— Верно, — Тимур обнажает зубы в улыбке, — у нас на тебя, Анечка, большие планы.
От его низкого и вибрирующего голоса мурашки бегут по коже и ноги подкашиваются. Я так тосковала по его наглости, однако секундная слабость обращается в злость. Он ушел, и из-за него я оставила Рому, а теперь он мне рот зажимает и говорит про большие планы?
— Совсем охамели! — раздается разгневанный старушечий голос. — на девок уже посреди бела дня нападаете!
На Тимура с авоськой налетает злая старушенция:
— Отстань, окаянный! Бессовестные! Ночами тут ходят, теперь еще днем вылезли!
Тимур отшатывается от меня, закрывает голову от ударов, и Рома подскакивает к боевой старухе:
— Бабуль, полегче! — оттаскивает ее в сторону от разъяренного Тимура.
— Беги, дура! — рявкает она. — Лучше пусть меня, чем тебя, молодую! Мне уже ничего не страшно, я одной ногой в могиле!
— Да кому ты сдалась, сука старая?! — рычит Тимур и разминает плечи.
Я срываюсь с места, потому что… потому что я жутко обижена. Заявились такие красавцы, в очередной раз похвастались, что они в силах разрулить любую ситуацию, и думают, что я растаю.
— Давай за ней! — повышает голос Рома. — Это же ты, чертила, проштрафился.
— Одинцова! — зло урчит Тимур. — Стой!
— Насилуют! Убивают! — визжит старушка. — Помогите, люди добрые! Насилуют!
— Одинцова!
— Оставь меня в покое! — бегу мимо детской площадки.
Ребятишки в песочнице и их мамы испуганно провожают меня взглядом. Никто не торопится вступаться за меня.
— У меня по физкультуре были пятерки, Одинцова!
— У меня тоже!
— Так у девочек и мальчиков были разные нормативы!
— А я и ваши нормативы уделывала!
— Бежишь ты, конечно, красиво, не спорю.
Догоняет меня под тенью тополя, заключает в объятия, а я вырываюсь, а затем резко замираю в его руках.
— Что тебе надо от меня?!
— Сложный и провокационный вопрос, Анечка, — выдыхает в ухо. — И ты разве не помнишь, что я был самым быстрым на физкультуре? Рекорды ставил, и меня даже хотели взять на легкую атлетику, но что мне все эти соревнования? Я ведь пытался своими рекордами обратить внимание высокомерной отличницы.
— Ты опять о своих обидах и комплексах? — скрежещу зубами, а внутри таю от горячего дыхания у шеи.
— Анечка, — тихо мурлыкает, — я ушел, потому что… я лелеял надежду, что если ты и влюбишься, то в меня. Только в меня, а ты…
— А я забираю свои слова обратно, — дергаюсь в его объятиях. — К черту вас двоих. Ищите другую идиотку!
— Меня от ромашкового чая уже тошнит, Ань, — его губы касаются моей шеи. — И я человек, склонный к зависимостям, и теперь моя зависимость — это ты, — проводит языком до мочки и шепчет, — и я сейчас ловлю кайф.
Прижимается к ягодицам пахом, и я чувствую его эрекцию, на которую мое тело молниеносно реагирует тянущим жаром между ног.
— Давай начнем все сначала?
Я вырываюсь и разворачиваюсь к Тимуру лицом. Глаза горят, зрачки расширены, а на лице — дикая улыбка.
— Ты, я и Рома, раз и он тебе в душеньку запал, — разводит руки в стороны. — Была у меня мыслишка от него избавиться, но… он же мой друг. мы с ним через многое прошли.
— Ты меня пугаешь, Уваров…
— А вот такой я, — Тимур щурится и делает шаг ко мне, — когда влюблен. И я тебе дал шанс жить спокойно под крылышком серьезного Ромы.
— Я не могла… вы же, как ты и сказал, друзья…
— Я бы ушел в тень, Анечка, — прет на меня и скалится в улыбке, — но Ромы тебе мало и меня бы одного было мало, ненасытная моя. Какие у тебя аппетиты, да?
— Дело не в аппетитах, Уваров.
Из арки выныривает Рома и размашисто шагает к нам. Надеюсь, бабульку он отпустил, а то лицо у него слишком мрачное.
— Хочешь двоих, — Тимур раздраженно приглаживает волосы, — получишь двоих. Я, конечно, с трудом верю, что никому из нас не отдаешь большего предпочтения. Это не похоже на правильную отличницу. Ты по законам жанра должна была влюбиться лишь единожды и в одного.
— И отличницы могут удивлять, Уваров, — я отступаю на несколько шагов.
— С этим я согласен, — двусмысленно отвечает Тимур. — Удивлять ты умеешь.
— Поговорили? — строго спрашивает Рома, когда подходит к нам.
— Да, — Тимур медленно кивает, — но, кажется, ей опять что-то не по нраву.
— Анюта? — Рома переводит на меня испытующий взгляд и вскидывает бровь. — Что опять не так? Я тут, Тимур тут, как ты и хотела. Оба решили быть с тобой. Оба.
— Как замечательно, правда? — Тимур хмыкает. — Двух подцепила на крючок.
Я и в восторге, что они оба передо мной стоят, и в ужасе. Я ведь не заглядывала в будущее после своего признания, что мы будем делать дальше. Кажется, вариант, что мы разбежимся, был для меня логичен и ожидаем. Вот так сюрприз.
— Мальчики, — прижимаю ладонь ко рту и всхлипываю. Сердце съеживается, по щеке горячая слеза бежит.
Кидаюсь в порыве нежности к Тимуру. Дарю невесомый поцелуй, обхватив холодными ладонями его лицо, а затем, притянув за галстук, целую Рому. Отстраняюсь, отступаю со слезами на глазах.
— Так, — скрипит зубами Тимур. — Кто-то решил тут драму устроить?
— Люблю… — хрипло и прерывисто шепчу, — но это неправильно…
— Да твою дивизию, Одинцова! — зло кричит мне вслед Тимур, когда бегу прочь с рыданиями. — Чокнутая и правильная стерва!