(не)ваша девочка

Глава 51. Имею право!

Я сняла хостел на улице Строителей в старом жилом доме из серого кирпича. Из окон шестиместного номера на втором этаже открывается унылый вид на строительные работы на пустыре, на котором раньше стоял барак. Его снесли, и теперь там грохочет техника, орут рабочие. В комнате из удобств — койка, табуретка и ячейка в жестяном шкафчике для ценных вещей.

Тихие соседки заверили, что клопов нет, а на общей кухне, о чудо, работают все конфорки, но вот в холодильнике места нет. В душевые надо занимать очередь и вписывать себя в листочек на двери. Не буду лукавить, я как села на продавленный матрас, то пожалела, что уехала от Ромы и его муравьев.

Чистенько, но все-таки ночлежка. Тут можно остаться на несколько дней или на недельку, пока не подвернется вариант получше. Грустно. Тут даже не поплачешь над превратностями судьбы, поэтому я даю себе обещание, что дам волю истерике тогда, когда сниму отдельную комнату в квартире. Квартиру я точно не потяну.

А еще не стоит забывать о работе. Я взяла отпуск, и он закончится через пять дней. Жизнь продолжается, пусть у меня полный раздрай на душе и нежелание впасть в анабиоз на несколько лет. Зато у меня есть красивые трусы, которые я хочу порезать ножницами, сжечь и пепел развеять по ветру, но жалко. Дорогие ведь. И носить не буду.

Я справлюсь. Я сильная. И надо записаться в душ, чтобы смыть с себя запах Ромы, который после моего решения молча помог мне вынести сумки и вернулся в дом. Я его обиду и злость понимаю. Я сама на себя гневаюсь. Ну не дура ли?

До позднего вечера сижу в интернете и на телефоне в поисках комнаты. Назначаю несколько встреч с просмотрами, сбрасываю звонки мамы, Наташи и Татьяны Павловны и очень жалею, что у меня нет хорошей подруги. Быть одной — тяжело. Даже поплакаться некому, а с пятью соседкам, которые тоже стараются не отсвечивать на своих койках, тоже не поговоришь по душам.

В душе я все же пускаю слезу, но беру себя в руки. Не сейчас. Напоминаю, что я сильная. Да, очень велик соблазн побежать к маме, вымолить у нее прощение и получить взамен каплю любви и заботы, но она отказалась от меня, а такие манипуляции я не приму. И именно из-за нее я оказалась сейчас без крыши над головой, истерзанным сердцем и черной тоской.

Уже в кровати по тонким одеялом, который подозрительно пахнет плесенью, я пугаюсь, что Тимура может накрыть рецидив. Вдруг вернется к наркотикам? а не много ли я на себя беру? Вероятно, для него мое признание стало финишем, за которым он больше не видит веселья. Можно сказать, он отомстил мне за школьную и неразделенную любовь и я ему наскучила. Да, именно так.

И чем сейчас Рома и Тимур заняты? Опять в клубе и новую девку для утех ищут? Всё, больше никаких мужиков. Буду старой одинокой девой. Это же невозможно. И зло берет, и отчаяние и на части рвет желание позвонить то одному, то другому и спросить, как у них дела.

— Да что ты там вертишься? — спрашивает в темноте уставший женский голос, в котором узнаю Алену, низенькую и полную блондинку.

— Простите, — замираю на спине и натягиваю одеяло до подбородка.

— Что тревожит? — спрашивает другой голос. Это, кажется, Лиля, шатенка с россыпью темных веснушек на лице. — Бывший, да?

Задумываюсь над тем, можно ли назвать Тимура и Рому бывшими. Я ведь не была с ними в серьезных отношениях, однако такое ощущение, что провела с ними несколько непростых лет. Всхлипываю и закусываю губы. Я дала себе обещание не плакать до того момента, пока не останусь в одиночестве.

— Точно бывший, — печально вздыхает Алена.

— Ага, узнаю это

— Бывшие, — жалобно шепчу я. — Их двое.

— Двое? — удивленно переспрашивает Лиля.

— Ага, — зажмуриваюсь и стискиваю край одеяла.

— Ну, тут точно надо выпить, — возмущенно охает Алена.

— Поддерживаю, — оживленно соглашается Лиля. — У меня коньячок в чемодане припрятан на такие случаи.

— Да заткнитесь вы, — бурчит недовольный сонный голос. — Да хоть десять бывших, дайте поспать.

— Ой ладно тебе, Ленка, — говорит Лиля, и ее кровать поскрипывает. — Сама вчера со своим по телефону ругалась, а после заперлась в туалете на несколько часов.

— У меня проблемы с кишечником.

Врет, потому что голосок дрожит от обиды и разочарования. Я не одна с разбитым сердцем.

— Ага, — смеется Алена, — то-то ты ревела и причитала “вот и вали к своей шлюхе”.

— Свалил, кстати? — обеспокоенно спрашивает Алена.

— А мне все равно, — зло шипит Лена. — Я его заблокировала.

Темная тень приближается к моей койке и срывает с меня одеяло:

— Пошли коньяк пить! Армянский! Залечит все душевные раны.

— Прям слоган, — шепчу я.

— Так я не зря маркетологом работаю, — Лиля смеется. — Правда, мы не коньяки продаем, а карнизы и шторы, но суть одна. Они тоже меняют жизнь.

— Как именно?

И ведь хороший вопрос. Если шторы и карнизы меняют жизнь, то я готова их прямо сейчас и купить.

— А об этом я тебе расскажу за стопочкой коньяка, долькой горького шоколада и ломтиком лимона, — хватает за руку и вынуждает меня сесть, — а ты мне про бывших.

— А пошли и выпьем твоего армянского коньяка! — решительно встаю. — Имею право! Вечно я себе все запрещаю, а в итоге жалею.