Не отдавай меня ему

Глава 23

Солнечный свет, льющийся в окно внедорожника, кажется мне неестественно ярким, издевательски назойливым. Я сижу на заднем сиденье и смотрю на проплывающие мимо здания. На другой стороне — Джафар-бей, которого я все эти дни тщательно избегала. Да и сам он приходил поздно. Слава Аллаху, мы не пересекались, но когда накануне он сказал, что поедет со мной в суд, я промолчала и покорно согласилась.

Пора уходить из его дома, потому что незамужняя невестка не должна оставаться под одной крышей с бывшим деверем. Несколько дней назад я чётко поняла одну истину — я люблю Джафар-бея. Но эта любовь неправильная, запретная, грешная. И самое правильное — покинуть особняк, оставив в душе воспоминания о нём — таком родном и далёком.

Перевожу взгляд на руки, лежащие на коленях. Они слегка трясутся. Сегодня день, которого я так ждала и так боялась одновременно. День развода.

Джафар-бей молчалив и суров. Несмотря на наши сложные ныне отношения, его присутствие придаёт мне уверенность в себе. Арсен и Руслан сопровождают нас, их лица непроницаемы. Деверь настоял на охране, учитывая прошлое нападение Заура.

В зал суда мы с Джафар-беем и адвокатом входим первыми. Потом появляется он — мой муж, которого я ненавижу всей душой. Он бледен, его глаза горят тёмным, немым огнём. Он бросает на меня взгляд, полный такой лютой злости, что мне становится физически холодно и неприятно. Но он молчит. Не говорит ни слова. Не смотрит на брата. Процедура проходит быстро, формально. Судья говорит, что брак расторгается, стороны претензий друг к другу не имеют.

Я свободна.

Когда мы выходим, Заур проходит мимо, и на секунду его взгляд находит меня. В нём — обещание. Обещание мести. Этот взгляд впивается в меня мерзкой занозой.

Джафар-бей берёт меня под локоть, твёрдо и бережно, и помогает сесть в машину. Его прикосновение обычно заставляет меня трепетать, но сейчас я ничего не чувствую, кроме оцепенения.

Дома нас встречает Джала. Её доброе лицо полно беспокойства.

— Ну что, дочка? Как ты? — она обнимает меня, и я в этот момент так благодарна ей за участие и доброту.

— Всё закончилось, — тихо говорю.

Аиша ещё в школе. Джафар-бей коротко кивает Джале и говорит мне:

— Пойдём в кабинет.

Мы снова здесь, где всего несколько дней назад его губы коснулись моих. Теперь между нами лежит целая пропасть. Он стоит у своего стола, я — в нескольких шагах от него, у окна.

— Всё закончилось, — повторяю я, глядя во двор. — И как только я приведу в порядок документы, я уеду.

Он замирает.

— Уедешь? Куда? Это бессмысленно, Латифа. Тебе и ребёнку нужна защита. Крыша над головой.

— Я не могу оставаться здесь, Джафар-бей.

— Почему? — его голос становится жёстче. — Из-за того, что произошло между нами?

Я закрываю глаза. Да. Из-за этого. Из-за этого запретного чувства, которое обжигает меня изнутри. Из-за стыда, который я испытываю каждый раз, когда вижу его. Из-за того, что я готова забыть обо всём на свете ради его прикосновения, и это меня пугает больше, чем угрозы Заура.

— Да, — выдыхаю я, не в силах лгать. — Спасибо вам за всё, но я хочу начать новую жизнь вдали отсюда. Я написала двоюродной сестре мамы. Она согласна приютить меня на время. И я начну сначала.

Я вижу, как напрягается его тело, как он сжимает челюсть. В глазах Джафара вспыхивает боль, гнев, разочарование. Но он лишь цедит сквозь зубы:

— Я подумаю.

Хозяин дома уходит, хлопнув дверью. Я остаюсь одна в тишине его кабинета, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. Не от печали, а от опустошения.

Через несколько часов, когда я сижу в своей комнате и бесцельно листаю книгу, в доме раздаются гневные голоса. Я выхожу в холл и замираю, увидев бывшую свекровь Зулейху-ханум и золовку Зарину. Мать Джафара и Заура в гневе. Её лицо пунцово от ярости.

— Ах ты неблагодарная гадина! — она бросается ко мне, тыча в меня пальцем. — Ты довольна? Рассорила моих сыновей! Сделала их врагами!

— Мама, оставь, это была плохая идея. Джафар нам этого не простит!

— Нет, пусть она знает, что сделала!

Я отступаю, словно от удара.

— Зулейха-ханум, я…

— Молчи! Не смей мне ничего говорить! Ты разрушила мою семью! Прокляну тебя! Да сгниёт твоё чрево, раз ты не смогла дать мужу ребёнка и совратила его брата!

Её слова подобно плети бьют хлёстко и невыносимо больно. Внезапно между нами встаёт Джала. Её обычно доброе лицо сурово.

— Ханум, опомнитесь! Побойтесь Аллаха! Как вы можете говорить такое? Уходите из этого дома!

— Я не уйду! — Зулейха истерично смеётся. — Позвоню сыну! Посмотрим, кого он выгонит!

— Звоните, — спокойно говорит Джала. — Хозяин знает, где правда.

— Сын против матери не пойдёт! — кричит Зулейха, но в её голосе слышна неуверенность. — Но и я здесь не останусь, пока эта дрянь здесь. Пойдём, Зарина! А ты, — она снова смотрит на меня, — будешь жить с этим. С моим проклятием. Оно будет преследовать тебя и весь твой женский род.

Она разворачивается и уходит, хлопнув дверью так, что задрожали стены.

Я стою, прислонившись к стене, и дрожу. Джала подходит ко мне, пытается обнять.

— Не слушай её, дочка. Это злость говорит в ней.

— Нет, — плачу я, отстраняясь. — Джала, пожалуйста, не говори об этом Джафар-бею. Хватит с него. Он из-за меня со всеми переругался. С братом, с матерью, сестрой. Хватит. Не хочу больше ничего знать об этой семье. Завтра же уеду.

Джала хочет возразить, но видит моё лицо и лишь грустно вздыхает.

— Иди отдохни, кизим. Ты бледная, а тебе нельзя нервничать.

Я киваю и, пошатываясь, ухожу к себе. Голова раскалывается от боли, в висках стучит. Задернув шторы, ложусь в постель, надеясь, что сон принесёт забвение.

Просыпаюсь от внезапных, тянущих болей внизу живота. В комнате темно. Я вся в липком, холодном поту, меня бьёт мелкая дрожь. Я включаю ночник и не сразу соображаю, сколько времени и сколько я проспала.

И только теперь я чувствую под собой влагу, сбрасываю одеяло и вижу, как на бежевой простыне расползается и алеет кровавое пятно.

Сначала я не могу даже пискнуть. Потом воздух с силой вырывается из моих лёгких, превращаясь в дикий, животный крик, полный такого ужаса и отчаяния, что, кажется, слышен во всём доме и за его пределами.

— Джала! — кричу, вцепившись в простыню, глядя на кровь, что отнимает у меня всё будущее. — Джала, помоги!