Латифа
Октябрь — моё любимое время года. Воздух свежий, солнце уже не палит, но греет, и вода приобретает глубокий, свинцово-синий оттенок. Я иду по набережной, кутаясь в лёгкое пальто, касаясь пальцами шарфа, инстинктивно прикрывая горло и вдыхая знакомый запах моря и свободы.
Жизнь вошла в свою спокойную, размеренную колею. Работа, прогулки, поездки к тёте, редкие, но тёплые разговоры с Джалой и Аишей. Иногда, в самые тихие вечера, я позволяю себе думать о Джафаре. Эти мысли всегда приносят с собой странную смесь боли, нежности и тихой, затаённой надежды, которую я стараюсь подавить. Он — часть того мира, который я оставила позади. Мира ссор, проклятий и сложных чувств.
Внезапно резкий звук шин о бордюр нарушает моё спокойствие. Я инстинктивно оборачиваюсь. Рядом со мной останавливается большой чёрный внедорожник. Сердце по привычке замирает от страха, но я тут же беру себя в руки. Это не Заур. Заур где-то далеко, в бегах.
Дверь открывается, и из машины выходит… Джафар.
Он идёт ко мне уверенно, и полы его расстёгнутого пальто развеваются на ветру. Какой красивый, взрослый, поседевший, но вместе с тем такой же строгий, любимый. Я всё ещё стою, не в силах сделать шаг, а он подходит ко мне и смотрит сверху вниз в глаза. Рядом с ним я чувствую себя такой маленькой и хрупкой. И мне до дрожи в пальцах хочется дотронуться до него, удостовериться, что он реальный — из плоти и крови, а не призрак из прошлого.
Мы молчим, может, целую вечность, просто глядя друг на друга. Шум прибоя, крики чаек — всё это уходит на задний план. Существует только он: его мощная фигура, его глаза и губы.
— Латифа, — наконец произносит он, и моё имя на его устах звучит необыкновенно красиво.
— Джафар-бей, — мой голос слегка дрожит. — Что вы здесь делаете?
Он подходит ещё ближе, и в грудь будто ударяет ток.
— Приехал за тобой.
— Не понимаю, — качаю головой.
— Приехал забрать назад. К себе.
— Джафар, — называю его только по имени, не веря в то, что слышу. — Это неправильно…
Он не отступает. Его взгляд становится ещё более пронзительным, жгучим.
— Кто решил, что правильно, а что нет? — его голос тих, и каждое слово ложится лёгким пёрышком прямо в душу. — Кто эти судьи, Латифа? Кто имеет право решать за нас?
Я отвожу взгляд, глядя на бегущие волны вдали. Слова приходят сами, тихие и горькие:
— Твоя мама… твоя сестра, — и я снова ловлю себя на том, что говорю «ты». Это так просто. Словно за эти месяцы разлуки все формальности сгорели в огне тоски.
— Мне всё равно на чужое мнение, — произносит он с такой ледяной, железной уверенностью, что я невольно смотрю на него снова. — Я всегда жил своим умом. Своими решениями. И мой разум, и моё сердце, — он делает паузу, и в его глазах я вижу не просто страсть, а глубокую, выстраданную истину, — привели меня к тебе, Латифа.
Он делает последний шаг, и теперь между нами нет никаких преград.
— Я люблю тебя, — признаётся он, и я замираю, услышав эти слова. — Никогда ни одну женщину я не любил так, как полюбил тебя. Ты вошла в мой дом и в мою жизнь как тихая буря. И когда ты уехала… — его голос на мгновение стихает, он смотрит куда-то в сторону, собираясь с мыслями, прежде чем снова встретиться со мной взглядом, — мой дом опустел. Жизнь, которую ты наполняла своей улыбкой, добротой, музыкой, стала серой. Без тебя нет света, Латифа. Нет смысла.
Слёзы, которые я так старательно сдерживала все эти месяцы, наконец вырываются наружу. Они текут по моим щекам беззвучно, горячие и горькие. Он не пытается их стереть. Он просто смотрит на меня, позволяя мне плакать, позволяя быть слабой.
— Я тоже люблю тебя, — шепчу я сквозь слёзы, и это признание, наконец вырвавшееся наружу, чувствуется как исцеление. Как глоток свежего воздуха после долгого пребывания в запертой клетке. — Но я боялась в этом признаться даже себе.
— Не бойся больше, — его голос становится мягким, как шёпот прибоя. — Никогда. Я никому тебя не отдам.
Джафар медленно протягивает руку и касается моей щеки. Его пальцы стирают мокрые дорожки. Затем он смотрит вокруг, понимая, что из-за людей вокруг не может сделать то, что хочет. Не может притянуть меня к себе и поцеловать так, как мечтал.
Вместо этого Джафар берёт мою кисть в свою руку, подносит её к своим губам и целует. Долго, нежно, не отрывая от меня взгляда. И в этот миг, под шум моря и крики чаек, под осенним солнцем, я понимаю — моя изоляция окончена.
Мы идём по набережной, и его рука, твёрдо лежащая на моей, кажется самым надёжным якорем на свете. Я прижимаюсь к нему, положив голову на его плечо. Ветер с моря треплет мои волосы, но мне не холодно. От него исходит такое тепло, что согревает меня изнутри. Я чувствую себя безмерно счастливой. Такой беззащитной и такой защищённой одновременно.
Мы идём молча, и в этом молчании нет неловкости. Оно наполнено всем, что мы не сказали друг другу за месяцы разлуки. И вот я вспоминаю слова Джалы, которые всё это время грызли меня изнутри.
— Джала сказала, что у тебя были проблемы с бизнесом из-за Заура, — тихо говорю я, нарушая тишину.
Он лишь слегка поворачивает голову, его щёка касается моих волос.
— Пустяки. Всё позади. Тебе не о чем беспокоиться, джаным. Я всё уладил.
Улыбаюсь, услышав, как он называет меня своей душой. В его голосе такая уверенность, что все мои тревоги тают. Он, как настоящий мужчина, не хочет обременять меня своими проблемами. Он просто хочет меня защищать.
— Когда ты сможешь поехать со мной? — спрашивает Джафар.
— Мне нужно уволиться из школы, — говорю я и вдруг тихо смеюсь. — Аллах, какой же я плохой учитель. Я нигде не задерживаюсь надолго.
Мы останавливаемся. Ветер дует с моря, с силой путает мои волосы, заставлет зажмуриться. Джафар поворачивается ко мне и большими, тёплыми ладонями осторожно убираетт непослушные пряди с моего лица.
— Мы вернёмся, и ты сможешь делать всё, что захочешь, — говорит он, глядя мне прямо в глаза. — Если хочешь преподавать — я не против.
— Хочу.
— Хорошо, — он не отпускает меня. — Твой период идды закончился. Мы можем пожениться.
Сердце замирает, а потом начинает биться с удвоенной силой.
— Это… это уже предложение? — спрашиваю я, почти не веря своим ушам.
Его губы трогает лёгкая, почти невидимая улыбка, но в глазах — абсолютная серьёзность.
— Да. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Как можно скорее.
Он не встаёт на колено и не даёт клятв под луной. Его предложение — это не романтический порыв, а глубокое, осознанное решение. Решение мужчины, который знает, чего хочет и больше не намерен ждать. В этой суровой искренности — больше правды и любви, чем в самых красивых словах.
— Я согласна, Джафар.
*Идда — это период выжидания, который мусульманская женщина должна соблюдать после развода или смерти мужа, чтобы исключить возможность беременности и установить отцовство.