Будильник зазвенел в четыре тридцать. Она почувствовала, как Риз потягивается рядом с ней и, протянув руку, отключает настойчивый сигнал. Затем он сел, зевнул и включил лампу. Она закрыла глаза от внезапно вспыхнувшего яркого света.
Беспечно голый, он вошел в ванную комнату. Маделин, воспользовавшись уединением, вылезла из кровати и схватила свою одежду. Она только успела просунуть ноги в джинсы, когда он вернулся, чтобы начать одеваться. Его глаза задержались на ее ногах, пока она натягивала джинсы и застегивала их.
В окружении тишины и сумрака раннего утра, с единственной освещающей комнату лампой, смотреть на его обнаженное тело казалось столь же интимным, как и прошлой ночью, когда он входил в нее. Ее заполнило тепло, когда она поняла, что эта интимность имеет много аспектов. Она заключалась не только в сексе, а еще и в непринужденной жизни друг с другом, ежедневном совместном обнажении и одевании.
Одеваясь, он наблюдал, как она проводит щеткой по волосам, несколькими быстрыми взмахами приводя их в порядок. Стройное тело изгибалось и покачивалось с той женской грацией, которая лишала его возможности отвести взгляд. Он вспомнил ощущения, которые испытывал прошлой ночью, находясь в ней, тесноту и жар, и почувствовал непроизвольный отклик своего тела. Он не мог взять ее сейчас; она была еще слишком уязвима. Она плакала прошлой ночью, и каждая слезинка обжигала его. Он сможет подождать.
Она отложила щетку и начала взбивать подушки. Он подошел, чтобы помочь ей застелить постель, но когда она отбросила скомканное одеяло, чтобы расправить простыню, то увидела на белье красные размазанные пятна и застыла.
Риз также смотрел на пятна, задаваясь вопросом, остались ли у нее хоть какие-то приятные воспоминания, как у него, или пятна напоминали ей только о боли. Он нагнулся, вытащил концы простыни и начал стягивать ее с кровати.
– В следующий раз будет лучше, – сказал он, и Маделин бросила на него такой серьезный взгляд, что ему захотелось заключить ее в объятия и укачивать. Если бы она тогда захотела, он смог бы доставить ей удовольствие другими способами, но она однозначно дала понять, что не готова к этому. Риз задумался, как бы он сохранил свой контроль, если бы она предоставила ему полную свободу над своим телом. Этот один короткий эпизод любовных ласк и близко не подошел к тому, чтобы удовлетворить вздымающуюся волну голода, который он испытывал, и это было опасно.
Он кинул простыню на пол.
– Я займусь утренними работами, пока ты готовишь завтрак.
Маделин кивнула. Когда он выходил за дверь, она окликнула:
– Подожди! Ты любишь блины?
Он остановился и оглянулся.
– Да, и много.
С прошлого посещения она помнила, что он любит крепкий кофе. Она зевала, спускаясь вниз на кухню; затем, озираясь, встала посередине комнаты. Трудно было понять, откуда начинать, когда не знаешь, где что находится.
Сначала кофе. По крайней мере, его кофеварка была автоматической. Она нашла фильтры и насыпала достаточное количество кофе, чтобы сделать его вдвое крепче того, что обычно варила для себя.
Ей пришлось прикинуть на глаз, сколько бекона и колбасы необходимо пожарить. При такой тяжелой работе, как у него, чтобы наесться, ему потребуется огромное количество пищи, поскольку обычно он сжигал по четыре или пять тысяч калорий за день. Когда запахи готовящихся к завтраку кофе и мяса начали заполнять кухню, она впервые осознала, сколько времени будет занимать рутинная работа на кухне. Ей придется поближе познакомиться с какими-нибудь поваренными книгами, потому что ее навыки ограничивались самыми простейшими блюдами.
Слава Богу, у него была блинная мука. Она замесила жидкое тесто, нашла сироп и поставила на стол. Как долго ей нужно ждать его возвращения, чтобы вовремя вылить блины на сковородку?
