В больнице нас осматривают несколько врачей, но никто из них не может понять причину такой высокой температуры у малыша. В итоге приходят к мнению, что будут просто наблюдать за нами, пока не проявятся другие симптомы, которые позволят определить заболевание.
Опять сыночка мучают взятием крови из вены, он надрывно плачет, а я вместе с ним.
— Мамочка, успокойтесь, — раздражённо выговаривает медсестра. — От ваших истерик и ребёнок будет болеть сильнее, неужели это не понятно?
И я бы ответила ей резкостью на резкость, но чувствую себя настолько уязвимо внутри, что просто не могу выдавить ни слова. Молча вытираю слёзы, прижимаю сына покрепче к груди.
Нас поселяют в палату на три кровати, две из которых заняты. Сейчас ночь, и все спят. В палате тишина, которую мы нещадно нарушаем своим вторжением.
Тёмочка всё плачет и плачет, никак не хочет успокаиваться. Я понимаю, что не даю спать остальным, но сделать ничего не могу. До изнеможения качаю малыша, расхаживая взад-вперёд.
На одной из кроватей ворочается женщина. Не выдерживает, выдаёт недовольно:
— Вам если не спится, вы в коридоре походите, дайте поспать.
Не спорю, иду в коридор. Потому что сама хочу куда-то в более просторное место.
Ещё полчаса мучений, и малыш всё же затихает. Я буквально готова свалиться от усталости. Возвращаюсь в палату, аккуратно перекладываю Тёмочку в детскую кроватку. Подвигаю её ближе к своей, чтобы я могла держать за руку сыночка и чувствовать всё ли с ним в порядке.
Усталость берёт верх, и я, наконец, проваливаюсь в тяжёлый сон, как в чёрную яму, без сновидений.
Но отдохнуть полноценно мне не удаётся. По моим ощущениям, как только я закрываю глаза, тут же в палате включается яркий свет, начинается шум, топот, хождения.
Нас зовут на процедуры.
Соседки мои по палате уже тоже проснулись. Теперь я могу их рассмотреть. Одна из них не слишком молодая цыганка, и ребёнку её около года. Темноглазый малыш ещё нетвёрдо держится на ногах, но уже пытается ходить. Вторая мамочка примерно моего возраста, полноватая блондинка. Ребёнок у неё, видимо, инвалид с ДЦП или чем-то похожим, потому что мальчику явно больше года, но он лежит в кроватке, флегматично рассматривая потолок. Страшное зрелище, на самом деле.
— Ну привет, соседка, — бодро выдаёт блондинка. — Давай знакомиться. Меня Марина зовут.
— Агния, — негромко отвечаю я.
— Интересное имя, — хмыкает. — А сокращённо это как? Аня?
— Можно и Аня, — киваю.
Меня так бабушка называла. А муж раньше звал Огоньком.
Чёрт, зачем я это вспомнила? Очередной укол в сердце.
Всё, Агния, потух огонёк. А у Димы теперь есть Кариша.
— Это Азалия, — кивает Марина на цыганку. — Но она по-нашему или не говорит, или прикидывается, что не говорит. Но точно нас понимает, да, Азалия? — смотрит пытливо на женщину.
Та неохотно кивает. Но в диалог не вступает. Что-то шумно выдаёт ребёнку на своём тарабарском. Малыш притихает в кроватке.
— Ты, Аня, конечно, ночью нас повеселила, — продолжает Марина. — Но я понимаю, дети есть дети. Но я рада, что тебя к нам подселили. Мне хоть будет с кем поговорить. Рассказывай, с чем в больничку загремели?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Температура высокая поднялась.
— Понятно, — авторитетно кивает, — сейчас такой вирус ходит, жуть. Детей сначала жарит несколько дней, а потом пневмония вылезает. Уже несколько летальных исходов знаю, так что хорошо, что в больницу легли. Здесь больше шансов, что спасут.
Беспокойство сжимает горло ещё сильнее, хоть я и понимаю, что нельзя доверять словам некомпетентной женщины. Но страх за беспомощного новорождённого ребёнка вещь иррациональная.
Прислушиваюсь к дыханию Тёмочки, чтобы хоть немного успокоиться. Трогаю его лобик. Температуры нет. Уже хорошо.
День проходит в суете. Я чувствую дикую усталость, а ещё, кормят здесь очень скудно. Какой-то полупрозрачный суп, в котором плавают куски непонятной субстанции. Вкус отвратительный, но выбирать мне не приходится. Еды из дома я не взяла, и принести что-то мне некому. Телефон Ярика всё ещё недоступен.
Спасибо разговорчивой Марине, она угощает меня бутербродами и чаем.
Марина много рассказывает о себе, о заболевании своего ребёнка, о муже. А я молчу, стараюсь обойтись обтекаемыми фразами.
А ещё у нас в палате есть небольшой телевизор, который Марине принёс муж. Там фоном всё время что-то болтают, но я почти не слушаю.
Ближе к вечеру пытаюсь немного поспать, пока сынок позволяет. Но телевизор назойливо продолжает что-то вещать.
Уже собираюсь попросить Марину убрать звук, но меня вдруг прошивает от знакомой фамилии.
Открываю глаза, смотрю в экран. На нём — фото моего мужа.
В первую секунду мне кажется, что это очередная галлюцинация.
Моргаю несколько раз, прислушиваясь к сказанному диктором.
И холодею от услышанного.
“Молодой бизнесмен, владелец компании “Интерком”, Дмитрий Орлов погиб в автокатастрофе сегодня ночью”.