Глава 20

Выдыхаюсь довольно быстро, но боюсь останавливаться. Иду из последних сил, часто спотыкаясь. Тело ломит нестерпимой болью, руки онемели от моей ноши. Слёзы застилают глаза, паника всё ещё душит. Часто оглядываюсь, но правда в том, что я даже не знаю, в какой стороне дорога. Ночь, темнота. Каждый шорох подстёгивает страх.

Я понимаю, что заблудилась, но сейчас мне главное, что мы ушли от преследователей. Но это не точно.

Иногда мне кажется, я слышу сзади чьи-то шаги. И тогда паника резко усиливается, и я снова бегу вперёд, пока не выдыхаюсь.

А вот сейчас мне кажется, я слышу чьи-то голоса.

Господи, пусть это будут мои страхи, галлюцинации, да что угодно, только бы нас не нашли.

Неужели они посреди ночи пойдут искать нас?

А если они начнут это делать днём? Как нам скрыться?

Хотя… Если мы заблудимся здесь, то им и искать нас не придётся. Мы и так пропадём.

Темочка, родной мой сыночек, прости меня. Я тебе клянусь, я сделаю всё, чтобы тебя спасти. Лишь бы только моих сил хватило для этого.

Делаю ещё шаг, нога подламывается и проваливается в какую-то яму. Лодыжку простреливает острая боль. Я падаю, как подкошенная, едва успевая перехватить сыночка так, чтобы он не пострадал.

— М-м-м! — вою от боли и отчаяния.

Нога горит огнём. Пробую пошевелить лодыжкой, вскрикиваю от дикого прострела в ступне.

Падаю обессиленно на спину. Это конец. Дальше идти я не смогу.

Слёзы подкатывают, задушенно рыдаю, стараясь не разбудить сыночка. Он, видимо, так вымотался, что умудряется спать в таких диких условиях.

Но теперь он, конечно же, просыпается и начинает кричать.

Подтягиваю его к себе, сажусь, привалившись к стволу старого дерева. Даю сыну грудь. Он начинает жадно сосать. Но мне кажется, что молока у меня нет. Самое страшное, если оно на таких стрессах вообще пропадёт. Тогда…

Мне страшно думать, что будет тогда.

Меня трясёт от холода и ужаса. Зажмуриваюсь, вспоминая все известные молитвы. Это сейчас единственное, что мне остаётся.

— Мамочка, папочка, — всхлипываю я, — помогите нам оттуда, — шепчу в отчаянии, глядя на чёрное ночное небо. — И Дима… Ты ведь теперь с ними? И знаешь, как ты виноват перед сыном. Ладно я, но его защити! Ты ведь обещал!

Конечно, ответа нет. Меня сотрясают рыдания. Поднимается ветер, жалобно завывая вместе со мной.

Постепенно слёзы заканчиваются. И силы тоже.

Прижимаю сыночка покрепче к груди, прикрываю себя и Темочку пледом, пытаясь хоть немного согреться.

Глаза устало закрываются. И я проваливаюсь в тревожный сон, где меня снова преследуют чёрные тени.

Просыпаюсь, когда уже совсем светло. И… тут же замираю в ужасе, потому что где-то рядом слышу голоса.

Прислушиваюсь. Страх отпускает, когда я слышу детский смех.

Дети… Это точно не могут быть мои преследователи. А рядом с детьми наверняка должны быть родители.

— Помогите! — кричу хрипло. — Ау!

Голос не слушается, в горле сухо. Громко крикнуть не получается, но я пробую ещё раз, и ещё.

Через несколько минут я слышу шаги и незнакомую речь. Из-за деревьев ко мне навстречу выходят два чумазых пацанёнка лет десяти.

Цыганята! — вдруг понимаю я.

— Мальчики, здравствуйте, — пытаюсь выдавить улыбку, чтобы не напугать их. — Вы меня понимаете?

Настороженно кивают.

— Вы из табора? Это где-то рядом? — спрашиваю с надеждой.

И снова получаю положительный кивок.

Господи, слава богу! — хочется закричать мне.

— Скажите, вы знаете Сабину?

Молчат, хмуро переглядываются. Я забираюсь под блузку рукой, достаю кулон, который мне дала цыганка. Теперь он — моя последняя надежда.

— Вот это, — показываю кулон детям. — Вы можете отдать это Сабине и передать ей, что мне очень нужна помощь. Пожалуйста. Я вам заплачу.

Дети смотрят на меня с сомнением. Тот, что постарше, забирает у меня кулон.

— Пожалуйста. Я вас очень прошу. Сделаете?

Кивают и пускаются наутёк.

А я остаюсь одна. В полной растерянности. Выполнят ли они обещание или просто заберут себе кулон и забудут про нас? Это ведь цыгане, разве можно им верить?

Цыгане, Агния, и что? Значит, не люди. Вон, тебя предали все, а цыгане помогли. Так что… не суди прежде времени.

Я жду и жду. Но никто ко мне не приходит. За это время я успеваю оторвать от длинной юбки кусок ткани и перетянуть опухшую ногу. Но легче от этого мне не становится. Идти я всё равно не могу.

Надеюсь, это хотя бы не перелом.

Солнце уже высоко, значит, скоро полдень. Снимаю с Артёма грязный памперс, менять мне его не на что. И даже влажных салфеток нет, чтобы обтереть ребёнка. Вытираю малыша ещё одним кусочком ткани, пеленаю кое-как. Что делать дальше, я просто не представляю.

И лобик у малыша, мне кажется, снова горячий.

Изо всех сил стараюсь не паниковать, но это сложно. Вдруг слышу где-то далеко лай собаки. Ужас снова накрывает с головой. Это меня ищут? С собаками?!

Прижимаю Артёма к груди, зажмуриваюсь, потому что понимаю. Это конец.

Нужно бежать отсюда, хотя бы ползком. Уже собираюсь с силами, чтобы сорваться с места, но тут из-за деревьев ко мне выходят двое мужчин и те самые чумазые мальчишки…

Загрузка...