Прежде, чем он появился из сарая, неся ведро свежего молока, блюдо с нагромождением поджаренного бекона и колбасы стояло на столе. Как только дверь открылась, Маделин налила на сковородку четыре круга теста. Он поместил молоко на разделочный столик и повернул кран, чтобы вымыть руки.
– Когда будет готов завтрак?
– Через пару минут. Блины не занимают много времени. – Она перевернула их. – Кофе готов.
Он налил себе чашку и прислонился к шкафу около нее, наблюдая, как она стоит на страже блинов. Через несколько минут она сложила их на тарелку и вручила ему.
– Масло на столе. Начни с этих, пока я готовлю остальные.
Риз отнес тарелку к столу и начал есть. Он расправился с первой партией блинов к тому времени, когда подоспела вторая. Маделин вылила на сковородку еще четыре круга. С этими будет ровно дюжина. Сколько он съест?
Он съел только десять. Ей осталось два из последней партии, и она скользнула на стул рядом с Ризом.
– Что ты сегодня делаешь?
– Мне нужно проверить заборы на западном участке, после этого я смогу перегнать туда стадо.
– Ты придешь на обед, или я должна упаковать какие-нибудь бутерброды?
– Бутерброды.
И это все, подумала она полчаса спустя, когда он оседлал лошадь и уехал. Самое большое -разговор за завтраком. Он даже не поцеловал ее сегодня утром. Она знала, что у него было много работы, но неужели он потеряет кучу времени, если чмокнет ее в макушку?
Первый день брака, казалось, начался не слишком удачно.
Но потом она задумалась, а чего, собственно, ожидала. Она знала о чувствах Риза, знала о том, что он не хотел слишком близко подпускать ее к себе. Потребуется время на то, чтобы сломать эти барьеры. Лучшее, что она может сделать, это узнать, что значит быть женой владельца ранчо. У нее нет времени на недовольство из-за того, что он не поцеловал ее и не пожелал доброго утра.
Она вычистила кухню, что стало работой всего утра. Вымыла пол, отскребла духовку, вычистила большой двухкамерный холодильник и сделала перестановку в кладовой, чтобы знать, где что находится. Она произвела ревизию кладовой и начала составлять список необходимых вещей. Постирала белье и перестелила постель. Пропылесосила и вычистила как верхний, так и нижний этажи, помыла три ванные, пришила пуговицы на его рубашках и зашила несметное количество мелких разрывов на рубашках и джинсах. Полностью выдохнувшись, она чувствовала себя очень семейной.
В конце концов, брак был работой, а не бесконечной круговертью вечеринок и романтических пикников у реки.
Брак также складывался из ночей, проведенных в кровати с одним и тем же мужчиной, которому она открывала объятия и бедра, чтобы он мог утолить в ней свою страсть. Он сказал, что в следующий раз все пройдет лучше, и она чувствовала, что так и будет, а прошлой ночью она просто была слишком усталой и напряженной для того, чтобы получать наслаждение от его действий. Весь процесс ее немного шокировал. Не имело значения, сколько она знала о сексе теоретически, ничто не подготовило ее к реальному проникновению, настоящему ощущению его твердости в ней. Ее сердце учащенно забилось, когда она подумала о предстоящей ночи.
Она начала распаковывать некоторые из ранее отправленных ею коробок, повторно собирая стерео оборудование и расставляя некоторые из книг. Маделин настолько погрузилась в работу, что обратила внимание на время лишь тогда, когда почти стемнело. Риз скоро приедет, а она даже не начала готовить ужин. Она бросила все, чем занималась, и помчалась на кухню. Она даже не запланировала, что у них будет на ужин, но, по крайней мере, знала, что находится в кладовой.
Быстрая ревизия морозильника дала несколько толстых стейков, один пакет свиных отбивных и еще очень немногое. Она сделала мысленные дополнения к списку, разворачивая отбивные и помещая их в микроволновку для разморозки. Не имей он микроволновой печи, она попала бы в большую неприятность. Она уже начистила небольшую гору картофеля, когда дверь черного хода открылась. Она услышала, как он очистил сапоги, затем устало вздохнул, снимая их.
