Глава 10

Откуда-то издалека донесся панический крик:

— Серена! Серена! Ради Бога…

Кто-то грубо держал ее за плечи и безжалостно встряхивал. Она лежала на холодной земле.

Легкие обжег морозный воздух, по телу прокатилась дрожь, и она с трудом приподняла отяжелевшие веки.

Над ней кружатся снежинки, а еще выше простирается серое небо, затянутое свинцовыми облаками.

Рядом на коленях стоит мужчина — худощавый, смуглый, с перепуганным лицом. В его длинных черных волосах белеют седые пряди. Она не успевает его рассмотреть, потому что он без предупреждения вдруг переворачивает ее на бок, и она упирается взглядом в землю, на которой лежит. Он начинает теребить ее за руки и за ноги, укладывая их особым образом — так, как учат на занятиях по оказанию первой помощи, — чтобы привести ее в чувство.

Его ладони осторожно поворачивают набок ее голову. Он обращается с ней очень и очень бережно. Она, моргая, искоса поглядывает на него, но заговорить пока не в состоянии. Он срывает с себя толстую непромокаемую куртку и укрывает ее от снега.

Ей удается дотронуться до его колена своей рукой в перчатке, которую он тут же берет в свои большие ладони и начинает растирать. Кровообращение постепенно восстанавливается настолько, что она может произнести его имя…

— Холт!

Он медленно поднимает голову. Глаза у него красные, взор затуманен.

— Как ты себя чувствуешь?

Серена уже не ощущает тяжести в веках, хотя ей кажется, что она очнулась после долгого-долгого сна.

— Какие бывают последствия? — спрашивает она сиплым голосом.

— Заупокойная служба, как правило! — резко отвечает он. — Но на этот раз, слава Богу, обошлось.

— Ты… спас меня…

Она смотрит на него, с трудом веря в то, что едва избежала смерти.

— Да! — взволнованно восклицает он, не выпуская ее руки, которую уже перестал растирать. — Так что ты в долгу передо мной.

— Спасибо, — кротко шепчет она.

— Остается надеяться, что я не зря старался. Может, хоть теперь начнешь вести себя более ответственно.

Серена пытается сесть, и он, хоть и сердит на нее — судя по суровому выражению его лица и резкому тону, помогает ей подняться с земли, сам опускаясь рядом, при этом все время крепко поддерживая ее за плечи.

— Никогда не думала… — надтреснутым голосом произносит она, неуверенно рассмеявшись, и мотнула головой. — Даже не верится, что я такая дура. Но у меня и в мыслях не было, что там может быть газ. Во всяком случае, так близко от поверхности. Я… я прошла вглубь всего лишь ярдов на пятьдесят…

— Никогда больше не пугай меня так! — Он чуть подался вперед и, свободной рукой взяв ее за подбородок, повернул к себе лицом. — Обещаешь?

— Я чувствую себя такой дурой…

— Ты и есть дура. Разве можно входить в рудник, не проверяя наличие газа в воздухе?

— Я слишком поздно вспомнила о том, что отец всегда брал с собой рудничную лампу, когда водил меня туда в детстве. Только тогда я и поняла, что со мной происходит…

— Ни один человек, если он в здравом уме, не отправится на старую выработку, предварительно не проверив, есть ли в туннеле газ. Это главная мера предосторожности, — изрек он.

— Я знаю. Знаю, — вскричала девушка. — Не ругай меня, Холт, пожалуйста. Бог свидетель, я сама на чем свет проклинаю свою глупость.

— Пламя погасло бы сразу же, как только потянуло газом.

Он впился пальцами в нежную кожу ее щек, причиняя ей боль.

— Знаю! Говорю же тебе, я знаю, что нужно было сделать. Просто прошло так много времени с тех пор, когда я была там последний раз. И у меня в мыслях не было… — Серена замотала головой, пытаясь высвободиться из его тисков. — Мне больно, — наконец выговорила она. — Холт, ты причиняешь мне боль. Отпусти мой подбородок.

Но он и пальцем не шевельнул. Он приковался взглядом к ее лицу, и в его глазах читалось, что он недавно побывал в аду.

— Серена! — произнес он, словно смакуя на языке ее имя.

Она дотронулась до его груди, прикрытой черным мягким свитером. На его плечах скопились снежинки, снег белел и в его черных волосах.

— Слава Богу, что я пришел проверить эти проклятые ворота.

