но тогда уж и ты меня выслушай. После того, что было на чердаке, ты вел себя так, словно мы стали еще дальше друг от друга. И я совсем не понимала, в чем дело. Ты пожалел о случившемся? Растерялся? Обычно люди, если они влюблены, так себя не ведут.
— А как ведут? — вклинился наконец он, с интересом на меня глядя.
— Может быть, несут всякую чушь в свою защиту, как я, но точно не уходят в себя и не отдаляются.
— Ты права, Женя, — сказал он, и у меня внутри всё обмерло. — Я испугался. Испугался, что этот вихрь, который ты несешь в себе, не оставит от меня ни кусочка. Я и так стал зависим от твоего настроения и этих непредсказуемых выходок. Но понять тебя мне ещё сложно: это игра для тебя или я правда значу чуть больше, чем те твои предыдущие? Может, я просто очередной трофей, который нужно завоевать — как парень твоей соседки?
— Бывшей соседки, — зачем-то уточнила я. — И никакой он был не трофей, мне правда казалось, что я влюблена. Но теперь мне не кажется. И, заметь, это ты обратил на меня внимание и добивался расположения, так что кто тут трофей — еще предстоит разобраться.
— Ну, ты-то трофей очевидный. Дикая бунтарка с полыхающим сердцем.
— О-о, какие эпитеты. Мне очень нравится! Продолжай.
— Что еще тебе нравится? — он подпер рукой щеку и с интересом воззрился на меня.
— Тебе полный перечень огласить? Это будет надолго.
— А мы не спешим. Только свой любимый кофе не забывай пить, а то остынет.
— Ты бы тоже хотя бы попробовал.
Он последовал моему совету.
— И как? — спросила с замиранием, как будто от его ответа зависело что-то в моих предпочтениях.
— Неплохо. Но американо мне нравится больше.
Я лишь закатила глаза.
— Итак, ты обещала мне перечень…
— Слушай, — перебила его и начала перечислять: — Мне нравится гулять по вечернему городу, нравятся желтые розы, люблю кошек и, возможно, однажды заведу в своей квартире, даже не одну, а две, чтоб им не было скучно.
— Это разумно: каждой твари по паре — не зря ведь сказано.
— Люблю море, и вообще воду. Мне нравится плавать. Люблю лето. Макиато, — приподняла свой бокал с кофе. — Пока достаточно. А что любишь ты?
— Мне нравится, что мы во многих пунктах похожи.
— В каких, например?
— Во всех, кроме макиато и желтых роз — я бы не хотел, если честно, чтобы мне дарили цветы, иначе бы стал актером.
— Что еще ты любишь?
— Люблю черный цвет, сериал «Игра престолов», как ни странно, родной журфак, люблю красивых девушек… — И только я хотела возмутиться, как он дополнил, глядя мне прямо в глаза: — Тебя.
На пару секунд воцарилась немая сцена. Я даже слышала отдаленно, как за соседним столом скрипели вилками о тарелки.
— Повтори, — попросила срывающимся голосом.
Он смотрел на меня и молчал. Так что я уже успела подумать, что мне показалось.
— Да, представляешь, вот такая досада случилась, — он усмехнулся.
— Почему досада?
А он ответил стихами:
— Когда на лице твоем холод и скука,
Когда ты живешь в раздраженье и споре,
Ты даже не знаешь, какая ты мука,
Ты даже не знаешь, какое ты горе.
Когда ж ты добрее, чем синь в поднебесье,
А в сердце и свет, и любовь, и участье,
Ты даже не знаешь, какая ты песня,
И даже не знаешь, какое ты счастье[1]!
— Жалко, что я стихов наизусть не знаю, — произнесла, не сводя с него глаз. — Только одно, из школьной программы:
Я вас люблю — чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня[2].
— Там «пишу», — поправил он.
— Что?
— «Я к вам пишу — чего же боле?». Но твой вариант мне нравится больше.
— Знаешь, я больше не хочу макиато, — заявила, отодвигая от себя напиток и даже не притрагиваясь к десерту.
Он посмотрел на стол, а потом на меня:
— А чего хочешь?
— Целоваться, — произнесла одними губами, беззвучно, как будто нас могли услышать и осудить за это.
Но он понял. Засмеялся, но как-то по-доброму. Попросил официантку упаковать нам еду с собой и помог мне надеть пуховик. Всё это, до самого выхода из кафе, мы делали молча. А на пороге, вжав голову в плечи от холодного зимнего ветра, остановились.
— И куда мы идем?
— Целоваться, — заявил он то ли в шутку, то ли всерьез.
— А конкретнее? — поинтересовалась настойчивее.
— Конечно же, в самое романтичное место Москвы — в Планетарий.
— Там же дети, нас выгонят, — засмеялась я.
— Спорим, не выгонят? — и он переплел наши пальцы, вселяя в меня уверенность.
Выгонят или нет мне было уже всё равно. Главное, вместе.
Хотя, стоит признаться, правила хорошего тона мы всё же соблюдали и смущать никого не стали. Я знала, что наши поцелуи еще впереди. Мы поедем вместе в метро, а потом я, возможно, приглашу его на чашечку чая. И мы включим какой-нибудь фильм, ведь завтра выходной и не нужно никуда спешить.
А пока смотрела на звездное небо, ощущала в своей его руку и вдруг поняла, что впервые в жизни осознала, на что в действительности похожа любовь. На звездное небо внутри тебя. Когда не важно, что вокруг — бури, метель или шторм — потому что ты носишь в себе это звездное небо, и знаешь, что оно безгранично.
Я осторожно повернула голову влево и посмотрела на Элика. И он, то ли заметив, то ли почувствовав, сделал то же — посмотрел на меня. А потом поцеловал в уголок губ — быстро и невесомо. Но и этого прикосновения хватило, чтобы моих звезд внутри стало больше.
Покидая планетарий, я чувствовала себя опьяненной. Такое чувство, когда хочется творить какие-нибудь милые глупости, обниматься и улыбаться во весь рот, не в силах объяснить внятно повод.
— Как хорошо, — выдохнула, замирая на пороге и глядя в темнеющее небо, чей мрак разбивал свет столичных прожекторов.
Элик взглянул на меня с легкой усмешкой на губах:
— И что, мы теперь никогда не будем ругаться?
— Почему? Будем, конечно, — пожала плечами я, начиная шагать по дорожке к выходу с территории.
— Не только так, чтобы не расставаться навсегда, — выдвинул предложение Элик.
Я взглянула на него и кивнула, закусив на мгновение губу, чтобы он не заметил, как сильно мне хочется улыбаться.
— Это правило мне очень нравится.
— Скрепим поцелуем? — предложил он, останавливаясь и не сводя с меня глаз.
— И это нравится тоже, — ответила я, приникая в его объятия.
[1] Эдуард Асадов
[2] Александр Пушкин