Он вошел в кухню и остановился, озираясь на пустой стол и плиту.
– Почему не готов ужин? – спросил он очень тихим, зловещим тоном.
– Я была занята и не следила за временем…
– Следить за временем – твоя работа. Я смертельно устал и голоден. Я работал двенадцать часов без перерыва, и наименьшее, что ты могла сделать, – это найти время для готовки.
Его слова жалили, но она не стала упоминать о том, чем занималась.
– Я приготовлю еду так быстро, как могу. Иди, прими душ и отдохни несколько минут.
Он протопал вверх по лестнице. Она кусала губу, чистя картофель и складывая его в кастрюлю с горячей водой для варки. Если бы он не выглядел настолько измученным, то она, вероятно, высказала бы ему пару слов, но он валился с ног от усталости и был грязным с головы до ног. Его день был не из легких.
Она открыла большую жестянку с зелеными бобами и вывалила их в кастрюлю, затем добавила приправу. Отбивные уже пеклись. Хлеб. Ей нужен хлеб. В холодильнике не было никаких полуфабрикатов для бисквитов. Она не смогла вспомнить рецепт их приготовления, несмотря на то, что часто наблюдала, как их делает бабушка Лили. Маделин нашла поваренные книги и начала проверять наличие ингредиентов для бисквитов.
Как только у нее перед глазами появился список компонентов, все стало постепенно вставать на свои места. Она смешала тесто, затем замесила и раскатала его, как делала, будучи маленькой девочкой. Она не смогла найти формочку для печенья, поэтому воспользовалась стаканом, вдавливая его в тесто и вылепляя безупречные круги. Несколько минут спустя дюжина бисквитов была засунута в духовку.
Десерт. Она видела несколько маленьких, индивидуально упакованных шоколадных кексов. Она достала их и большую банку персиков. Это должно сработать, потому что у нее не хватит времени на выпечку. Она открыла банку персиков и вывалила их в чашку.
Риз спустился вниз к тому времени, когда она расставляла столовые приборы. Он выглядел гораздо чище, но настроение осталось прежним. Он многозначительно посмотрел на пустой стол и направился в гостиную.
Она проверила картофель; он стал мягким. Смешала немного муки и молока и вылила в картофель, который тотчас начал густеть. Она позволила ему тушиться, пока проверяла отбивные и зеленые бобы.
Бисквиты стали золотисто-коричневым и приятно пахли. Теперь, если бы только они оказались съедобными… Она надеялась, что поскольку следовала рецепту, они будут не слишком плохи. Она сложила их на тарелку и скрестила наудачу пальцы.
Отбивные, наконец, были готовы.
– Риз! Ужин готов.
– Наконец-то.
Она торопливо поставила еду на стол, в последнюю минуту сообразив, что не сделала ни кофе, ни чая, быстро достала из шкафчика два стакана и налила молоко. Она знала, что он любит молоко, поэтому, возможно, иногда пьет его за ужином.
Отбивные были не самыми лучшими из тех, что она когда-либо готовила, а бисквиты оказались немного тяжелыми, но он ел спокойно, без комментариев. Тяжелые или нет, дюжина исчезла быстро, и ей достался только один. Когда он доел третью порцию тушеного картофеля, она встала.
– Хочешь десерт?
Он быстро вскинул голову.
– Десерт?
Она не смогла сдержать улыбку. По этому мужчине было видно, что он жил один в течение семи лет.
– Ничего особенного, потому что у меня не хватило времени на выпечку. – Она поместила маленькие кексы в чашку, опустила туда персики и смочила соком. Риз кинул на них недоуменный взгляд, пока она ставила перед ним чашку.
– Просто пробуй, – сказала она. – Я знаю, это суррогатная пища, но у нее прекрасный вкус.
Он так и сделал, и опустошил чашку. Часть усталости исчезла с его лица.
– Стерео в гостиной, похоже, неплохой.
– Он у меня уже несколько лет. Надеюсь, он пережил переезд.
