Нежный плен

Глава 5

Затащить кучера в карету оказалось куда труднее, чем доставить туда же Дункана. Мертвец был тяжел, как бочка, наполненная свинцом. И даже вдвоем с Сильвией они не могли поднять его. Хотя Бет это и казалось непочтительным по отношению к усопшему, она в конце концов решила волочить кучера за ноги. До самого экипажа. Когда женщины наконец втолкнули его внутрь, оказалось, что он не помещается там целиком — из двери экипажа торчали его ноги.

— Толкай, Сильвия, толкай! — крикнула Бет своей растерявшейся компаньонке. — Умоляю тебя, не бойся: он уже ничего не чувствует.

— Ах, как это дурно! — пробормотала дама, прикрывая глаза. Она защищала их не столько от дождя, который начал лить с новой силой, сколько от неприличного зрелища скрюченного в экипаже трупа.

— А что, было бы лучше оставить его здесь, валяться в грязи? — бросила Бет, продолжая толкать тело. — Ну вот и все. Наконец-то!

Взглянув через плечо на другое тело, лежащее на земле, Сильвия, вздрогнув, спросила:

— Неужели мы должны взять с собой и разбойника?

Но Бет решительно покачала головой:

— Нет, этот пусть гниет здесь до тех пор, пока за ним не придет апостол Петр.

— Скорее уж Люцифер, — уточнила Сильвия.

Бет пожала плечами:

— Все равно кто. — Поднеся руку козырьком ко лбу, она взглянула на небо. По всей видимости, сегодня дождь будет идти весь день. — Нам надо поскорее выбраться на дорогу. — И, кивнув на распростертого на земле разбойника, добавила: — Возможно, здесь орудует целая шайка, и у него есть сообщники.

А Сильвии это даже и не пришло в голову. От страха она прижалась к Бет, но потом, уже влезая в карету, внезапно остановилась и снова затрепетала от ужаса:

— А куда же я сама сяду?

Но Бет не видела здесь никаких затруднений.

— Садись на другую скамью, ведь она свободна, а я буду править лошадьми.

Девушка оглянулась вокруг в поисках коня Дункана. Он мирно стоял на прежнем месте. «Какой послушный», — подумала Бет и, осторожно приблизившись к животному, ухватила его за поводья и погладила по мягкой, шелковистой морде.

— Какой же ты красавец, какой умница! — приговаривала она, привязывая коня к задку кареты. Девушка и не подумала оставить здесь это животное, так как предполагала, что конь — единственное достояние Дункана.

Сильвия семенила вслед за Бет, делая три шажка там, где ее спутница делала один. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что она исполняет какой-то нелепый танец.

— Как это на другую скамью? — трясущимися губами пролепетала она. — Неужели ты думаешь, что я поеду вместе с мертвецом и этим прохвостом?

Бет потянула за поводья, чтобы убедиться в том, что они надежно привязаны, затем обошла вокруг кареты и заглянула внутрь. Дункан был все еще без сознания. Пожалуй, для него это и лучше: по крайней мере, не будет чувствовать боли.

Стараясь привлечь внимание своей молодой спутницы, Сильвия дернула ее за рукав.

— Этот прохвост, — напомнила Бет, — спас нам жизнь.

Ну и что из этого? Сильвия жила на свете на двадцать лет больше Бет и насмотрелась на этих наглецов-мужчин. Правда, сама она никогда не становилась объектом их притязаний, но тем не менее была об этом достаточно наслышана. Надув губы, она возразила:

— Наверное, он не для нас, а для себя старался.

Зажав в руке поводья, Бет резко проговорила:

— Он тяжело ранен, Сильвия, и не сможет тебя обидеть.

«Беда мне с этой девчонкой, — печально подумала Сильвия. — Элизабет не имеет понятия о том, насколько порочен этот мир. Мужчина всегда найдет способ подобраться к женщине». И подняв подбородок, она важно заявила:

— Любой мужчина может обидеть женщину.