Он по-прежнему не отрывал от нее глаз.

— Мари должна была передать тебе, что я сама собираюсь проверить их, — тихо сказала девушка, не в силах отвести взгляд от его истерзанного муками лица.

Его пальцы, сдавливавшие ее подбородок, обмякли, ладонь соскользнула на плечо. Он повернул ее к себе лицом. Серена отметила, что со времени их мимолетной встречи в кейндейлской часовне утром он словно постарел на несколько лет, и даже седины в волосах прибавилось, а у губ обозначились глубокие складки, обычно заметные, только когда он улыбался или смеялся. Но больше всего тревожили его глаза: он буквально пожирал ее своим ненасытным взглядом.

— Прости, — нерешительно прошептала девушка. — Прости, что напугала тебя.

— Ты больше не пойдешь в рудник? Хоть это мне пообещай.

Она покачала головой.

— Там нечего делать. Никому. Надо пойти запереть ворота. — Она глянула на вход в железный рудник и, убрав руку с его плеча, достала из кармана все ключи, какие там были, — и маленькую связку от трех замков на воротах, и большую, найденную в туннеле.

— Больно уж много ключей для одних-то ворот.

Почувствовав, что краснеет, она опустила голову и ответила:

— Это те самые ключи, которые я бросила в рудник… тогда… Ключи отца от цехов. Собственно поэтому я и нагнулась. Увидела их перед собой на полу и нагнулась, чтобы поднять. И сразу ощутила головокружение. А потом выронила их и опять нагнулась…

— Это могло оказаться твое последнее движение в жизни, — заметил Холт, плотно сжимая губы.

— Знаешь, я будто провалилась в сон.

— Я видел, как ты шла шатаясь. Как раз к воротам подошел, смотрю — они открыты. Успел схватить тебя, когда ты повалилась.

— Спасибо…

— Серена… — хрипло произнес он. — О Боже, Серена!..

Неожиданно он привлек ее к своей груди и стал нежно покачивать взад-вперед, как ребенка.

Она приникла к нему, постепенно избавляясь в уютных мужских объятиях от пережитого ужаса. Он ласково водил губами по ее лбу, одновременно своей большой рукой поглаживая золото ее волос, заискрившихся от его прикосновения. Потом взял в ладони ее лицо, их губы притянулись сами собой, сначала в нежной чувственности, словно награждая себя за потерянное наслаждение десяти лет разлуки, затем сливаясь в необузданном вожделении, порожденном безудержным влечением друг к другу.

В ее груди эхом отдавалось тяжелое биение его сердца. Куртка, которой он укрыл ее, слетела на землю. Облака рассеялись. Свинцовые небеса беззвучно извергали на долину лавину снега.

Холт помог девушке подняться, по-прежнему крепко прижимая к себе, вновь укутал ее в куртку и, осыпая поцелуями золотистые волосы, торопливо повел под сень деревьев, высившихся у входа в рудник.

Когда они добрались до укрытия, она выпрямилась в его объятиях и сказала:

— Мне пора домой.

Она отсутствует уже почти два часа, а Райан все это время там один сражается со своей головной болью. В сердце закрался знакомый страх. Может случиться что угодно. Ведь он болен. Ей вообще не следовало оставлять его одного.

Холт отнял от нее руки.

— Домой? Ты называешь домом ту лачугу?

— Это… это не лачуга.

— Я же был там. Разве ты забыла? Я помогал собирать кровать.

— Мы… мы уже навели порядок. Райан занимается…

— Меня не интересует, чем занимается Райан, Серена.

Он медленно отступил на несколько шагов.

Она покачала головой; на лицо упали капли таявшего в волосах снега.

— Это совсем не то… не то, что ты представляешь.

— А откуда, черт побери, ты знаешь, что я представляю? — неприятно рассмеялся он.

— Не… не знаю, — запинаясь выговорила она. — Наверно, думаешь, как это было у нас с тобой… раньше.

Он вонзился кулаком одной руки в ладонь второй и проскрежетал:

— Не издевайся!.. И без того мерзко на душе. Проклятье! Как подумаю, что вы живете там вместе… убить его готов.

— Не надо, — в ужасе вскричала Серена. — Не надо, Холт. Не говори так.

— Почему же? Ты была моей… когда-то.

— Давно. Десять лет назад.

Она потупила взор.

— Ты была моей, — надсадно повторил он.

Она медленно подняла голову и посмотрела ему в лицо.

