Неприкаянные

Мэй

Прощание папы с мистером Ченом и их рукопожатие. Мозгоправ пытается изобразить сочувствующую мину. Брехня! Ему охота побыстрее избавиться от семейки Франков. Убрать мое «досье» подальше в шкаф и забыть, как страшный сон.

Еще бы! Внимание назойливых писак из газет, расспросы местных… Даже рюмочку вечером после работы спокойно не опрокинешь в баре. Какой-нибудь подвыпивший тип наверняка полезет: «Слышь, мистер Чен! А что там с этой полоумной?» Врачебная тайна, но кому какое дело?!

Наконец-то путь на парковку…

Я была частым гостем в кабинете Чена, но это, слава богу, последний мой визит. История с клиникой для наркозависимых «Спирит-Форс», затем погром и, наконец, плевок в физиономию мэра.

Словом, Чен очень от меня устал. Да уж, другие его пациенты куда менее буйные. Семейные дрязги, депрессии всех сортов, подростковые комплексы, неудачи с личной жизнью или карьерой и прочие проблемки…

Мда! Таким, как я, и правда место в психушке на принудительном лечении. И это вопрос решенный. Я только «за». Заслужила!

Папа спрашивал Чена про вариант домашнего лечения. Нет, ни за что! По городу бы пошла волна возмущения. Как это, посмевшая выжить агрессивная психопатка – и не взаперти?! Мало ли, еще укокошит кого-нибудь.

К тому же мамина изгаженная репутация. Одно дело – сочувственные взгляды из-за больной дочери в окружной больнице, а другое – осуждающие из-за того, что психованная девчонка нежится в теплой постели в своей комнате. Ну и вкусная еда, красивая одежда и всё такое…

Теперь мамина жизнь и так без званых вечеров и дружеских посиделок. Ее подружки, светские дамочки. Они наверняка уже намекнули, что отныне никакого членства в женском клубе, никаких мест в попечительских советах.

Ну а мозгоправ с упорством следователя пытался выяснить, почему я плюнула в харю мэра. Даже карандаш с блокнотом подсовывал, когда отказалась кивать «да» и мотать головой «нет». Он называл произошедшее «инцидентом». Терпеть не могу, когда люди не называют вещи своими именами!

Наша машина, пассажирское сиденье. Я не пристегнула ремень. На фиг безопасность!

Всего один день на сборы, нет… целый день. И тоскливая ночь, а утром – госпитализация. Никакого понимания родителей, как себя вести сегодня. Делать вид, что всё путем? Плакать горючими слезами? Нет! Я знаю, что в моем родном доме будет стоять гробовая тишина. А вечером состоится последний ужин из нескольких блюд. Что-то такое, привычное. Стейк из лосося с горошком для мамы, бефстроганофф для папы, паровые овощи и яблоко – для меня.

Ну а у меня несколько простых желаний – побыстрее собраться, запомнить каждую мелочь в любимой комнате. Прощаться с ней, словно с лучшей подружкой. Репродукция Энди Уорхолла с английской королевой Елизаветой над косметическим столиком, облепленным яркой жвачкой. Справа – стеллаж с разной мелочевкой. Старые девчачьи шкатулки с коллекцией украшений. Напротив – классический шкаф-гардероб до потолка. Я выкрасила его самой дешевой, ультра-черной краской на масляной основе. Блистательная вещь!

И, наконец, стены, оклеенные страницами из женских журналов моды 60-70-х годов. Выкройки нарядов и домоводство. Куча благовоспитанных элегантных дамочек в кринолиновых юбках и на каблуках. Лоснящиеся, безупречные жены в фартучках. То был демарш в сторону мамы. Два года назад она хотела навязать стильный, в ее понимании, ремонт. Каталоги с мебелью для «молодой современной леди» подсовывала. Это назло ей накупила журналов на гаражной распродаже и сделала свой «дизайн». На, мол, смотри, мать твою! Будто не понимаю, кого ты хочешь из меня вылепить.

Папа тогда остался в восторге от моего творчества, хоть и вида старался не показывать. Но за черный шкаф ради приличия немного поругал…

А еще – по приезде прилечь на мою постель, где не было парней. Кровать с балдахином сложного, насыщенного цвета фиолетовой сливы с розово-зелеными бочками. Моя обитель. Спроси сейчас: в каком стиле она, моя комната?

«Гранж»3. Надрыв. Пренебрежение правилами и устоями. Одинокий, но громкий протест.