Нептун (ЛП)

Глава 1

Я зарываюсь босыми ногами в песок, как можно ближе к воде, чтобы утренние волны щекотали мои пальчики. И каждая ленивая волна касается моих ног, а затем отступает, словно маня меня в воды Атлантического океана, словно нашептывая о приключениях. Об озорстве.

О спокойствии и невероятной тишине.

Это все, чего мне так хочется после событий прошлого лета: попытки Джагена завладеть королевством; угрозы разоблачения людьми; моего похода с полчищем рыб на подводный трибунал — мы все едва успевали перевести дух. А затем словно земля ушла из-под ног от известия, что Рейчел утонула.

Мы с Галеном заслужили перерыв. Но выходит все совершенно иначе — нас не собираются оставлять в покое.

Из-за моей спины ветер время от времени доносит громкие крики, сотрясающие дом. Вопли Галена и его старшего брата Грома наполняют воздух злостью, отталкивая меня от моего дома подальше к воде.

Закатив пижамные штаны, я позволяю соленой воде достать до колен и старательно игнорирую слова, которые все еще могу разобрать сквозь пронзительный крик чаек над головой.

Такие слова, как «верность», «уединенность» и «закон». Меня передергивает, когда я слышу слово «скорбь». Его произносит Гром, и после этого ни слова от Галена. Такое его молчание мне уже знакомо. Он переполнен душевной болью и тоской, чувством вины и всепоглощающей необходимостью сказать или сделать что-нибудь, чтобы это скрыть.

Но нет никаких сомнений, что смерть Рейчел оставила в его душе глубокий след. Она была для него не просто помощницей. Она была его лучшим другом среди людей. Похоже, больше никто не понимает всей глубины его чувств — иначе они бы не задевали его за живое и не обращали это против него. Но я-то вижу. Я ведь знаю эту боль в самом сердце; боль, от которой ты начинаешь ненавидеть воздух, которым дышишь.

Гален не плачет. И не говорит о ней. Словно какая-то часть его принадлежала Рейчел и она забрала ее с собой. Оставшееся от него изо всех сил старается функционировать без недостающего звена, но Гален не может полностью собрать себя в одно целое. Он словно автомобиль, работающий на холостых оборотах.

Я хочу помочь ему; сказать, что понимаю его чувства. Но одно дело, когда утешают тебя, а вот самому утешать кого-то — совсем другое. Это намного сложнее. Я испытала все это на себе, когда папа умер от рака. Два года спустя моя лучшая подруга Хлоя погибла из-за нападения акулы. Несмотря на все пережитое, я так и не знаю, что сделать или сказать, чтобы помочь Галену. Потому что только много-много рассветов и закатов смогут смягчить эту боль. А времени прошло слишком мало.

Мне ужасно стыдно, что я оставила маму одну на кухне разбираться с этой суматохой. Она принцесса Посейдона, но даже ей сложно сладить с такой проблемой. Но я не могу вернутся. Еще нет. Не раньше, чем я придумаю невообразимое оправдание, почему я посчитала в порядке вещей покинуть Галена во время очень серьезного и очень-очень важного для него разговора.

Я должна стоять на кухне рядом с ним, упрямо скрестив руки, и не сводить испытывающего взгляда с Грома — чтобы он помнил, что я не его подданная и всегда на стороне Галена, что бы ни было.

Но сложно относиться к Грому подобным образом, когда я отчасти все же с ним согласна. Особенно, когда он король Тритона — и один из самых грозных людей, которых я имела несчастье повстречать. Он может сыграть на моем нежелании и увидит меня насквозь, если я оставлю при себе свои возражения против поездки.

Этой дурацкой поездки.

В прошлом году на выпускном, — ладно, на нашей собственной версии выпускного, включая танцы под водой в нарядах от Армани, — мы пообещали друг другу, что совершим вместе путешествие в горы.

Спрячемся подальше от всего на свете. И поначалу, увеселительная прогулка на целое лето с Галеном, вдали от побережья, казалась мне не такой уж и плохой идеей. Честно говоря, это казалось мне и вовсе райским блаженством.

Он твердо решил, что хочет побыть со мной наедине, дабы наверстать упущенное время, когда мы то отрицали наши чувства к друг другу, то предотвращали переворот Джагена в королевствах. Что может быть лучше этого? Время наедине с Галеном — это выше десятки по моей шкале удовольствия. Конечно же, я хочу вернуть это время — я бы наверстала время еще и до нашей встречи, если бы мне удалось подкупить вселенную на исполнение желаний.