— Но оказалось, что я тебе не нужна. И мне не к кому было обратиться за поддержкой, когда я так в ней нуждалась.

— Когда решила уйти из дома?

Его глаза излучали холод, руки безжизненно висели по бокам. От нежности, страсти не осталось и следа.

— Я должна была уйти, — упрямо настаивала она на своем. — Отец заявил непреклонно: или я принимаю Мари, или выметаюсь из дома и иду своей дорогой.

Холт беспомощно развел рукой.

— Ты же знаешь, какой был Макс. Вспыльчивый, горячий. Он совсем не имел в виду того, что говорил. Он никогда не выгнал бы тебя.

— Ему не пришлось этого делать. Я не предоставила ему такой возможности. Я не признаю угроз, Холт. Ни от кого. — Ее глаза гневно засверкали. — Я не собиралась ждать, когда он раскроет свои карты. Он дал мне ясно понять, что Мари переселяется в Уинтерсгилл, а мои чувства его не волнуют.

— Ты даже не попыталась понять, что она за человек…

— Да, не попыталась, — оборвала его Серена. — Мне было восемнадцать лет. У меня все кровоточило внутри от обиды и унижения. Поэтому я просто собрала сумку и ушла. Думаешь, мне было легко, Холт… бросить отца и Уинтерсгилл?

— А меня?

Серена протяжно вздохнула.

— Это было тяжелее всего. Но что ты мог сделать? Ты жил со своей тетей Вив. Ни у тебя, ни у меня не было ни денег, ни нормальной работы. Разве я могла прийти к тебе? На что мы стали бы жить?

— Ты забываешь, Серена, — возразил он, уже более мягким тоном. — Я все-таки кое-что зарабатывал. Мне было двадцать четыре года, и я хотел заботиться о тебе. Думаешь, я сделал бы то, что сделал, если бы не любил тебя?

— Ты говоришь про те выходные, проведенные?..

Ее взгляд вспыхнул от оживших воспоминаний, сердце учащенно забилось.

— Да, и про то, как я чуть ли не ползком на коленях пришел просить у твоего отца работу.

— Работу в заводской лаборатории отца, которая почти ничего не стоила! Работу, за которую платили так мало, что ты никогда не смог бы прокормить семью. Работу, с которой тебя вышвырнули бы за милую душу, узнай отец о нашей привязанности.

— Но все же это была работа, черт побери… Какая-никакая, а работа, — тихо возразил он. — И я продолжал учиться, если помнишь. Макс, должно быть, оценил мое стремление, позволив работать всего три дня в неделю, чтобы я мог посещать колледж. Серена, — он умоляюще протянул к ней руку, — Серена, детка, я, конечно, был не вундеркинд и понимал, что до университета не дотяну. Но мозгов и практической сметки у меня хватало, и я старался как мог, чтобы твердо встать на ноги. Я любил тебя, Серена, с самого начала думал только о том, чтобы мы поженились. И Макс знал это, — даже если и не очень желал видеть меня своим зятем.

Девушка пожала плечами.

— Теперь это все в прошлом, Холт. Того, что сделала я, не изменишь. Уже не изменишь. — Ее плечи безвольно опустились. — Мне правда пора идти, — промолвила Серена, вновь вспомнив про Райана. Она скинула с себя тяжелую мужскую куртку и передала ее Холту вместе с ключами от рудника. — Закроешь, ладно? Прости, Холт, но мне нужно домой.

— Конечно, закрою. Твоего кавалера разве можно заставлять ждать?

— Он мне не кавалер, — ответила она, но Холт уже шагал по склону к воротам рудника.

Девушка уныло повернулась и поспешила домой той же дорогой, по которой и пришла к руднику. Холт не пытался догнать ее. Она лишь раз глянула через плечо: прислонившись к железным воротам, он смотрел ей в след, лениво подбрасывая в воздух ключи.


Холт возвращался в Коровий переулок кратчайшим путем, по зигзагообразной тропинке, вьющейся по противоположному склону, которую он выбрал прежде всего для того, чтобы видеть, как Серена карабкается к серым домикам, гнездившимся высоко на холмах. После того первого раза она ни разу больше не посмотрела в его сторону, о чем он глубоко сожалел. Если б она только махнула ему рукой или хотя бы выразила нерешительность, он, наверно, помчался бы к ней, как в прежние годы. Но, должно быть, она права. Те счастливые дни навсегда остались в прошлом.

