Наследник султана

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Побережье Восточного Бараката представляло собой самое изумительное зрелище, какое Розалинде когда-либо доводилось видеть. Голые скалы выдавались далеко в роскошные воды моря, образуя десятки бухт разной площади. Изумрудно-бирюзовое морс, настолько чистое, что даже с воздуха можно было разглядеть дно, составляло резкий контраст с красновато-коричневой землей.

Где-то вдали над горными вершинами, увенчанными снежными шапками, возвышалась гора Шир.

Слово «шир» в парванском языке имеет два значения: «лев» и «молоко». Предание гласило, что эта гора была и матерью, и отцом раскинувшимся вокруг землям. Теперь Розалинда поняла смысл этого предания. С видом горделивого владыки гора Шир как будто окидывала взглядом просторы и внушала необъяснимое чувство покоя.

— Мама! Мама! — кричал Сэм, задыхаясь от волнения. Впервые в жизни он совершал путешествие на вертолете. — Ух ты!

Вертолет сделал крутой вираж, огибая длинный мыс. Наджиб вел вертолет очень низко; ему то и дело приходилось резко набирать высоту, что приводило в восторг Сэма.

— Вот здесь, — сказал Надж, когда вертолет коснулся земли, — ваша вилла.

Теперь дух захватило у Розалинды. Низкое, но просторное здание было построено из природного камня и глины в традиционном для Среднего Востока стиле: сад окружен толстыми стенами, а в его центре находится сам дом, украшенный небольшими куполами. Характерной особенностью проекта были внутренние дворики — большой прямоугольный в центре и по одному квадратному с каждой стороны. Когда Наджиб совершал полет над домом, Розалинда заметила, что в каждом из внутренних дворов имеются фонтаны и бассейны, выложенные изразцами. А еще там были разбиты клумбы, казалось бы немыслимые в этой пустыне. Ей было известно, что в жаркие ночи обитатели дома порой спали на плоских участках крыши между куполами. По периметру дом окружали деревья и кустарники, усыпанные цветами.

Настоящий оазис, содержащийся в образцовом порядке.

К морю от дома спускалась дорожка. Небольшую бухту окружал каменисто-песчаный пляж. На сверкающих волнах рядом с белым буйком покачивалось небольшое рыбацкое судно.

— Это похоже на сон! — выдохнула Розалинда.

Они с Наджибом прибыли сюда не только для того, чтобы Розалинда ознакомилась с наследством, но и чтобы избежать охоты со стороны прессы. Когда все будет готово к их приезду, они отправятся в Восточный Баракат, в горный дворец принца Рафи, где и пройдет свадебная церемония.

Наджиб уверенно посадил вертолет на ровную площадку у дома. Рядом возвышалась скала. Розалинду поразило, насколько негостеприимной кажется эта голая, каменистая и прекрасная земля.

— Сюда можно добраться только на вертолете? — спросила она.

— Еще морем. — Наджиб широким жестом обвел окрестности. — На худой конец, пешком или на верблюде. У Камиля… У Джемшида была яхта. Он приезжал на ней из Дарьяшара.

Розалинда прекрасно знала, что Дарьяшар — морской порт в Восточном Баракате. То малое время, которое имелось в ее распоряжении до начала главной авантюры ее жизни, она посвятила интенсивному изучению истории и географии этой страны.

Она еще не решила окончательно, на верный ли шаг решилась. Сэр Джон познакомил ее с двумя довольно темными людьми, поручившись, впрочем, за то, что им вполне можно доверять. Ей не понравились выражения их лиц, когда они услышали ее заверения в том, что Самир не является сыном принца Камиля. Для них ее заявление доказывало лишь факт супружеской измены. В один критический день правда выплывет наружу… Сможет ли Сэм простить ее когда-нибудь?

А еще Рози сомневалась в самой себе. Не двигали ли ею некие подспудные мотивы, когда она согласилась на этот обманный брак? Может, некая витающая в облаках часть ее сознания нашептала ей, что за формой придет и содержание?..

— Мархаба, ахлан ва сахлан! — донеслось до ее слуха.

Несколько мужчин и женщин высыпали из дома и уже спешили навстречу с приветствиями, когда Наджиб принял на руки Сэма и помог Розалинде выйти из кабины.

— Шокран джазилан, — ответила им Розалинда.

— Альхамдоллья ала ассалаамата!

Мужчины взяли чемоданы путешественников, а женщины протянули руки к Сэму, а потом принялись хлопать себя по щекам, шумно выражая свое удовольствие по поводу его здорового вида и яркого сходства с отцом.

