Не отдавай меня ему

Глава 26

Джафар

— Никаких, мать вашу, интервью! — рявкаю я в трубку, сжимая её так, что пластик трещит. — Мы не даём комментариев! Если хотят что-то узнать, пусть звонят в налоговую или полицию! Да хоть к шайтану!

Я швыряю телефон на стол. Он отскакивает и падает на пол. Мне плевать. Я резко встаю, и кресло с грохотом отъезжает назад. В висках стучит. Я сжимаю кулаки, разминаю шею, чувствуя, как мышцы плеч и спины застыли каменным панцирем.

Весь этот ад длится уже неделю. Коррупционные преступления Заура и его позорное бегство ударили бумерангом и по мне. Журналисты, как стервятники, радостно набросились на «связь братьев». Мою компанию, которую я строил двадцать лет, теперь заподозрили в отмывании денег для нечистой на руку администрации. Нас проверяют со всех сторон. Сотрудники в панике, по офису ползут слухи, что вот-вот всё рухнет.

А самое горькое? Я знал. Я знал, что Заур — гниль. Я держал в руках то самое досье, что должно было заставить его оставить Латифу в покое. Но я промолчал. Ради неё. Чтобы купить ей свободу ценой молчания о преступлениях брата. И что в итоге? Гниль вскрылась сама, Заур сбежал, как крыса, а я остался здесь, под огнём, с репутацией, которую теперь придётся отмывать годами.

Телефон на полу снова вибрирует. Зарина. Я зажмуриваюсь. Мать слегла. Она отказывается верить в вину Заура, уверена, что его подставили, а я, старший брат, не защитил, а значит — предатель. Теперь она живёт у Зарины и изводит её своими истериками. Сестра звонит каждый день, умоляя забрать мать к себе. Но та сама не хочет. Она не переступит порог моего дома, потому что я приютил Латифу.

Внутренний телефон прерывает мои мрачные мысли. Секретарь:

— Джафар-бей, к вам директор коммерческого отдела. Карина.

— Пусть войдёт.

Дверь открывается. Она входит. Как всегда, безупречная: строгий костюм, идеальный пучок, холодное красивое лицо. С того позорного вечера мы не виделись вне офиса. Но каждый раз, глядя на неё, я чувствую укол совести. Гадкий, острый. Я использовал её. Выместил на ней свою боль и свою любовь к другой.

Карина подходит к столу и молча кладёт передо мной лист бумаги. Я бросаю взгляд — «Заявление об увольнении».

Холодный тяжёлый камень опускается на сердце. Ещё один удар. Ещё одна потеря.

— Объясни, — говорю я, поднимая на неё глаза.

Она смотрит прямо:

— Ты же не думал, что я останусь после всего? После того, как ты пришёл ко мне, чтобы забыть другую? После того, как назвал меня её именем? — её голос ровный, но в нём слышится сталь.

— Почему тогда не сразу ушла, а только теперь, спустя три месяца?

— Искала подходящее место. Я ценный специалист, Джафар. И я не хочу работать на человека, чьё родство вот-вот потянет на дно всю компанию. Репутационные риски сейчас зашкаливают. Я не намерена терять своё имя из-за твоего брата.

Каждое её слово — горькая, неудобная правда. Она права во всём. И в том, что касается нас, и в том, что касается бизнеса.

Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю на неё.

— Ну что ж, ты права, — тихо говорю я.

Я беру ручку, подписываю заявление и протягиваю его обратно.

— Я дам тебе хорошие рекомендации.

Она берёт заявление, её пальцы чуть дрожат. Карина коротко кивает, разворачивается и уходит.

Я остаюсь один в своём просторном кабинете. Всё свернуло куда-то не туда. Крах семьи. Позор. Первое увольнение, которое с большой вероятностью потянет за собой другие. И гнетущее чувство, что всё это я заслужил. Молчанием. Гордыней. И той роковой, запретной любовью, от которой до сих пор не могу избавиться.

Латифа.

Я знаю, где она. Знаю всё. Мои люди присылают мне фотографии. Маленькая квартирка с видом на море. Она выходит на балкон по утрам, пьёт кофе, завернувшись в плед. Её волосы развевает ветер. Я знаю, что она устроилась в музыкальную школу. Знаю, что дети её обожают. Знаю, что она платит аренду тёте — гордая, как всегда.

И с каждым днём, с каждым новым отчётом, я влюбляюсь в неё всё сильнее, как мальчишка. Эта женщина, сбежавшая от меня, с её тихой силой и несгибаемым характером, стала моим наваждением. Моим светом в этом царстве дерьма, в которое превратилось моё настоящее.

Джала сказала, что говорила с ней, рассказала о Зауре. О его побеге, о позоре. «Она просто молчала, Джафар-джан, — вздыхала Джала. — А потом сказала: “Мне его не жаль. Жаль тех, кого он обманул”».

Я сжал кулаки, глядя на своё отражение в тёмном стекле. Измождённое лицо, тени под глазами. Но в глубине глаз горела одна мысль, одна цель.

Как только я всё решу здесь, как только закончатся проверки, как только успокою мать, я поеду за Латифой.

Я сделаю всё, что угодно. Куплю ей целое море, если захочет. Построю музыкальную школу. Стану тем человеком, которого она сможет полюбить без страха и сомнений.

Она должна быть со мной. Должна. Я не позволю ей провести всю жизнь в одиночестве, прячась от прошлого. Её место здесь. Со мной. В моём доме. В моей жизни. В моей постели.

Я отвернулся от окна, и впервые за долгие недели на моём лице появилось не выражение ярости или отчаяния, а твёрдая, непоколебимая решимость.