А дальше ад поглощает меня с головой. Боль душевная и физическая переплетаются настолько, что мне хочется одного — сдохнуть. Наверное, если бы у меня под руками было оружие, я бы начала убивать. Всех вокруг и себя…
Но единственное, что мне доступно — это корчиться в муках и проклинать виновных.
Меня снова привозят в больницу. Рядом все чужие. Врачи, медсестры… Ни одного знакомого лица, а мне так хотелось бы понять, что я хоть кому-то нужна.
Начинаются болезненные схватки. Они накатывают и накатывают, не давая возможности передохнуть.
Мы обсуждали с Димой совместные роды. Я была против, но он сказал, что это его выбор, и он будет рядом.
И где ты теперь, проклятый предатель? Поверить так легко в убого состряпанную ложь — это тоже твой выбор? А сын, в чём провинился он?
На каждую новую волну раздирающей боли приходят новые и новые вопросы, на которые у меня нет ответов.
Зато, в памяти прекрасно отпечаталось холодное лицо мужа и улыбающееся — его любовницы.
Неужели ты сможешь просто выбросить нас из своей жизни и жить дальше как ни в чём не бывало?
Я ведь не прощу!
Мысленно вспоминаю родителей. Если бы они были живы…
Но судьба отобрала их у меня три года назад. Скользкая дорога и выскочившая на встречку машина. И всё! Их не стало.
Когда я узнала эту страшную новость, то погрузилась в глубокий шок. Никак не могла поверить, что больше не увижу свою ласковую, улыбчивую маму, не смогу обнять слегка сурового, но бесконечно любящего меня отца…
Сейчас я чувствую нечто похожее. Только в разы хуже. Тогда из депрессии и чёрной тоски по родителям меня вытягивал Дима. А сейчас… Я совершенно одна.
В плену у адской боли, которая, мне кажется, не прекратится никогда…
— тужьтесь! Тужьтесь! — кричит на меня акушерка.
— Я не могу! Я не могу больше! — рыдаю, теряя последние силы.
— Тебе ребёнок нужен?! — рявкает она.
Её окрик поднимает в душе новую волну.
Я не одна. У меня есть мой спасательный круг. Сын! Я должна бороться ради него! — Нужен! — хриплю я.
— Тогда помоги ему, чёрт возьми! Тужься!
И я слушаюсь её. Собираю в кулак жалкие остатки сил, отставляю все свои страдания подальше. Тужусь.
Не нужны мы тебе, Дима, что ж! Так тому и быть! Будь ты проклят!
Рычу от напряжения и отчаяния, собираю всю свою злость для последнего рывка.
— Да, моя умница, так! — слышу одобрительные возгласы акушерки. — Ещё немного! Уже головка показалась. Давай!
Ещё несколько бесконечно-долгих минут агонии, и до меня доносится сначала тихий писк, а затем… Уверенный громкий плач!
Слёзы облегчения накрывают меня.
— Дайте! Дайте мне его! — прошу я.
— Сейчас, милая, сейчас.
Спустя пару минут мне на руки кладут мокрый, скользкий, но такой родной комочек счастья. Ручки, ножки, спутанные тёмные волосики.
Я прижимаю его к груди дрожащими руками.
Меня разрывает от чувств.
Щемящей нежности к сыну и лютой ненависти к его отцу.
— Я тебе клянусь, сыночек, ради тебя я всё смогу. И твой отец ещё получит по заслугам.
Медленно прихожу в себя. Меня перевели в отдельную, явно коммерческую палату.
Я не знаю, кто её оплатил. Дима? Едва ли.
Или, он всё же боится огласки, что жена известного бизнесмена рожает, как дворняжка?
Я не знаю. Но факт в том, что у меня есть всё необходимое. Только счастья и спокойствия нет.
Мне сделали какой-то укол, и теперь веки становятся просто свинцовыми. Я проваливаюсь в тревожный сон.
Там меня мучают те же кошмары, что и наяву. Я от кого-то убегаю, прячусь, постоянно ощущая опасность. Ищу мужа, но когда нахожу, он смеётся мне в лицо, обнимая её. Свою любовницу…
Всё ещё плавая где-то на грани между сном и явью, приоткрываю глаза.
И тут же холодею.
В темноте над люлькой, в которой лежит сынок, склонилась мощная тёмная фигура.
— Нет! Не трогайте его! — вскакиваю. — Помогите! — кричу изо всех сил.
Фигура вздрагивает и тут же покидает палату. Через секунду ко мне влетает заспанная медсестра.
— Что случилось?
— Здесь кто-то был! — шепчу со страхом.
— Нет, милая, тебе показалось, — смотрит на меня с жалостью. — Успокойся и спи, тебе приснилось, наверное.
— Нет.
— А ты всё равно спи. Вон, скоро лялька уже не будет так спокойно лежать, утром даст тебе дрозда. Так что отдыхай, пока можешь.