Но главная причина — настоящая причина поездки — мне кажется в том, что Гален не против избавиться от воспоминаний о Рейчел. Я точно знаю, он нуждается в смене обстановки и хочет уехать из дома, в котором они жили вместе. Не возвращаться больше в эту невыносимо тихую кухню, где всегда царил смех и звон шпилек, когда она готовила для него морепродукты. Дом, где витали ароматы еды и итальянского парфюма, и, возможно, даже пороха, если бы вы заявились туда в неудачное время.

Думаете, я не знаю, какого это? Просыпаться каждый день в собственной спальне, заполненной всевозможными вещами Хлои — это словно ежедневная инъекция мучительных воспоминаний. Смотреть на папино пустующее место за столом — все равно, что наблюдать за стервятниками прошлого, кружащимися над его пустым стулом. Но Гален не позволяет себе даже начать сам процесс траура. И эта поездка, похоже, может еще больше загнать его в угол (что может быть опасно) и от этого я чувствую себя больше пособником в этом деле, чем реальной поддержкой.

Так или иначе, мне пора возвращаться. Я должна вернуться ради Галена и сказать Грому, что несмотря на все его аргументы, Гален нуждается в этой поездке. Затем же, высказать свои опасения Галену лично. Я должна быть сейчас там, ради него, — чтобы поддержать на глазах у всех; так же, как он бы сделал — как он уже сделал ради меня.

В первую очередь, мне придется объяснить, почему я ушла во время разговора, — надо же сказать хоть что-то, чтобы не выглядеть идиоткой, которой на самом деле я и являюсь. Чувство такта — это явно не про меня в последнее время. Мне кажется, это Рейна, сестра Галена, умудрилась каким-то образом заразить меня своей грубостью. Может, я и не нуждаюсь сейчас в тактичности. Может, мне стоит испробовать ее подход? «Правда только смутит Галена» — решаю я. И заставит его почувствовать себя еще более одиноким.

Или же я просто веду себя в этой ситуации, как трусиха.

Полагаю, мне стоит клятвенно пообещать себе, что я постараюсь быть более тактичной. Чудненько.

Только я разворачиваюсь, чтобы вернуться домой, как чувствую моего дедушку в воде. Пульс короля Посейдона Антониса обвивается вокруг моих ног, как затягивающиеся струны. Чертовски прекрасно. Как раз то, что нам нужно. Еще одно королевское мнение по поводу нашей автомобильной поездки.

Я жду, когда он выплывет к поверхности, пытаясь придумать подходящее оправдание, почему он не должен заходить в дом. Нечего придумывать. Любая отговорка будет выглядеть недружелюбно, хотя на самом деле мне хотелось бы видеться с ним почаще. Он из тех людей, — ну, людей с плавником, — с которыми я больше всего хотела бы провести время. Но сейчас не самый подходящий для этого момент.

Вскоре мое отмазка, чтобы прогнать его прочь, представляется сама собой в виде Обнаженного Деда. Я закрываю глаза и невольно во мне бурлит раздражение.

— В самом деле? Неужели ты каждый раз, превращаясь в человека, забываешь надеть шорты? Ты не можешь пойти в дом вот так.

Дед вздыхает.

— Приношу свои извинения, юная Эмма. Но ты должна признать, что все эти человеческие обычаи порой просто невыносимы. Где бы я мог найти эту шорту?

То, что одежда кажется ему громадным бременем, напоминает мне, как разительно отличаются наши миры. И что я могла бы многому у него научиться.

Все еще прикрывая глаза, я тычу пальцем в воду, в прямо противоположном направлении от того, где Гален прячет свою пару. Затем, в сомнении, останавливаюсь.

— Попробуй поискать там, под каменной плитой. И они называются шорты, а не «шорта».

— Боюсь, тебе придется докучать своими человеческими словечками кому-нибудь другому, юная дева. Мне нет до них никакого дела.

Я слышу, как он исчезает под водой и всплывает несколько секунд спустя.

— Здесь нет шорт.

Я пожимаю плечами.

— Не можешь же ты выйти вот так.

Это оказалось проще, чем я думала.

Я практически чувствую, как он скрещивает руки, глядя на меня. Приехали.

