— Ну что? — сканирует меня Дима обеспокоенным взглядом.
— Можем ехать назад.
Он открывает для меня дверь машины. Сажусь, всё ещё слегка оглушённая. После разговора с Сабиной легче мне не стало, скорее наоборот. Я услышала её посыл: слушать своё сердце. Оно так отчаянно стучит, когда Дима рядом. В такие моменты мне хочется бросить всё, прижаться к нему и просто чувствовать его тепло и ласку.
Дима поглядывает на меня настороженно. Я знаю, он хочет задать много вопросов, но сдерживается. В последние дни чётко занял выжидательную позицию.
Едем. Дождь прошёл, но хмурые тучи всё ещё закрывают небо. От этого ранние сумерки кажутся ещё более тёмными и мрачными. Проезжаем мимо того самого леса, который является мне в кошмарах почти каждую ночь.
— Останови, — прошу я.
— Зачем? — оборачивается Дима.
— Хочу выйти.
— Тебе плохо?
— Нет.
Дима останавливается. Я выхожу и долго смотрю на высокие сосны и берёзы, которые возвышаются надо мной. Кривая тропинка уводит от дороги вглубь леса. Иду по ней. Сабина ведь не просто так сказала про это место. Я должна оставить здесь то, что не хотела взять.
Прохожу метров на десять вглубь. Чувствую, что Дима идёт где-то недалеко позади, не сводя с меня глаз. Смотрю вверх, на хмурое небо, которое проглядывает сквозь кроны деревьев. Слышу шум ветра, и мне кажется, в меня проникает то самое чувство, которое иногда преследует во сне.
Как будто я одна в этом большом и чёрном лесу, и все эти деревья, которые сейчас при свете дня выглядят совсем безобидными, ночью могут наброситься на меня, пугая своими тенями. Я начинаю понимать, зачем отправила меня сюда мудрая цыганка. Из этого леса я унесла один из своих самых жутких страхов. И он частенько поднимает голову, нашёптывает, что мне нужно бежать, что никому нельзя верить, что я всё ещё в опасности. Лишает здравого смысла, окутывает чернотой моё сердце, и тогда его голос становится тише.
А ведь главное, что сказала Сабина: слушать своё сердце. И именно страхи не позволяют мне этого сделать.
Сейчас я хочу оставить свои страхи здесь. Знать бы ещё, как. Они ведь живут у меня в голове.
Очередной порыв ветра пронзает холодом. Начинаю мелко дрожать от воспоминаний. Я помню, как бежала среди этих деревьев, как отчаянно прижимала к себе ребёнка, как упала камнем и лежала с ощущением, что я совершенно беспомощна и беззащитна. Как чувствовала себя загнанной дичью, на которую ведут охоту безжалостные хищники.
По щекам начинают литься слёзы, прочерчивая горячие дорожки на коже. И в момент, когда отчаяние хочет овладеть мной, я чувствую, как на озябшие плечи ложатся горячие ладони. Дима ничего не спрашивает и не говорит, он просто обнимает меня со спины, так, как я всё это время мечтала. Его горячее дыхание опаляет мою щеку. Губы собирают мои слёзы.
И мы так долго стоим. Я стараюсь слушать своё сердце. Сейчас я могу это сделать, потому что в его объятиях я чувствую себя в безопасности.
— Это тот самый лес, который ты видишь в кошмарах? — нарушает тишину Дима.
— Да, — отвечаю тихо.
— Мне жаль, что я уже ничего не могу исправить. Я обещаю, что теперь всегда буду рядом. Я тебя очень люблю, — прижимает меня сильнее.
Дрожь отступает. В груди становится горячо. А слёзы льются сильнее, воспоминания не отпускают.
— Если бы ты знал, как мне здесь было страшно, — судорожно шепчу я.
Понимаю, что мне нужно озвучить это, вытолкнуть из себя. Быть может, тогда я смогу оставить свои страхи здесь.
— Расскажи, — тихо просит Дима, как будто читая мои мысли.
— В ту ночь Артёма хотели похитить из больницы. Азалия помогла мне. Она предложила укрыться в таборе…
И дальше рассказываю, как появился Яр, как мы убегали из больницы, как поняли, что нас преследуют.
— Машину выбросило в кювет. Яра зажало. Он отдал мне деньги и приказал бежать.
Судорожно всхлипываю, потому что воспоминания накатывают лавиной. Дима не перебивает, просто прижимает меня ещё крепче, впитывая мои страхи и боль.
— Продолжай, — шепчет он. — Я хочу всё знать.
— Мы бежали по тёмному лесу. А потом я услышала выстрел. Я поняла, что Ярика больше нет в живых. И что, если эти люди догонят нас, следующая пуля будет нашей. Я бежала. Долго, пока не выдохлась, а потом ещё какое-то время бродила здесь в кромешной темноте. Вдалеке слышался лай собак, и это было очень страшно. А потом я упала. Зацепилась за корягу, подвернула ногу, и всё. Я поняла, что проиграла, что это конец. Что нас поймают. Тёма плакал, я не могла его успокоить. Он был такой крохотный, больной, беззащитный. Не помню, как мы дожили до утра, было очень холодно. А потом нас случайно нашли цыганские дети. Они привели взрослых, и так мы попали в табор. Сабина очень помогла мне. А потом отправила к своим родственникам — в тот самый город, где мы с тобой встретились.
Дима судорожно выдыхает. Я тоже. Ощущаю ледяное опустошение внутри. Он крепко обнимает меня, но я чувствую, его тоже колотит. Он зарывается мне в волосы, дышит.
— Мне очень жаль, что тебе пришлось это пережить, — шепчет хрипло. — Да, это моя вина. Я могу попросить прощения ещё сотню раз. Я понимаю, что это не изменит всего, что произошло. Но я бы очень хотел сделать тебя счастливой снова. Скажи... ты ещё любишь меня? — задаёт главный вопрос и затихает, ожидая моего ответа как приговора.
Дрожь усиливается. Эмоциональное напряжение нарастает. В груди как будто хочет взорваться огненный комок.
Но я уже знаю, что отвечу. Я уже всё решила, Сабина права. Может, я и дура, и потом снова пожалею... Но я хочу слушать своё сердце, а потому тихо выдыхаю:
— Люблю.