Он продал свой стерео несколько лет назад, решив, что деньги ему нужны больше, чем музыка, и никогда не позволял себе слишком много думать об этом. Борясь за выживание, быстро учишься расстанавливать приоритеты. Но он скучал по музыке и с нетерпением ждал, когда снова послушает свою старую классику.
Дом был полон признаков того, чем она занималась весь день, и он почувствовал себя виновным из-за криков по поводу неприготовленного ужина. Этажи стали чище, чем за последние годы, пыль ушла со всех поверхностей. Дом пах очистителем и средством для полировки мебели, ванная сверкала чистотой. В доме было десять комнат и почти полторы тысячи квадратных метров; его капризная горожанка умела работать.
Он помог ей убрать со стола и загрузить посудомоечную машину.
– Что это? – спросил он, указывая на ее список.
– Список покупок. В кладовой ограниченный выбор.
Он пожал плечами.
– Я обычно настолько уставал, что ел одни бутерброды.
– Как далеко ближайший магазин? И не говори, что мне придется ехать в Биллингс.
– Есть магазинчик приблизительно в двадцати милях отсюда. Это не супермаркет, но ты можешь приобрести там основное. Я отвезу тебя туда послезавтра. Завтра не получится, потому что прежде, чем перегнать стадо, мне нужно восстановить большое ограждение.
– Просто покажи мне направление. Не думаю, что ситуация с едой может ждать до послезавтра.
– Я не хочу, чтобы ты блуждала по округе, – решительно ответил он.
– Я не буду блуждать. Просто покажи мне направление.
– Я бы предпочел, чтобы ты подождала. Я не знаю, насколько надежен этот автомобиль.
– Тогда я могу взять грузовик.
– Я сказал, что отвезу тебя сам послезавтра, и точка.
Кипятясь, она пошла наверх и приняла душ. С какой стати он был настолько упрям? По его реакции можно было подумать, что она собирается отыскать бар и провести в нем весь день. Но, возможно, именно так поступала его первая жена. Даже если это правда, Маделин была уверена, что не собирается тратить свою жизнь, расплачиваясь за грехи Эйприл.
Она закончила распаковывать одежду, развешивая большинство нью-йоркских вещей в шкафу другой спальни, так как теперь у нее будет немного возможностей ее использовать. Ей все еще казалось странным видеть свою одежду в одном шкафу рядом с мужской; она делила комнату, шкаф и одежду в колледже, но, то было другое. Сейчас все значительней. Это было самой жизнью.
Начал сказываться утренний подъем в четыре тридцать: она уже чувствовала сонливость, хотя часы показывали только восемь. Конечно, к активному трудовому дню добавился недосып прошлых двух недель, и она едва могла держать глаза открытыми.
Она услышала, как Риз поднялся наверх и вошел в их спальню; затем позвал более грубым, чем обычно, голосом:
– Мэдди?
– Я здесь, – откликнулась она.
Он появился в дверном проеме, и его колючие глаза охватили сваленную на кровать одежду.
– Что ты делаешь? – Его плечи были странно напряжены.
– Вешаю одежду, которой не буду здесь пользоваться, чтобы она не загромождала наш шкаф.
Возможно, это было только ее воображение, но он, казалось, расслабился.
– Ты готова лечь спать?
– Да, я могу закончить это завтра.
Он отодвинулся, пропуская ее вперед, затем выключил свет и последовал за нею. Маделин была босиком в еще одном тонком халате, наподобие того, что носила прошлой ночью, и она почувствовала ту же нехватку воздуха, ощутив его, идущего так близко позади нее. Макушка ее головы едва достигала его подбородка, и он со всеми своими мускулами, должно быть, весил минимум девяносто килограммов. Было бы легко позволить себе испугаться его, особенно когда она подумала о том, что будет находиться под ним на той большой кровати. Но она собирается ложиться с ним в постель всю оставшуюся жизнь. Возможно, у него были сомнения относительно долговечности их брака, но не у нее.
