Где-то плачет мой малыш. Надрывно кричит. И я знаю, что должна ему помочь, но никак не могу открыть глаза. Веки как будто свинцовые.
— Агния! Агния! — слышу своё имя.
С огромным трудом открываю глаза.
— Агния!
Темно. Тесно. Неудобно.
Пытаюсь пошевелиться, руку простреливает болью, по лицу течёт что-то липкое.
— Агния!
Резко поднимаю голову. Судорожно ищу глазами ребёнка. Он лежит рядом на сидении. Пытаюсь поднять Тёмочку, но ребро простреливает дикой болью. С шипением принимаю более удобное положение и все же беру ребёнка на руки.
— Агния! — откуда-то спереди.
— Яр! Яр, ты живой? — пытаюсь рассмотреть, что с ним.
— Агния, меня зажало, — сквозь зубы цедит Ярослав. — Попробуй открыть свою дверь.
— Да, да. Сейчас.
Толкаю дверь машины, но она никак не поддаётся. Каждое движение отзывается резкой болью в теле. И по лицу что-то тёплое течёт. Но я стараюсь не обращать на это внимания, сжимаю зубы, перебираюсь на другую сторону и пробую открыть дверь здесь. Получается. Кое-как мы выбираемся с Тёмочкой на улицу. Ощупываю ребёнка, пытаясь понять, не ранен ли он. Слава богу, не вижу на нём ни крови, ни каких-то других увечий. Тёмочка начинает плакать тише.
Осматриваюсь. Машина стоит, накренившись в каком-то заросшем овраге. Господи. Мы ведь могли разбиться. Как это произошло?
Вспоминаю, что нас преследовали. А значит, они могут вернуться?
Заворачиваю Тёмочку плотнее в тёплый плед и укладываю на траву. Сама спешу к Яру.
Дёргаю его дверь, но она не поддаётся. Окно выбито и острые края стекла опасно торчат. Аккуратно убираю эти осколки.
— Яр! Он лежит на сидении, голова и лицо в крови. Боже. Это страшное зрелище.
— Яр! Яр, что мне сделать? Как тебе помочь? — размазываю слёзы отчаяния по лицу.
Достаю платок из кармана, пытаюсь вытереть кровь с виска Яра.
— Агния, послушай меня внимательно! — он ловит меня за руку останавливая. Лицо его перекошено от боли, но голос твёрдый.
— Меня зажало здесь основательно. Я не смогу выбраться без посторонней помощи. А вам нужно уходить. Возьми вот это, — протягивает мне в руки папку с документами, которую я уже видела, и чёрный пакет.
— Что это?
— Здесь деньги и документы. Сейчас спрячься, пока всё не уляжется, а потом уезжай из страны. Телефон свой выброси. Возьми этот, — протягивает мне старый кнопочный аппарат. Я позвоню тебе на него, как только смогу.
Голос его становится всё слабее, дыхание судорожное. Глаза начинают закатываться.
— Ярик! Ярик! — трясу его. — Тебе нужна помощь.
— Она будет, — шепчет сбито. — Но тебе нужно уходить. Они вернутся. Я им не нужен. А тебя они не пощадят. Бегите.
— Но… Я не могу тебя бросить! Ты можешь умереть!
— Да, — закашливается. — Но если ты не уйдёшь, мы умрём все! Подумай о сыне.
— Господи! За что мне это? Почему? — в отчаянии хватаюсь за голову. — Агния, соберись! И спаси сына! — рявкает Яр и снова закашливается.
Тема начинает кричать громче.
— Бегите! Я вас найду, как только смогу, — шепчет Ярик. — Спасибо тебе за всё, — пожимаю его руку. — Я буду тебя ждать.
В десятке метров от нас на трассе останавливаются две машины.
— Чёрт! Это они! Уходите! Быстрее!
Я подхватываю на руки Артёма и бегу в ближайший лес, умоляя сына успокоиться.
Мне везёт, малыш затихает, как будто чувствуя, что от этого сейчас зависят наши жизни. Добегаю до первых деревьев, прячусь в тёмных кустах, задыхаясь от быстрого бега. Прислушиваюсь. Вдалеке, около машины слышу грубые мужские голоса. А потом… ночную тишину разрывает выстрел…
Меня накрывает диким ужасом. Я подхватываю крепче Артёма и бегу, больше не разбирая дороги.
Потому что понимаю, что Яр нам уже ничем не поможет. И если мы не убежим, то будем следующими…