Уходит, а я встаю кое-как. Тело болит, слабость накатывает. Замираю над моим крошкой, трогаю тёмный пушок на головке.
Да, может я схожу с ума, но мне кажется знакомой та самая фигура, которая мне точно не приснилась. Я ведь узнаю его везде. Упрямый подбородок и орлиный нос.
Дима, зачем ты приходил? И почему тайно? Неужели не хватает смелости прямо посмотреть мне в глаза?
Целую сыночка в лобик и возвращаюсь в кровать. Сворачиваюсь калачиком и снова вою в подушку.
Потому что всё ещё не могу поверить, что семейное моё счастье закончилось так уродливо и резко.
Но ради нашего сына я справлюсь! Ведь другого выхода у меня нет.
Идут дни. Я чувствую себя роботом. Без сердца, без души. Просто выполняю всё от меня необходимое. Потому что отчётливо понимаю, если позволю себе думать о муже, просто расклеюсь, погружусь в душевную агонию, а мне нельзя. У меня сын.
Я всё ещё жду, что Дима появится.
Нет, я понимаю прекрасно, что наш брак обречён. Но мы ведь должны сказать друг другу последнее прощай?
Я всё равно хочу посмотреть ему в глаза не через камеру телефона, а вживую. И сказать я ему тоже хочу многое.
Я вообще не понимаю, что с тобой случилось, Орлов? Ты ведь не был таким бездушным, чёрствым раньше. Неужели мир больших денег тебя так сильно изменил?
А ещё… Я часто вспоминаю ту ночную тень. Зачем ты приходил?
Или это всё же мне привиделось? Теперь я уже ни в чём не уверена.
Я совершенно потеряна в пространстве, я не понимаю, как мне дальше жить. На что, зачем, почему?
Меня больше никто не охраняет. Я могу уйти, но куда?
От родителей мне осталась небольшая квартира. Но там живут квартиранты, и людям нужно будет время, чтобы освободить её.
У меня есть немного денег на счету, но этого точно не хватит даже на первое время.
Радует меня только Тёмочка, мой сынок. Он родился крепенький, несмотря на обстоятельства. Хорошо кушает, и молока у меня достаточно. А значит, как-то проживём.
Наступает день выписки. Я нервничаю с утра, потому что жду…
Я уверена, что Орлов появится. Такое у меня предчувствие.
И я готовлюсь, чтобы высказать ему всё, дать понять, что буду бороться за права своего сына. Пусть делает генетическую экспертизу, если ставит под сомнение своё отцовство.
Ты ещё будешь прощения у меня просить!
Ну, где же ты!
Открывается дверь.
Но в палату входит не он. Его водитель.
— Агния Сергеевна, — смотрит на меня холодно, — Дмитрий Валерьевич просил передать вам это…
Закатывает огромный чемодан. Я немею от дурных предчувствий.
— Зачем? — еле выдавливаю. — И где он сам?
Хотя всё я прекрасно понимаю. Не пришёл! И в глаза посмотреть не смог! Или не захотел? Решил ещё и так ударить побольнее?
— Это ваши вещи. А Дмитрий Валерьевич в отъезде.
— С ней? — доходит до сознания страшная правда.
— Да. Со своей невестой.
Удушающая тёмная волна поднимается в груди.
Множество вопросов вертится в голове, но я задаю тот, что шокирует больше всего:
— А как же… его сын? — дрожит надорвано мой голос.
— Ребёнок ему не нужен, — поджимает губы водитель. — Как и вы.
— Но я всё ещё ему жена!
— Уже нет. Вот документы о разводе, — протягивает мне папку, а я смотрю на неё, как на ядовитую змею.
— Я ничего не подписывала! Да и как он мог со мной развестись? Я была беременна, а теперь у нас ребёнок. Пока ему не исполнится год, нас не имеют права развести!
— Насколько я понимаю, ваш развод случился больше десяти месяцев назад. Вы просто… забыли? — смотрит на меня с прищуром, и в его взгляде читается явная угроза.
— Вы думаете, я оставлю это так? Да, я постараюсь, чтобы об этом узнала каждая бульварная газета! Я оставлю его на весь мир! — шиплю на этого бездушного идиота.
— А вот этого я бы вам делать не рекомендовал, — прищуривается прихвостень моего мужа. — У Дмитрия Валерьевича скоро свадьба. И это радостное событие никто не должен омрачить. Иначе… последствий вам не вывезти.
— Вы мне угрожаете?
— Нет. Предупреждаю. Если хотите, чтобы ваш сын не остался сиротой, то советую вам уехать подальше из города и больше здесь никогда не появляться. Вот здесь деньги, — оставляет на тумбочке пухлый конверт. — Это всё, чем ваш муж может помочь. Больше он вам ничем не обязан.