На сей раз, было легче. Она лежала в его сильных объятиях и чувствовала теплоту, растущую под его глядящими руками. Но теперь, когда она была менее взволнованной, она ощущала какую-то неправильность, будто он держал часть себя в стороне от их любовных ласк. Он прикасался к ней, но только под строгим контролем, будто отмеряя себе порцию наслаждения и не отдавая ни капли больше. Она не хотела этих дозированных прикосновений, она хотела его страсти. Маделин знала о ее существовании, чувствовала ее, но он не выпускал ее.
Ей все еще было больно, когда он вошел в нее, хотя не так сильно, как в прошлый раз. Он был нежен, но он не любил. Она смутно подумала, что он таким же образом обращался бы с любой из тех двух женщин, на которых хотел жениться. Как с телом, которым ему позволили воспользоваться, а не как с теплой, любящей женщиной, нуждавшейся в большем. Это был только секс, не занятие любовью. Он заставил ее чувствовать себя, подобно безликой незнакомке.
Это была война. Засыпая, она планировала свою кампанию.
– Я хочу пойти сегодня с тобой, – сказала она следующим утром за завтраком.
Он не поднял взгляд от яиц и бисквитов.
– Это не для тебя.
– Откуда ты знаешь? – парировала она.
Он выглядел раздраженным.
– Потому что многие мужчины не справляются с такой работой.
– Ты сегодня восстанавливаешь ограждение, правильно? Я могу помочь тебе с проволокой и, по крайней мере, составлю тебе компанию.
Это было именно то, чего Риз не хотел. Если он проведет много времени в ее компании, в итоге они займутся любовью, а это было то, в чем он хотел себя ограничить. Если он сможет удержаться в рамках «один раз за ночь», то будет в состоянии держать под контролем и все остальное.
– Восстановление забора займет лишь несколько часов, потом я приведу грузовик домой и вернусь верхом, чтобы перегнать стадо.
– Говорю тебе, я умею ездить верхом.
Он нетерпеливо покачал головой.
– Как давно ты садилась на лошадь? Каким видом верховой езды занималась, пользуясь вышколенной арендованной лошадью? Здесь открытая местность, и мои лошади обучены работать с рогатым скотом.
– Отвечаю: прошло чуть меньше года, когда я последний раз ездила верхом, но я знаю все о растирании. И когда-нибудь мне все равно придется к этому привыкнуть.
– Ты будешь только путаться под ногами. Оставайся здесь, и посмотрим, сможешь ли ты сегодня приготовить ужин вовремя.
Она прищурилась и опустила руки на бедра.
– Риз Данкен, я иду с тобой, и это решено.
Он встал из-за стола.
– Лучше, если ты сразу усвоишь, что это мое ранчо, и будет так, как говорю я. Это касается и тебя. Несколько слов перед судьей не дают тебе никакого права распоряжаться здесь. Я работаю на ранчо, ты заботишься о доме. Я хочу на ужин жареного цыпленка, так что можешь начать с этого.
– В морозильнике нет цыплят, – парировала она. – Поскольку ты не хочешь, чтобы я отправилась по магазинам, думаю, тебе придется изменить свой заказ.
Он указал на двор.
– Там много цыплят, горожаночка. Мясо не всегда доставляется упакованным.
Обычно нрав у Маделин был столь же спокойным, как ее походка, но с нее было достаточно.
– Хочешь, чтобы я поймала цыпленка? – спросила она сквозь сжатые губы. – Ты не веришь, что я сумею это сделать, не так ли? Именно поэтому ты заказал его. Хочешь показать мне, как мало я знаю о жизни на ранчо? Ты получишь на ужин своего проклятого цыпленка, даже если мне придется затолкать его тебе в горло!
Она повернулась и пронеслась вверх по лестнице. Риз, немного ошеломленный, остался стоять на месте. Он и не подозревал, что Маделин умела двигаться настолько быстро.
Она спустилась прежде, чем он успел загрузить грузовик и уехать. Он услышал хлопок двери позади себя и обернулся. Его глаза расширились. Поверх джинсов она привязала защитные подкладки на локти и колени и надела спортивную обувь. Она все еще выглядела разъяренной, и даже не взглянула на него. Риз вставил большие пальцы за петли пояса и прислонился к грузовику, чтобы понаблюдать за происходящим.