Но у Бет не было времени пререкаться со своей компаньонкой. Пожав плечами, она предложила:

— Тогда садись на козлы рядом со мной! — Положив руку на колесо экипажа, девушка измеряла взглядом расстояние от земли до облучка.

Взглянув широко раскрытыми глазами на свою подопечную, Сильвия удивленно спросила:

— Неужели ты будешь править сама?

Она произнесла эти слова тем же тоном, каким спросила бы Бет, в своем ли Сильвия уме, если бы та объявила, что собирается спрыгнуть с башни Колокола Свободы в Филадельфии и полететь.

«Бедная, глупая Сильвия», — подумала Бет, а вслух сказала:

— Но ведь карета не может ехать сама по себе, а лошади не знают дорогу.

Обмотав вожжи вокруг руки и подобрав юбки, Бет поставила ногу на нижнюю ступеньку экипажа. Одна из лошадей захрапела и переступила на месте. Карета дернулась, и Сильвия завизжала, испугавшись, что девушка сейчас свалится на землю. Но она, крепко ухватившись за опору, вскочила на козлы.

Вздох облегчения вырвался из груди компаньонки, но она тут же подумала: «Ловка, как кошка, но это ведь неприлично. Неужели девочка этого не понимает?» Что до ее намерения занять место кучера, то это, разумеется, было просто нелепо!

Впрочем, спорить с Бет Сильвия не решалась, по опыту зная, что это бесполезно: девчонка упряма, как осел.

— Молодой женщине вовсе не подобает править каретой, как простому крестьянину! — сказала она.

Однако Бет никогда не волновало, что о ней будут думать и говорить.

— Раненый истекает кровью, — кивнула Бет в сторону Дункана. — Да и мы здесь скоро умрем от холода. — Уперевшись ногой в тормоз и крепко держа в руках вожжи, она взглянула вниз, на оцепеневшую Сильвию. — Ну как, ты едешь или остаешься?

Ответа не последовало. Куда ни кинь — всюду клин. В тоске ломая руки, Сильвия огляделась по сторонам, но не увидела вокруг ничего утешительного.

Хотя Бет и поклялась себе относиться к спутнице снисходительно, в данном случае этого никак нельзя было делать.

— Сильвия, у нас нет времени, к тому же опять начинается проливной дождь, — не терпящим возражения тоном заявила она.

Но дородная дама все никак не могла сдвинуться с места, а на ее лице застыло выражение нерешительности.

— Я…

Бет разозлилась и крикнула:

— Забирайся в карету! Немедленно!

Сильвию ужасала сама мысль о необходимости находиться рядом с мертвецом. Религиозная до фанатизма, она верила в существование привидений.

— Но…

Бет натянула поводья и заявила:

— Или ты немедленно заберешься в экипаж, или, клянусь, я оставлю тебя здесь.

Выражение ужаса появилось на круглом лице Сильвии.

— Нет, ты не сможешь так поступить! — взвизгнула она.

Конечно, Бет не могла сделать этого, хотя соблазн был очень велик. Кроме того, она знала, что ее спутница на редкость пуглива, и потому, ни за что не останется здесь. Бет подняла кнут, словно бы намереваясь хлестнуть лошадей. И в последний раз взглянула на Сильвию.

— Ну хорошо, хорошо, хорошо! — завопила та и вскарабкалась на подножку с такой прытью, как если бы спасалась от бешеных собак. От страха Сильвия почти не дышала, а ее испуганные глазки перебегали от мертвеца, лежавшего на полу, к Дункану, растянувшемуся на скамье. И обратно.

— Твоя мать обязательно узнает об этом. Клянусь моей бессмертной душой! — вскричала она в негодовании.

Но Бет и не ожидала услышать от нее ничего другого.