Наджиб поставил Самира на землю, и мальчик тут же решительно ухватился за руки Розалинды и ее спутника. Вся группа направилась к дому медленным шагом, потому что жара не позволяла двигаться быстрее. Розалинда, невероятно элегантная в своем длинном кремовом платье без рукавов и с глубоким вырезом, с очками, сдвинутыми на зачесанные назад волосы, решила, что здесь без шляпы выходить из дома нельзя.

Единственным действующим лицом, проявлявшим кипучую энергию в данной мизансцене, был Сэм. Шлем с эмблемой французского Иностранного легиона весело подпрыгивал на его голове, когда он вприпрыжку торопился к дому, немилосердно дергая Розалинду и Наджиба за руки. В эти минуты мальчик был бесконечно счастлив, поскольку рядом с ним с одной стороны шел мужчина, а с другой — женщина…

Сэму успели объяснить, что Наджиб будет играть роль его папы на протяжении недолгого времени. Никакого другого варианта Розалинда придумать не смогла. Она спросила Сэма, согласен ли он, и мальчик солидно кивнул.

Но насколько ребенок мог понять все нюансы? Не исключено, что в его сознании остались только слова «Наджиб» и «папа».

Розалинда вздохнула.

— Что вас беспокоит? — мягко спросил ее Наджиб.

Он чутко улавливал ее настроение; она не в первый раз в этом убеждалась.

— Как отреагирует Самир на ваше отсутствие, когда вас больше не будет рядом? Я боюсь, Наджиб, что ваша с ним близость опасна.

Он покачал головой.

— Знаете, Розалинда, я не могу себе представить ничего менее естественного, чем отказаться от добрых чувств по такой вот причине. Если мне не суждено оставаться рядом с ним до тех пор, когда он станет мужчиной, тем больше у меня оснований любить его сейчас.

— Но…

— Если вам предстоит путешествие через пустыню, вы станете отказываться от достаточного количества воды заранее? Или все же постараетесь напиться вдоволь, чтобы было легче перенести будущие испытания?

Эти слова пронзили все существо Розалинды, поскольку они точно выразили сущность ее состояния. Должна ли она стойко противостоять уже возникшим у нее чувствам к Наджибу по той причине, что рано или поздно они расстанутся? Или же более правильно создать запас для одинокого будущего?

Но главный вопрос: будет ли у нее такая возможность?

В доме было намного прохладнее: толстые стены, куполообразные потолки, фонтаны, зелень служили прекрасной системой охлаждения.

Их провели в маленький дворик. Там били фонтаны, и потому чувствовался ветерок. Возле стены роскошного зеленого кустарника на крытой галерее их ждал сервированный в западном стиле стол. Игра яркого света и тени была неописуемой.

Подали легкий обед: зелень, несколько вкуснейших салатов, затем ледяной шербет — традиционное для Востока средство освежения усталых путников — и медовые сласти.

Некоторое время они почти не разговаривали; лишь изредка перебрасывались короткими фразами. Розалинда с наслаждением впитывала разлитые в воздухе благовония и любовалась всем, что ее окружало: колоннами с каменными арками, опоясывавшими дворик по всему периметру, сверкающим фонтаном, неотразимо мужественным Наджибом.

Сэм тоже притих, все свое внимание отдав шербету. Только что он с волчьим аппетитом съел несколько экзотических блюд. На замечание Наджиба по этому поводу Розалинда ответила:

— Он не всегда так отважно пробует незнакомую еду.

— Проголодался из-за жары, вот ему и не до разборчивости.

Розалинда улыбнулась, завороженная черными глазами Наджиба, и рассеянно проговорила:

— А может быть, у него генетическая предрасположенность.

Наджиб посмаковал глоток шербета.

— Ваш второй возлюбленный тоже родом из этих мест? — негромко поинтересовался он.

— Мой второй…

Розалинда не сразу поняла смысл вопроса, но тут же осеклась. Щеки ее покраснели от гнева. Понятно, что именно он думает на этот счет, но какое у него есть право высказываться так прямо?

От необходимости отвечать ее спасло появление женщины, которая подошла к Сэму и протянула ему салфетку. Розалинда согласно кивнула и стала подниматься из-за стола. Наджиб сказал:

— Сэм, иди с Тахирой, она покажет тебе твою комнату. Она будет хорошо за тобой присматривать.

Сэм послушно слез со стула. Розалинда почувствовала легкий укол ревности из-за такой готовности сына повиноваться распоряжениям мужчины.

Мальчик доверчиво взял Тахиру за руку, а другой рукой устало помахал.

— Не думала, что он настолько утомился, — заметила Розалинда. — Жара, впечатления… Все это слишком ново для него.

