Не отдавай меня ему

Глава 22

Дверь в её квартиру открывается, как только я выхожу из лифта. Карина стоит на пороге, как всегда, безупречная, соблазнительная, красивая. Шёлковый чёрный халат, идеальный макияж, томный взгляд. Она — готовая отдушина, простой и понятный выход для того адреналина и ярости, что клокочут во мне.

Я не говорю ни слова. Вхожу, захлопываю дверь и тут же прижимаю её к стене, находя её губы. Это не ласка, а нападение. В нём вся горечь от сегодняшнего разговора с братом, злость на себя за слабость к Латифе, отчаяние от этой невозможной ситуации. Я жду, что она оттолкнёт меня, скажет «успокойся» или «не так грубо».

Но она не отталкивает. Наоборот, её пальцы впиваются в мои плечи, и она отвечает мне с готовностью, расстёгивает пуговицы на рубашке, блуждает ладонями по телу. Её готовность принять всю мою жёсткость, не задавая вопросов, на секунду озадачивает меня. Почему?

— Ты голодный, да? — шепчет мне в губы. — Ничего не говори, я вижу, что голодный.

Снова целует меня, касаясь пальцами плотной ткани брюк, поглаживая, приглашая.

Мы перемещаемся в спальню. Одежда летит на пол, падаем вместе на кровать. Я сжимаю её грудь, прикусываю сосок, чувствуя, как она выгибается и кричит не от боли, а от возбуждения. Она хочет этого. Ей нравится эта грубая сила, этот животный напор.

— Джафар, — зовёт, кусает губы, когда я развожу её колени.

Я вхожу в неё резко, без прелюдий. Движения мои жёсткие, почти безжалостные. Я пытаюсь изгнать из себя этого демона, это наваждение по имени Латифа. Карина стонет подо мной, её ноги обвивают талию, а ногти царапают мою кожу.

— Да, вот так! Сильнее! Дааа… — крики Карины, её быстрый, яркий оргазм лишь подстёгивают меня, но не трогают.

Я закрываю глаза, погружаясь в ритм, ищу забвения. Но вместо темноты передо мной возникает другое лицо. Испуганные, огромные глаза, дрожащие губы, вкус янтарного варенья.

Латифа. Латифа. Латифа. Запретная моя…

Это как удар током. Я представляю, что это она подо мной. Что это её тело трепещет от моих прикосновений. Что это её тихие стоны я слышу. Эта мысль, греховная и пьянящая, доводит меня до края быстрее, чем любая физическая стимуляция.

Я кончаю с резким, сдавленным рыком, всё ещё зажмурившись, пытаясь удержать её образ. На мгновение забываю, где я и с кем. В порыве странной, несвойственной мне нежности я приподнимаю женщину подо мной, прижимаю к своей груди и целую в висок, шепча на ухо с хриплой лаской, что сама собой слетает с губ:

— Джиним… Шириним… Хорошая моя… (Дорогая моя, сладкая моя.)

Карина замирает, затем судорожно вздыхает, её тело напрягается.

— Ты… ты никогда так не называл меня, милый, — её голос звучит смущённо и удивлённо. — Никогда не говорил таких ласковых слов.

Её слова возвращают меня в реальность с жестокой резкостью. Я открываю глаза и смотрю на неё. На её распущенные волосы, искусанные пухлые губы, размазанную косметику, лицо, которое сейчас кажется мне чужим. Хмурюсь.

Я говорил не ей. Эти слова были для другой. Для той, чей призрак лёг между нами в эту ночь.

Я молча выхожу из неё, перекатываюсь на спину, чувствуя, как накатывает волна острого, почти физического отвращения — к себе, к ситуации, к этой жалкой попытке сбежать. Воздух в комнате становится тяжёлым и невыносимым.

Карина не говорит больше ничего. Она просто устраивается рядом, и тишина говорит сама за себя. Я приехал к одной женщине, но люблю другую.

Я лежу на спине, глядя в потолок, чувствуя, как стыд медленно заполняет всё внутри. Рядом неподвижно лежит Карина и ждёт, что я что-то скажу. Может, обниму. Но я не могу.

Я резко поднимаюсь с кровати.

— Я в душ. И потом поеду.

— Что? — переспрашивает. — Почему? Джафар, что случилось? Всё же было хорошо. Ты же назвал меня джиним. Ты никогда…

Она не договаривает. Я стою к ней спиной, натягивая брюки, и молчу.

— Джафар? — зовёт, а потом замолкает. Слышу, как она встаёт с кровати.

— Это ты не мне говорил? — в её словах впервые звучит горькая, острая обида. Я поворачиваю голову и вижу, как на её глазах выступили слёзы. — Ты приехал ко мне, трахал меня, но представлял на моём месте другую, да?

Я шумно выдыхаю, снова отворачиваюсь и застёгиваю ремень.

— Джафар, ответь мне, чёрт возьми! — кричит Карина. — Кто она? Ты её… любишь?

Я молчу, поднимая с пола рубашку и надевая её.

— Ты любишь её, — она произносит это уже не как вопрос. — Но не можешь с ней спать, так? И поэтому пришёл ко мне? Слить всё это… всё, что предназначено ей? Козёл! Какой же ты козёл!

Она была на сто процентов права. Я резко обернулся. В этот момент я возненавидел себя ещё сильнее.

— Прости, Карина! — говорю ясно, громко. — Да, я козёл. Называй как хочешь. Мне нечего тебе возразить. Ничего!

Она с размаху даёт мне отрезвляющую пощёчину, а потом начинает колотить кулачками в грудь.

— Уходи тогда! — сквозь слёзы кричит и продолжает бить. — Уходи! Не хочу тебя больше видеть! Вон пошёл!

Я ничего ей не отвечаю, потому что крыть эту уродливую правду нечем. Я просто перехватываю её запястья, мягко, но твёрдо отстраняю от себя и смотрю в полные ненависти и боли глаза.

Она опускается на край кровати и плачет, а я выхожу из спальни и иду к двери. Тяжёлый камень вины лежит на душе. Мне нет оправдания. Я так запутался в собственных чувствах, что ранил Карину и заслужил её ненависть.