Не отдавай меня ему

Глава 10

Латифа

Полночь. Дом утопает в бархатной тишине, но в моей голове стоит оглушительный гул. Я сижу на кухне, обхватив ладонями кружку с молоком и мёдом. Напиток уже остыл, а сон всё не приходит.

Мысли кружатся, как осенние листья в вихре: две полоски на тесте, слова врача из скорой, леденящий ужас при мысли о Зауре. Эта новая жизнь внутри меня — такое хрупкое чудо — возникла именно тогда, когда я сама решила начать жить заново. И теперь Заур сделает всё, чтобы не отпустить меня. Чтобы навечно приковать к себе ребёнком.

Внезапно тишину разрезают тяжёлые, уверенные шаги в холле. Сердце ёкнуло и замерло.

Спустя несколько секунд в дверном проёме появляется высокая, мощная фигура Джафар-бея. Он кажется уставшим: рубашка расстёгнута на пару пуговиц, волосы слегка растрёпаны. Его тёмные глаза с удивлением встречаются с моими.

— Латифа? Почему не спишь?

Я сжимаю кружку так, что костяшки белеют.

— Не могу уснуть. Молоко с мёдом, — мой голос звучит тише, чем я хотела. — Говорят, лучшее средство.

Он молча стоит на пороге, будто взвешивая что-то, а затем входит на кухню и тяжело опускается на стул напротив.

— И мне сделаешь?

— Конечно.

Я тут же встаю, почувствовав на себе его взгляд. Он был тяжёлым, почти осязаемым, и от него по спине пробежали мурашки.

Повернувшись к столешнице, чтобы подогреть молоко, я улавливаю в воздухе едва заметный, но устойчивый шлейф. Сладковатый, пряный, дорогой аромат женских духов. Значит, он приехал от своей женщины, о которой говорила Джала. От той, чьё присутствие в его жизни никогда не афишировалось, но всегда подразумевалось.

Интересно, а она снова оставила след от помады на его воротнике? Бедная Джала — снова ей придётся отстирывать. Вновь стало любопытно, какая она и почему он не представляет её семье. Может, она не из наших? Не хочет расстраивать Аишу? Хотя Аиша не похожа на ту, что будет против новой любви своего отца.

Любви… Интересно, а как он любит, если его брат этого не умеет? Как может любить такой большой и надёжный мужчина?

От этих мыслей щёки заливает краской. Как хорошо, что он этого не видит. И зачем вообще я об этом подумала?

Я чувствую странное покалывание в затылке, осознавая, что он, вероятно, смотрит на мою спину, на волосы, спадающие на плечи. Это непривычно — ходить перед ним без косынки, но, кажется, я начинаю привыкать, ведь Аиша вообще её не надевает. Мне становится не по себе, к горлу подкатывает непонятный, горьковатый ком.

Я делаю всё быстро, почти машинально. Ставлю перед ним кружку, стараясь не коснуться его пальцев, не встретиться взглядом.

— Держите.

— Спасибо, — он берёт кружку, его крупные пальцы обхватывают керамическую чашку. — Посиди со мной. Не хочется в тишине оставаться.

Я медленно возвращаюсь на своё место, снова ощущая на себе его внимание.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он и делает первый глоток. Его взгляд — пристальный, изучающий — заставляет подсобраться.

— Лучше, — вру я, опустив глаза. Сказать ему о тестах? Нет. Ещё рано. Слишком страшно. — Завтра… завтра я поеду к врачу. Надо пройти обследование.

— Это правильно. Надо беречь себя и ребёнка. Твои вещи привезли?

— Да, — прикусываю губу. — И ещё мама позвонила моему отцу и мачехе. Они перезвонили мне. Завтра утром выезжают сюда.

Джафар-бей мгновенно и недовольно напрягается. Мне стыдно, что я втянула его во всё это.

— Они хотят поговорить со мной, но я знаю, что начнут убеждать вернуться.

— Во сколько они приедут? — деловито спрашивает хозяин дома.

— В два где-то.

Коротко кивает, снова отпивает из кружки. Закрыв глаза, говорит спокойно:

— Я их встречу. Разговор будет нелёгким.

Джафар-бей вновь меня спасает. Вновь берёт на себя удар и ответственность. Знаю, что папа будет недоволен — его накрутила не только моя свекровь, но и мачеха.

— Пусть Аллах вознаградит вас, Джафар-бей.

Он кивает, и на кухне вновь наступает напряжённая тишина. Я чувствую его через стол — каждый его вздох, каждое движение. Не могу понять, что происходит со мной и почему меня так волнует и одновременно пугает его присутствие. Его брата я боялась — наверное, срабатывал инстинкт самосохранения. Но никогда моё сердце так не стучало рядом с ним. А с Джафар-беем — стучит.

И началось это всё вчера, когда он увидел меня в сорочке.

Рискнув, поднимаю на него глаза и вижу, что он, не отрываясь, смотрит на меня. В его взгляде нет привычной суровости — лишь усталость, глубокая задумчивость и что-то ещё… что-то тёплое, опасное, от чего по телу разливается странная мягкая волна, будто то самое молоко с мёдом пролили внутрь.

— Латифа, — тихо произносит он, и моё имя в его устах звучит по-новому — красиво, почти ласково.

Вдруг он медленно тянет руку через стол. Не касаясь меня, просто кладёт свою крупную, сильную ладонь рядом. Расстояние между его мизинцем и моим большим пальцем — не больше сантиметра. Я замираю, затаив дыхание. Кажется, я чувствую исходящее от его кожи тепло.

Я медленно встаю, отодвигаю стул.

— Мне пора. Спокойной ночи, Джафар-бей.

— Спокойной ночи, Латифа.

Я почти бегу прочь, чувствуя, как его взгляд жжёт спину, а сердце бешено колотится, порождая во мне всё новые страхи и запреты.