Он поднялся на вершину холма и, перемахнув через решетчатые ворота, преграждавшие путь в переулок, взглянул на коттедж Вив. Надо бы зайти навестить тетю, виновато подумал Холт. Он не был у нее уже два дня. Тяжело вздохнув, он пересек дорогу и, войдя в калитку, направился сразу же к заднему входу.

— Это всего лишь я, — прокричал Холт, без стука открывая кухонную дверь, и затопал на пороге ногами, сбивая с ботинок снег.

— Входи, входи, — пригласила Вив, появляясь из гостиной, которая находилась сразу же за кухней. — Не стой на холоде, мой мальчик.

— Мальчик? — от души расхохотался Холт, тщательно вытирая ноги о коврик.

— От старых привычек трудно избавиться. Ты для меня всегда будешь мальчиком. Я же тебя растила и лелеяла, как свое собственное дитя. — Она рассмеялась. — Кстати, не я одна льну к старым привычкам. Вон как тщательно ты вытираешь ноги, прямо как в детстве.

— Попробуй я тогда не вытирать ноги дочиста. Уж ты бы мне показала, — шутливо заметил Холт. — На месяц лишила бы меня карманных денег.

— Тогда бы лишила, это точно. А сейчас ты вон какой вымахал. Теперь тебе никто не указ.

Холт закрыл кухонную дверь.

— Чаю выпьешь? Или опять спешишь сесть в свой грузовик и умчаться на край света?

— Тетя Вив, ты же знаешь, для чашки чая я всегда найду время.

Он устроился за кухонным столом.

— «Эрл Грей» или китайский? — спросила она, включая электрический чайник.

— Китайский! — добродушно ухмыльнулся ей Холт.

Для гостей Вивиан всегда держала разные сорта чая, но сама предпочитала «Эрл Грей».

— Ты ведь знаешь Джилли Тьюсон? Она по дому мне помогает.

Холт кивнул, задаваясь вопросом, чем опять провинилась Джилли. Он отнюдь не завидовал этой женщине, вынужденной три раза в неделю являться по утрам на строгий суд его тети.

— Я иногда прошу ее сходить в магазин. Так вот она принесла мне «Эрл Грей» в пакетиках, представляешь? — Вивиан положила несколько ложек заварки в фарфоровый чайник и обратила на племянника свои большие голубые глаза. — Я и не знала, что «Эрл Грей» додумались продавать в пакетиках.

— Неужели? — с серьезным видом поинтересовался Холт, едва сдерживая смех.

— Терпеть не могу пакетики. — Она скорчила гримасу. — Разве ж это чай?

— Ты просто нудная привереда, — пошутил Холт, развалившись на стуле.

Вода закипела, и Вивиан, заварив чай, понесла чайник к столу.

— Ну, ни капельки уважения к старой тетушке. Обзываешь меня нудной привередой.

Она погрозила ему изящным пальчиком.

Холт улыбнулся, наблюдая, как она вытаскивает из буфета фарфоровые чашки.

— Ты вовсе не старая, — лениво проговорил он. — Посмотри на себя. Стройна, как тростиночка, прелестна, как картиночка. Старые тетушки не красят ногти и не имеют таких лучезарных волос, как у тебя.

— Льстивые речи! — с нарочитой суровостью укорила она. — Привык лестью красоток заманивать. Меняешь их, как перчатки…

— Я пришел сюда не затем, чтобы выслушивать лекцию о необходимости найти себе порядочную девушку и зажить с ней в счастии и довольстве до скончания дней!

— Джилли говорит, ты приглянулся ее дочке. Она считает тебя симпатичным.

— Не могу не согласиться с дочкой Джилли. — Холт плутовато вскинул бровь и, вытащив из кармана джинсов руку, щелчком сбил упавшую на лоб прядь волос, чтобы рассмешить тетю. — Значит, у нее хороший вкус.

— Снял бы лучше свой душный макинтош, мальчик мой.

Вивиан поставила на стол чашку с блюдцем и кружку.

Холт поднялся и стал раздеваться. Вивиан выхватила у него тяжелую куртку и пошла вешать на крючок, прибитый к кухонной двери. На полу что-то звякнуло.

— Что это?

Она резко обернулась.

— Ключи, — ответил Холт. Он нагнулся и, подняв ключи, бросил их на сосновый кухонный шкаф за спиной. — Всего лишь ключи, тетя Вив.