— Ну и прекрасно, — огрызнулась она, — в следующий раз, когда мне придется отправляться в долгую дорогу, мама не станет навязывать мне тебя.

Бет убедилась, что Сильвия закрыла дверцу, хлестнула лошадей кнутом, и они помчались во весь опор, держа путь точно на восток.

А Дункан парил в темном, бесформенном мире. Он смутно чувствовал, как его втаскивают в экипаж, а потом над его головой вдруг разразилось нечто, похожее на кошачий концерт. Он открыл глаза как раз в тот момент, когда Сильвия влезала в карету.

— Какая же она мегера, правда? — сказал он, взглядом указывая в сторону Бет.

Оскорбленная тем, что ей приходится подчиняться какой-то сопливой девчонке, вне себя от ярости Сильвия недовольно проговорила:

— Такой уж она уродилась. — И тут вдруг поняла, с кем разговаривает, и даже подпрыгнула на своем сиденье. — Не придвигайтесь ко мне, сэр, — важно изрекла она. Но Дункан не смог бы этого сделать, даже если бы карета загорелась. Однако, услышав сей приказ, он развеселился и ответил с серьезным видом:

— Ваша воля для меня закон, мадам.

— Мисс, — чопорно поправила его Сильвия.

— Я так и думал, — тихо отозвался Дункан, вновь погружаясь в забытье.

Сэмюель провел рукой по волосам — у него была густая, волнистая, посеребренная сединой шевелюра. «Да, от старости никуда не денешься», — думал он, меряя шагами маленькую комнату, расположенную в башне. Она сказывалась не только в болях, возникающих то тут, то там в его тощем теле, но и в перемене характера: теперь он беспокоился по всякому поводу.

Пятнадцать лет назад за ним не водилось такой слабости. Тогда он был слишком полон жизни, чтобы беспокоиться о неприятностях, которые могут произойти, а могут и не произойти. Тогда его не интересовало ничего, кроме очередной пирушки, попутного ветра и женщин. Теперь же тревога грызла его постоянно, как корабельные крысы, грызущие снасти и припасы.

Во всем этом был виноват Дункан, и только он один. Он вырвал Сэмюеля из привычной стихии, да и всех остальных — тоже. Потому что Дункан с ранней молодости умел командовать, как никто другой.

Сэмюель глубоко вздохнул. От этого проклятого дождя у него еще сильнее начали болеть кости, и еще больше испортилось настроение!..

Ах, как же давно они не выходили в море! Тогда они зарабатывали на жизнь, захватывая неприятельские суда, а их судьба зависела только от Нептуна. Сэмюель оплакивал то незабвенное время. Он любовно погладил гладкий, округлый ствол подзорной трубы, как тело любимой женщины.

Увы, все это кануло в прошлое…

А суша изменяет человека, приучает его к цивилизации. Само слово «цивилизация» оставляло дурной привкус на языке Сэмюеля. Суша заставляет думать о таких вещах, как урожай и налоги. А в море они признавали один только урожай — тот, который собирали на захваченном в бою корабле. Единственный налог с них взимала судьба, а не обычный обыватель из плоти и крови, чье брюхо переполнено пирогом из требухи и неумеренно потребленным джином.

Старик плюнул на грязный деревянный пол, затем растер плевок ногой и выглянул в узкое окно. Порывы ветра обдали его лицо брызгами дождя.

Черт возьми, да где же этот мальчишка?

Непогода разбушевалась настолько, что теперь было трудно разглядеть что-нибудь вдали — даже сквозь подзорную трубу. Обхватив ее своими костлявыми пальцами, старик напрасно всматривался вдаль: пелена дождя застилала горизонт. Дункан обещал приехать домой к полудню, а теперь давно уже полночь, но его все нет!

Сэмюель взглянул на карманные часы, которые в прошлом году подарил ему Дункан на Рождество. Тогда, держа в руках этот подарок, старик, усмехнувшись, назвал часы символом сухопутной жизни. Но, честно говоря, его приводил в восторг блестящий золотой корпус этих часов и то изящество, с которым был исполнен циферблат.