— Проведайте Сэма через несколько минут, — посоветовал ей Наджиб. — Между прочим, Тахира — великолепная нянька. Она стажировалась в Баракате, в детском госпитале имени королевы Халимы.

И тут Розалинда ощутила неимоверную усталость. Она потянулась и зевнула.

— Знаете, наверное, мне нужно поскорее лечь.

— Я вас провожу, — сказал Наджиб и поднялся.

Розалинда проследовала за ним по расположенной под галереей дорожке, поднялась на невысокое крыльцо и оказалась в прохладном полутемном коридоре, который соединял дворик с большим двором. Потом они попали под другой навес, и Розалинда увидела перед собой небольшой круглый пруд. Поднявшись по широкой лестнице, они миновали стеклянные двери и вошли в длинное помещение, где прохладу обеспечивали подъемные жалюзи, колыхавшиеся на открытых окнах. В дальнем конце комнаты стояла низкая, просторная кровать, а напротив — несколько таких же низких диванчиков и столиков. На стенах висели гобелены и картины, тут и там красовались кувшины и другие декоративные предметы. На одной из стен Рози увидела отороченную с обеих сторон полосу материи, украшенную прекрасной каллиграфической арабской надписью, выполненной золотой краской. По стилю каллиграфии Розалинда предположила, что это имя. Возможно, имя Хафзуддина, но слишком затейливую вязь трудно было прочитать.

Высокие деревянные шкафы, изукрашенные изящными орнаментами, источали пряный запах. Деревянные жалюзи были выкрашены темно-зеленой краской, гармонировавшей с листьями растений, отчего у Розалинды появилось чувство, что ее овевает источаемая зеленью прохлада.

Это место из сна. Здесь так много романтики, чувственности, порожденной дуновением горячего ветра, абсолютной тишиной, зелеными растениями вдоль стен, манящей мягкой и пышной кроватью…

Их с Наджибом разделяли несколько футов. Они не смотрели друг на друга.

— Скажите, где мой багаж? — оглядываясь, спросила Розалинда.

Наджиб улыбнулся уголком рта, как будто благодаря ее за то, что она своим вопросом внесла элемент обыденности в эмоционально перенасыщенную атмосферу.

— Чемоданы, должно быть, распаковали. — Наджиб распахнул дверцы одного из шкафов. Розалинда увидела аккуратно развешанные вещи. — Ах, простите, это мое.

Он открыл другой шкаф. На этот раз Розалинда убедилась, что все ее вещи тщательно развешаны и разложены по полкам.

— Мы будем занимать одну комнату?

— Розалинда, другого выхода нет, — виновато отозвался Наджиб. Напрасно он произнес ее имя с такой нежностью, если на самом деле нежности не испытывал. — Вы не можете не понимать, что при ином положении вещей слуги начнут судачить, поползут слухи, что разрушит все то, что мы с таким трудом выстроили. А здесь нам больше, чем где бы то ни было, необходимо, чтобы люди поверили в наш браки в то, что Самир — наш общий сын.

— Вы правы.

Розалинда с трудом выговорила эти слова. Голос ее вышел хриплым, она закашлялась и отчаянно разозлилась на себя. Должно быть почувствовав ее замешательство, Наджиб пустился в объяснения очевидного:

— Здесь все газеты пересказывали историю нашего воссоединения. Несомненно, слуги читали о нас.

Розалинда кивнула.

— Разумеется, я буду спать на диване. А может быть, на крыше.

Она опустила глаза.

— Да, конечно.

Решение найдено. Рози не хочет воспользоваться возможностью напиться, прежде чем отправиться в пустыню. Хуже того, она решила бороться с ощущениями, которые будет вызывать у нее показная близость.

— Простите, но таковы обстоятельства, — добавил Наджиб.

— Вы пошли на все это ради меня, поэтому я не думаю, что вам стоит извиняться, — ровным голосом возразила Розалинда, чувствуя себя на краю смерти.

Наджиб почтительно наклонил голову, и ей каким-то образом передалась его досада. Но чего он от нее ожидал? Что она восхитится столь непереносимой для нее ситуацией? Разве можно лгать, уверяя, что она переживет это без труда?

И как понять Наджиба? Рози знает, его физически влечет к ней. Так какого же черта изображать что-то, когда желанное так близко к тому, чтобы стать реальным?

Когда Розалинда очнулась от недолгой дремоты и сладостно потянулась, то ощутила относительную прохладу вечера. Она поднялась, надела пляжное платье свободного покроя и пару сандалий. Служанка указала ей путь, и Рози, миновав сад, спустилась к берегу.