— Ты думаешь, я приплыл чтобы выступить против вашего с Галеном путешествия.

Я удивленно открываю рот, и чрезмерно заикаясь, отвечаю ему что-то вроде «Ну. Хм. А разве не так?» — потому что до сих пор он только то и делал, что изображал из себя вахтера в студенческом общежитии, следя за мной и Галеном. Несколько месяцев назад он застал нас, когда мы целовались, и Гален из-за этого чуть не потерял сознание. С тех пор он до смерти боится разочаровать короля Посейдона и поэтому негативная реакция деда на эту поездку может весомо изменить правила игры.

Вот поэтому нельзя пускать его в дом.

Я слышу, как дедушка погружается в воду, и он подтверждает мою догадку словами:

— Сейчас можешь повернуться, — теперь только его плечи и грудь выступают над волнами, и он улыбается.

Я всегда представляла себе, что именно такую обожающую улыбку дедушка дарит своим внукам, когда они показывают ему свои самые жуткие творения, нарисованные восковыми мелками.

— Я, конечно же, не в восторге от того, что вы собираетесь в поездку вдаль от побережья. Да, мне хотелось бы провести побольше времени с тобой. Но я знаю по прошлому опыту, что принцессы Посейдона не склонны интересоваться моим мнением.

Это круто, когда тебя называют принцессой, хотя твоя мама сама принцесса королевства Посейдона. Тем не менее, я вскидываю бровь.

Дедушка отвечает на это откровенно и прямолинейно.

— Я здесь, чтобы поговорить с тобой, Эмма. Только с тобой.

Обмерев, я гадаю, есть ли у Сирен выражение, аналогичное «разговору о пестиках и тычинках». Вероятно, есть, и эта ужасающая аналогия наверняка имеет отношение к планктону или еще к чему-нибудь похлеще.

Издали мы слышим негодующие крики. Дед кивает головой в мою сторону.

— Почему ты не там, поддерживая своего принца?

Если я думала, что чувствовала себя виноватой раньше… Но тут я вспоминаю, что это отнюдь не дедушкино дело. Я действительно делаю одолжение Галену, задерживаясь здесь.

— Потому что если я пробуду там чуть дольше, то у меня вырастет борода ото всего тестостерона, что витает в воздухе. — Конечно, мой ответ выше его понимания; он со скучающим видом закатывает глаза. Сирены не знают — и знать не хотят — что такое тестостерон.

— Если ты не хочешь мне говорить, то ладно, — вздыхает он. — Я доверяю твоему мнению.

Позади меня раздается еще пара воплей. Похоже, мое мнение — полный отстой.

Я уже собираюсь оправдываться, когда он говорит:

— Это даже к лучшему, что они заняты. То, что я хочу рассказать тебе, предназначено только для твоих ушей, юная Эмма.

Над головой чайка сбрасывает свою бомбочку, которая плавно приземляется на дедушкино плечо. Он бормочет бранное рыбье слово и рассекает воду вокруг белой капли, посылая ее дальше в море.

— Почему бы тебе не зайти в воду, чтобы мы могли сократить расстояние между нами? Я не хочу, чтобы кто-то подслушивал. Здесь я снова стану Сиреной, чтобы ты чувствовала себя комфортнее.

Я захожу в воду, даже не заботясь подкатить свои пижамные штаны. Я прохожу мимо здоровенного краба, который, похоже, совсем не прочь как следует меня цапнуть. Присаживаясь, я опускаю голову в воду, и встречаюсь лицом к лицу с крабом.

— Если ты ущипнешь меня, — обращаюсь я к нему, — я отправлю тебя на берег прямиком к чайкам. — Дар Посейдона — способность говорить с рыбами, — имеет свои преимущества. Возможность повелевать морской живностью как раз одно из них.

Я замечаю, как мелкие крабы поблизости улепетывают, кто куда. Здоровяк тоже поспешно удирает, будто я испортила ему весь день.

Когда я выныриваю и догоняю дедушку, то уже не могу достать ногами дна. Направляясь к нему, я говорю:

— Итак? Мы одни.

Он улыбается мне, словно только из-за меня ему приходится дрейфовать на волнах, не используя свой мощный плавник.

— Перед тем, как ты отправишься в путешествие, юная Эмма, я должен поведать тебе о городе под названием Нептун.