— На твои от дома они не похожи, — хмурясь, заметила она.

— Нет! Это ключи от железного рудника Макса, вернее, теперь уж Серены.

— А тебе они зачем?

Она стала разливать чай, поглядывая на племянника.

— Серена дала. Возле ворот вроде какие-то детишки околачивались.

Ему не хотелось рассказывать Вив, что на самом деле произошло после обеда на руднике, но его объяснение, по-видимому, тетушку удовлетворило.

— Надеюсь, не начал с ней опять встречаться? — недовольно поинтересовалась она.

— Гоняться за ней не гоняюсь, но и не избегаю, — ответил Холт. — Кейндейл не велик. Сталкиваемся время от времени.

— От Кордеров одни только несчастья. Я и Мари это говорила. Причем не раз. — Она сердито поджала губы и, поставив перед ним кружку, добавила: — Но, полагаю, ты меня слушать не собираешься? Все сделаешь по-своему, да?

— Давай, сменим тему, а? — предложил Холт, глотнув из кружки горячий чай.

— Когда-нибудь ты все равно должен выбросить ее из головы. Она тебе ясно дала понять — десять лет назад, — что ты ей не нужен.

— Я сказал…

— Я знаю, что ты сказал. Все еще сохнешь по ней, не так ли? А пора бы уж переболеть. Ничего в ней хорошего…

— Серена — милая девочка, тетя Вив. Ты просто ее не знаешь.

— Говорят, она живет с каким-то австралийцем. На южной скале.

— Это ее дело, — спокойно заметил Холт. — Ни меня, ни кого другого это не касается.

— Дрянная девчонка.

Вив села напротив.

— Тебя Грей сегодня навещала? — поинтересовался он, кивком указав на блюдце с молоком, стоявшее на полу у плиты.

— Холт! Ты будешь меня слушать?

— Нет, — учтивым тоном ответил тот. — Не буду, тетя Вив. Оставь в покое Серену Кордер. Иначе я просто встану и уйду. Слушать твои разглагольствования о ней я не желаю.

Вивиан, бросив на племянника раздраженный взгляд, стала размешивать в чашке сахар.

— Твоя кошка была здесь час назад. Пришла вся в снегу, мяукает жалобно. Разве можно выгонять на улицу бедное животное в такую погоду?

— В задней двери для нее устроен лаз, — объяснил Холт. — Никто ее не выгоняет. Кошки, как тебе известно, гуляют сами по себе.


Холт посидел еще с полчаса. За окном валил густой снег. Видя, что погода не улучшается, он поднялся, собираясь уйти, но у двери неожиданно обернулся и сказал:

— Позвони, если понадоблюсь. Где меня искать, ты знаешь. Если сердце начнет барахлить, телефон у тебя под рукой.

— Ладно, дуй давай. И не выпускай больше сегодня свою кошку, — предупредила Вивиан. — По телевизору передавали, что всю страну снегом занесет.

— И почему ты сама не заведешь себе такую же, — ласково улыбнулся ей Холт. — Все веселее было бы коротать время скучными темными вечерами.

— Фу. Кошки! Большинство из них — противные вонючие твари. Не хватало еще выносить за ними коробки с древесными опилками. Бррр!.. И потом, это было бы несправедливо по отношению к самой кошке. Жить со мной, когда я в любой момент могу свалиться замертво.

— Тетя Вив! — Холт тяжело вздохнул. — Ну что ты заладила: умру, умру. У тебя есть таблетки, которые поддерживают твое сердце. Главное, не забывай их принимать.

— Я не забываю, — раздраженно проворчала она, выпроваживая его на улицу.


Вивиан, приподняв тюлевую занавеску, наблюдала, как Холт удаляется по тропинке палисадника. Он обернулся, помахал ей и исчез за поворотом. Вив пошла в гостиную. В кухне ее взгляд упал на ключи, которые он забыл на шкафу. Она взяла их и направилась к телефону. Через несколько минут он будет дома, но она может набрать номер прямо сейчас и оставить сообщение. Вив несколько секунд стояла раздумывая, потом, глянув на три ключа в своей ладони, прикусила нижнюю губу. Они ей самой понадобятся.

Она медленно двинулась к окну, возле которого на маленьком столике стояла плетеная корзиночка для рукоделия, улыбнулась и, открыв крышечку, осторожно положила ключи в корзинку.

Загрузка...