Сэмюелю всегда нравились красивые вещи.

Осторожно закрыв часы, он спрятал их в карман своих мешковатых штанов. Касаясь этих часов, Сэмюель вспоминал о многом, тоскуя о своей прежней жизни, жизни морского бродяги, — полной приключений и опасностей. Ах, как же вольно тогда дышалось!

А еще раньше он и члены его шайки промышляли на лондонских улицах, находя свое благополучие там, где другие его теряли. Но Сэмюелю больше всего нравилось все-таки море, хотя именно там, на лондонских улицах, он и нашел Дункана — злющего мальчишку-молокососа, которого в любой момент мог прикончить кто-то из многочисленных бандитов, грабивших и убивающих тех, кто был слабее, чем они сами.

Сэмюель любил Дункана как сына, ведь именно он дал этому парню жизнь. Правда, не он его зачал, но он спас его, когда мальчишка чуть было не отправился к праотцам. Нападавших было четверо против одного. Против Дункана. Но, когда Сэмюель пришел ему на помощь, их стало двое, той четверке пришлось ой как несладко.

Старик добродушно улыбнулся, вспоминая прошлое. В те дни он владел шпагой как никто. Тогда он мог срезать пушок с персика, не оставив и следа на его кожице. Сэмюель опять вздохнул, глубоко и печально. Да, это было тогда, когда у него было острое зрение. Теперь же, подстригая волосы Дункана, он втайне боялся порезать ему шею.

Старость — это тот же вор, который исподтишка, безжалостно крадет у людей все, чем они обладают, не оставляя им даже самого малого.

Сэмюель вздохнул еще глубже и вновь поднес к глазу подзорную трубу, пытаясь рассмотреть дорогу, ведущую к поместью Шалотт.

«Какое глупое название», — мимоходом подумал старик, напрасно надеясь увидеть на дороге лошадь и всадника. Шалотт… это звучит так, будто здесь живет какой-нибудь светский хлыщ, а не Дункан, еще недавно считавшийся грозой всех омывавших Англию морей. Конечно, имение это не принадлежало самому Дункану: он только управлял им по просьбе законного владельца Син-Джина Лоуренса, покинувшего пределы Англии. Но условия, на которых Лоуренс заключил договор с Дунканом, были самыми выгодными. Фицхью и вся его компания получили пищу, кров и самое щедрое жалование. Естественно, скоро все обленились и изнежились. И Дункан тоже.

Старик вздохнул, раздумывая о превратностях жизни, однако вскоре все печальные мысли разом выветрились из его головы: он разглядел на дороге что-то большое и темное, быстро приближающееся к усадьбе.

Вздрогнув, Сэмюель нагнулся вперед, но капли дождя застилали линзу его подзорной трубы, и он почти ничего не сумел рассмотреть. К дому двигалась странная расплывчатая тень.

— Боже, да это же привидение! — воскликнул старик, и сердце его замерло. Однако вскоре тень приобрела отчетливые очертания, и Сэмюель разглядел экипаж, мчащийся так, словно за ним гнался сам дьявол. Впряженные в него лошади летели к замку, и земля содрогалась под их копытами.

«Господи Иисусе!» — пробормотал старик. Так всякий раз делала и его мать, когда ей случалось нечаянно помянуть имя Божие вслух.

Дыхание замерло в груди, когда Сэмюель разглядел женскую фигуру на козлах. Мокрые волосы женщины, подстегивавшей лошадей, развевались по ветру.

Нет, это что-то невероятное!

Сэмюель машинально отступил от окна на шаг. Подзорная труба чуть было не выскользнула из его одеревеневших пальцев: теперь он уже мог видеть экипаж.

Но через секунду, придя в себя, старик стремительно выбежал из комнаты.