Не отдавай меня ему

Глава 20

Её слова повисли в воздухе — тихие, сломленные, полные стыда.

«Простите, я не сдержалась».

В них был такой надрыв, что мои собственные желания показались мне эгоистичными и грубыми. Да, я хотел её. До боли во всём теле, до сумасшествия. Но сейчас она — как раненый зверёк, и мой долг — не пугать её ещё больше, а дать опору.

— Тебе не за что извиняться, — отступаю на шаг, создавая между нами безопасную дистанцию. — Ты имеешь право на слёзы и гнев.

Она смотрит на меня с благодарностью.

— Что касается твоей сестры, — продолжаю я, заставляя себя говорить деловым тоном, — то забудь об этой проблеме. Мои люди уже работают. Они будут сопровождать её в школу и обратно, пока вся эта история с Зауром не будет закрыта. Ни одна волосинка не упадёт с её головы. Я тебе это обещаю.

Она слушает, затаив дыхание, и я вижу, как понемногу страх отступает.

— А с Зауром я поговорю сам. Лично. И это будет наш последний разговор.

— Спасибо вам, Джафар-бей, — кивает она. — Большое спасибо. Вы… вы не представляете… — она запнулась, подбирая слова. — Вы такой хороший, сильный человек. Пусть Аллах вознаградит вас за вашу доброту.

Эти слова, такие простые и чистые, тронули меня: одновременно согрели и ранили. Потому что я не такой уж «хороший». В этот момент я был мужчиной, который из последних сил сдерживает бушующую внутри страсть и желание.

— Иди, — мягко сказал я, указывая взглядом на дверь. — Всё будет хорошо.

Она ещё раз кивает и покидает кабинет, оставив за собой лишь лёгкий шлейф аромата жасмина и щемящее чувство пустоты.

Как только дверь закрывается, я подхожу к креслу и опускаюсь на него. Воздух с силой вырывается из моих лёгких. Всё моё тело напряжено, мышцы горят. Уперевшись локтем в подлокотник, сжимаю кулак и прижимаю к губам, стараясь заглушить эмоции.

Перед глазами стоит она — её испуганные глаза, дрожащие плечи и шелковистые волосы, которые она по моему разрешению уже не покрывает. И этот проклятый, сводящий с ума запах.

Как же я скучал по ней. Все эти дни вдали я думал о ней больше, чем о родной дочери. И это неправильно.

В тишине кабинета я медленно возвращаюсь к реальности, осознавая, что я не могу её касаться. Нельзя. Она — жена моего брата. Она ранена, напугана и доверяет мне. Переступить эту грань сейчас — значит уподобиться Зауру, использовать её уязвимость. Я должен быть её защитником, а не ещё одним источником боли и смятения.

Я сижу так долго, пока напряжение в теле не начинает понемногу спадать, оставляя после себя лишь горький привкус. Всё пошло не по плану, но отступать некуда.

Спустя несколько дней, когда мои люди нарыли всё, чтобы раз и навсегда заткнуть Заура, я назначаю ему встречу на нейтральной территории — в закрытой VIP-кабинке одного из дорогих ресторанов. Я вхожу, когда Заур уже сидит за столом, развалившись в кресле с видом самоуверенного наглеца. На его лице играет кривая ухмылка, которая мгновенно исчезает, когда он видит мой настрой.

Я не трачу время на приветствия, швыряю на стол плотную папку. Она с грохотом приземляется рядом с хрустальным стаканом.

— Ознакомься, — хрипло и грубо говорю я, опускаясь в кресло напротив. — Очень познавательное чтиво.

Заур скептически поднимает бровь.

— Что это?

— История о том, как высокопоставленный сотрудник мэрии, — начинаю ровным, ледяным тоном, — годами получает многомиллионные откаты от строительных компаний. Подделывает заключения комиссий, признавая вполне добротные здания аварийными, чтобы их снесли и отстроили заново его “друзья”. Интересная судьба у тех, кто пытался противостоять, не находишь?

Заур хмурится и нехотя тянется к папке, открывает её и листает. С каждой перевёрнутой страницей его лицо становится всё бледнее. Он видит там всё — копии документов, выписки со счетов, фотографии его встреч. Всё, что собирали парни.

— Как думаешь, — не отрывая от него взгляда, продолжаю я, — что будет, если эта папка попадёт в нужные руки? К журналистам? Или прямиком в антикоррупционный комитет? Думаю, твоя карьера — это самое малое, что ты потеряешь. Это лишь дело времени.

Он с силой швыряет папку обратно на стол.

— Подсуетился, да? Чтобы защитить эту шлюху? — его голос звенит от злости. — Уже подложил её под себя?

Это становится последней каплей. Всё моё самообладание, вся выдержка испаряются в одно мгновение. Я резко вскакиваю, протягиваю руку через стол, с силой впиваюсь пальцами в его шею и с размаху ударяю его головой о столешницу. Глухой стук прокатывается по кабинке.

— Шакал, — прошипел я, чувствуя, как ярость застилает глаза. — Твой отец упустил твоё воспитание, и ты стал тем, кем стал. Не мужиком, а гнилью. Ещё раз подойдёшь к Латифе, ещё раз заикнёшься о ком-то из её семьи — и я камня на камне от твоей карьеры и репутации не оставлю.

Он пытается вырваться, но моя хватка железная.

— Мать… мать проклянёт тебя за это! — выдавливает он, захлёбываясь.

Я наклоняюсь ещё ниже, так что мои губы почти касаются его уха.

— Мать проклянёт тебя, урод, когда узнает о твоих садистских наклонностях и особых предпочтениях. Или ты думаешь, я не в курсе, с какими дешёвыми шлюхами, готовыми терпеть твою жестокость, ты развлекаешься?

Я с силой отталкиваю его от себя, и он, потирая шею, тяжело кашляет.

— На следующей неделе ты подпишешь все документы о разводе и навсегда забудешь, что когда-то был женат. Любое, малейшее движение в её сторону — и я прикончу тебя. Клянусь Аллахом.

Выпрямившись, я отряхиваю ладони, словно убираю с них грязь, и, не оглядываясь, выхожу из кабинки, оставив его одного с разбросанными по столу документами. По-хорошему, мне надо пустить их в дело, но жалко маму. Ещё один груз на моей душе: зная о коррупционных преступлениях своего брата, я умолчу о них. Однако теперь у меня есть рычаг давления, чтобы эта мразь больше никогда не сделала плохо Латифе.