В золотистом блеске заката чистота природы еще больше захватывала. Скалы казались живыми, грубыми, чужеродными; их не смягчал мох Англии. Здесь они — часть первородного, жестокого мира. Только полоса обожженного, коричневого, сердитого кустарника вцепилась в каменную стену над головой Розалинды.

В пейзаже чувствовалась влекущая мощь, но Розалинда спросила себя: да возможно ли договориться с ним? Здесь ты вечно в состоянии войны с землей, в стремлении отобрать у нее воду, несущую жизнь. В Британии природа щедрая, и древние молитвенные ритуалы кельтов были празднествами, прославлениями изобилия и сексуальности.

А что, древние арабы, язычники, тоже представляли себе землю как женское существо? Если так, тогда это видение наложило такой отпечаток на их отношение к женскому началу, которое не могут представить обитатели зеленых равнин. Из Корана ихадисов[6] становится очевидным, что учение Мухаммеда рождено в недрах культуры, глубоко враждебной женщине; оно обращено к мужчинам, привыкшим сковывать женщин и обнажать невинных девушек. И отчасти оно призывало воспринимать наконец женщину как равную и достойную уважения.

Розалинда смотрела на эту землю, и к ней приходило понимание того, почему здешние люди не внемлют этому призыву вот уже тысячу четыреста лет. Всякий вправе рассердиться на Мать, которая так неласкова к нему, которая вскармливает его такой горькой пищей…

Много самых жестоких несправедливостей сумел устранить Мухаммед, но в целом соплеменники, по всей видимости, относились к его посланию как к руководству так же, как и к более ранней проповеди «возлюбить»: они следовали Мухаммеду от случая к случаю, то есть когда это было им удобно.

Отправь к нам Посланника, Господи, и если полюбятся нам его слова, мы повинуемся ему…[7]

Она поднялась на скалу по еле заметной тропке и оказалась на вершине. Глубокий вздох изумления вырвался из ее груди.

Пейзаж так же гол, как и повсюду вокруг, но как же здесь прекрасно! Вода и земля открывают панораму, сложившуюся из голубого, сапфирового, темно-бордового цветов, а заходящее солнце делает краски такими яркими, что становится больно глазам. Теплый ветер овевает шею, треплет волосы и подол платья…

Наджиб и Сэм сидели на самом краешке скалы, над обрывом, и смотрели на солнце, медленно опускающееся в море. Сильная рука Наджиба придерживала Сэма сзади, охраняла его. Розалинда замерла на минуту, глядя на них. Как же доверчиво устремился Сэм в предложенное ему убежище!

Обе головы повернулись в ее сторону.

— Привет! Вы отдохнули? — улыбнулся ей Наджиб.

— Спала как младенец. — Она опустилась рядом с Сэмом и с досадой заметила, что Наджиб тут же убрал руку. — Какой сказочный закат!

— Мамочка, это Бог забирает солнце, — живо объяснил Сэм.

Розалинда с улыбкой взглянула на него.

— Правда?

Сэм активно закивал; ему не терпелось выложить то, что он только что узнал.

— Зачем же Бог забирает солнце?

— Сейчас оно нужно другим детям, — торжественно объявил Сэм.

Опять невольная улыбка тронула губы Розалинды, и она встретилась взглядом с Наджибом.

— Когда маленьким детям нужно солнце, Бог переносит его по всему миру, — продолжал Сэм. Глаза его расширились от сознания чуда, руки раздвинулись в стороны, будто в стремлении обнять сапфировое море, обнять все Божье творение в едином счастливом порыве. — Завтра он принесет солнце обратно.

А предмет их разговора погружался в воды с удивительной быстротой, и сзади ночь постепенно окрашивала небо в свои цвета. На темно-синем фоне уже зажглись серебряные звезды.

Ну конечно, напомнила себе Розалинда, здесь же не бывает сумерек.

— В Кенсингтоне мы редко любуемся закатами, — сказала она, обращаясь к Наджибу. — А такого у нас точно не бывает. Как будто кусок расплавленного золота выливается за горизонт.

— Английские закаты — это совсем другой тип красоты, — вставил Наджиб.

Мир сделался мягче с наступлением ночи. Сэм с глубоким, удовлетворенным вздохом прижался к боку матери, и ее рука крепко обхватила его. А он затих, прислушиваясь к негромкому обмену репликами между ней и Наджибом — его временным папой, как они сказали ему. Сэма окутывала теплая тьма. Без всяких слов было ясно, что его окружает доброта.

Сэм беззвучно молился. Невинность родила эту молитву, и потому она, несомненно, достигнет подножия Престола.

Пусть он навсегда останется моим папой, шептало детское сердечко.

Всех троих нити тоскующей любви связали в одну тонкую, неощутимую сеть.