(не)ваша девочка

Глава 59. Давай жить не по правилам

— У тебя хорошая бабушка, — говорю я.

По лбу стекают капельки пота. Сидим втроем на теплой лавочке и тяжело дышим горячим влажным паром.

— Да, она у меня замечательная, — Тимур кивает. — И очень меня любит.

— А она со стороны отца или матери?

— Отца, — губа Тимура дергается в гневе. — Давай не будем о моих родителях. Они бы отлично спелись с твоей матушкой.

— Все настолько плохо?

— Я бы сказал, отвратительно, Анечка, — смахивает ладонью пот со лба. — Отец - мудак, а мама… мама подавала ему резиновый шланг, когда тот проводил воспитательную беседу… Да твою ж… Ань, серьезно. Это не та тема, которую я хочу обсуждать.

— Прости, — перевожу взгляд на тусклую лампочку.

— А у меня родители в секту ударились, — невесело отзывается Рома. — и по совету их духовного наставника отказались от меня, потому что он во сне увидел, что я одержим дьяволом.

— Что?! — охаю я.

— Поэтому-то я достиг успеха, потому что подписал контракт с темными силами, — Рома медленно моргает.

— Ты серьезно? — недоверчиво смотрю в его мрачное лицо. — Скажи, что шутка.

— Нет, — отвечает серьезно и с толикой тоски. — Продали квартиру и укатили куда-то в Непал после того, как я отказался проходить ритуал очищения.

— Они и мне предлагали.

— Да? — Рома удивленно вскидывает бровь.

— А я зря рассмеялся в тот момент, — Тимур чешет щеку, — и они мне в лицо плеснули какой-то хренью жирной и убежали с криками об апокалипсисе.

— Почему не сказал?

— Я не знаю, Тим.

Я ничего о Роме и Тимуре не знаю. И мне от этого грустно, и я хочу это немедленно исправить и свернуть разговор о родителях в более позитивное русло.

— А какие у вас любимые цвета?

М-да. Могла же спросить о чем-нибудь другом. Вдыхаю пар, который отдает еловыми иголками и древесной смолой.

— Желтый, — отвечает Тимур, а поперхнувшись, прижимаю ладонь ко рту.

— Желтый?

— Да, — он кивает.

— Неожиданно, — Рома приподнимает брови. — Вот это откровение. Так вот почему у тебя горшок с фикусом желтый в кабинете?

— Ты лучше скажи, какой у тебя цвет любимый, — Тимур сердито хмурится.

— Черный.

— Чернов любит черный? — Тимур насмешливо вскидывает бровь. — Брешешь.

Вглядываюсь в глаза Ромы. Врет.

— Признавайся.

— Салатовый, — Рома закатывает глаза, — такой вырвиглазный салатовый.

— Я уж думала розовый.

— Твоя очередь. Какой ты любишь цвет? — с нетерпением шепчет Тимур.

— Красный, — пожимаю плечами.

— Цвет страсти, — Тимур поддается в мою сторону и шепчет на ухо, — это намек?

Я сижу вся мокрая и тяжело дышу через рот, как задыхающийся мопс. Какие тут намеки? Я просто люблю красный.

— Намек на то, чтобы мы тебя в четыре руки отстегали березовыми вениками? — шепчет с другой стороны Рома. — С нами можно без намеков, Анюта.

Соскакивает с лавки и вытаскивает из ведра два веника. Стряхивает воду, пристально глядя на меня:

— Ложись на животик, Анюта.

Тимур со смешком выхватывает из рук Ромы один веник и разминает плечи:

— Поддерживаю.

Голые, по груди и напряженным животам стекают капли пота к лобкам. Возбуждены, и веники в их руках добавляют какого-то соблазнительного безумия.

— На живот, — Тимур с угрозой бьет веником по ноге, и его впечатляющее и желанное достоинство покачивается, гипнотизируя меня темной головкой.

Я сглатываю и ложусь на живот, закусив губы.

— Поехали…

Рома поглаживает голени и бедра, Тимур — спину. Медленно, с чувством и расстановкой. Никаких поползновений к близости. Начинают похлопывать от пяток до лопаток, а после преходят к подстегивающим ударам. Боли и дискомфорта я не чувствую. Мне хорошо. Кровь разгоняется по всему телу, меня охватывает нега и слабость.

Вновь поглаживают и опять умело и интенсивно стегают. Я аж постанываю от удовольствия. Теперь прижимают веники к коже, захватывая ими горячий воздух. Мышцы плавятся, и я чувствую себя амебой.

— Давай на спинку, — Рома помогает мне повернуться, заглядывает в глаза и улыбается. — Хорошо?

Я лишь киваю в ответ и закрываю веки. Поглаживают, похлопывают и посмеиваются, когда я в очередной раз издаю тихий и одобрительный стон. Как мало надо для счастья и как бы я хотела этот момент растянуть в вечности.

— Садимся, — Тимур медленно и аккуратно усаживает меня.

Выдерживает минуту и помогает встать:

— Так, без резких движений.

Перед глазами все плывет, и глупо улыбаюсь. Выводят из парилки в душевую, и Рома обливает меня из черпака теплой водой, которая после горячего и влажного пара кажется холодной. Охаю и под смех Тимура прижимаюсь к нему. Взвизгиваю, когда Рома безжалостно плещет на спину воду, а затем смеюсь.

Через минуту сижу укутанная в полотенце за столом в предбаннике с чашкой травяного чая из термоса. Передо мной Рома и Тимур в халатах. Смотрят на меня, а я смущенно улыбаюсь. На душе легко и спокойно. Тимур копается в кармане халата и через секунду протягивает золотое кольцо с изумрудом:

— Будь нашей женой, Одинцова, — серьезно вглядывается в лицо.

— Давай жить неправильно, — Рома ласково улыбается.

Я теряю дар речи. Слезы выступают на глазах, и я молча протягиваю руку. К черту правила. Я жила все эти годы по правилам, а живой чувствую только сейчас.

— Надеюсь, подойдет, — Тимур неловкой улыбается и нанизывает кольцо на безымянный палец, — бабушкино.

И тут я не выдерживаю и всхлипываю. Кольцо будто ждало меня. Размер в размер. Прижимаю ладони к лицу и перевожу взгляд с Тимура на Рому. Слезы ручьем текут по щекам.

— Господи, — Рома откидывается назад и закрывает глаза, — я думал, откажет.

— Да кто же после бани отказывает? — Тимур смеется, но я слышу в его смехе облегчение.

Позади поскрипывает дверь и в предбанник заглядывает бабушка Маша:

— Ну? Согласилась.

— Согласилась, бабуль, — Тимур улыбается во все тридцать два ровных и белоснежных зуба.