Она выбрала курицу и непринужденно направилась к ней, разбрасывая пригоршнями корм, чтобы подманить птиц. Риз, впечатленный, приподнял брови. Но она сделала свой выпад немного раньше, чем следовало; курица заклекотала и рванула прочь, спасая жизнь от преследовавшей ее Маделин.
Она потянулась за птицей, скользнув животом по земле и упуская обезумевшую курицу. Риз сморщился и отстранился от грузовика, испуганно думая о том, что грязь и камни сделали с ее мягкой кожей, но она вскочила на ноги и последовала за беглянкой. Птица беспорядочно кружила по двору, затем бросилась под грузовик. Маделин нагнулась, пытаясь окружить птицу, и следующий отчаянный рывок оказался на дюйм короче необходимого.
– Слушай, просто забудь о цыпленке… – начал он, но она уже не слышала его.
Птице удалось взлететь достаточно высоко, чтобы усесться на нижних ветвях дерева, но они все-таки находились выше головы Маделин. Она прищурилась и нагнулась, чтобы поднять с земли несколько камней. Маделин прицелилась и бросила камень. Он пролетел над курицей, которая втянула голову, сверкая яркими маленькими глазками. Следующий булыжник поразил сук рядом с ней, и она заклекотала, меняя положение. Третий камень угодил ей в ногу, и она снова полетела.
На сей раз Маделин прыгнула безупречно. Она скользнула по земле, поднимая пыль и разбрасывая гальку, и ее руки сомкнулись на одной из ног курицы. Птица немедленно взбесилась, замахала крыльями и попыталась клюнуть схватившую ее руку. Они сражались в облаке пыли в течение минуты, но затем Маделин встала, надежно держа за обе ноги висевшую с распростертыми крыльями вниз головой курицу. Ее руки, в тех местах, где разъяренная курица клевала, прокусывая кожу, были в каплях крови.
– Не курица, а спринтер какой-то, – сказала она с мрачным триумфом.
Риз мог только молча смотреть на то, как она шла к нему. Ее волосы спутались и в беспорядке падали на глаза. Лицо было покрыто пылью, рубашка – грязной и порванной, как и джинсы. Один наколенник свободно болтался и свисал с голени. Однако взгляд этих серых глазах удержал его от смеха. Он даже не отважился улыбнуться.
Цыпленок клюнул его в грудь, и он схватил его, легко предотвращая побег птицы на свободу.
– Вот твой чертов цыпленок, – сказала она сквозь зубы. – Надеюсь, вы оба очень счастливы. – И пронеслась обратно в дом.
Риз посмотрел вниз на птицу и вспомнил о крови на руках Маделин. Он свернул шею курицы одним быстрым, уверенным движением. Он никогда не чувствовал меньшего желания смеяться.
Он занес мертвую птицу внутрь и опустил на пол. Маделин стояла у раковины, тщательно намыливая руки.
– Дай мне взглянуть, – сказал он, подходя к ней сзади и обхватывая с двух сторон, чтобы взять ее руки в свои, отсекая тем самым попытки вырваться. Курица пустила кровь в нескольких местах, что выглядело как небольшие колотые ранки с посиневшими краями. У него самого бывали такие же, и он знал, как легко они могут воспалиться.
Он дотянулся до полотенца, чтобы обернуть им ее руки.
– Поднимайся наверх в ванную, и я наложу на них дезинфицирующее средство.
Она не шелохнулась.
– Это руки, а не спина. Спасибо, но я прекрасно могу дотянуться до них. И сделаю это сама.
Его мускулистые объятия сомкнулись на ней железными кольцами; твердые руки легко удерживали ее. Спереди она оказалась прижата к раковине, а сзади к его большому, удержавшему ее телу. Маделин чувствовала себя полностью окруженной им и внезапно в голове пронеслась отчаянная мысль, что ей не следовало выходить замуж за того, кто выше нее почти на тридцать сантиметров. Она оказалась в прискорбно невыгодном положении.
Он наклонился, просунул правую руку под ее колени и поднял с уничижительной легкостью. Маделин ухватилась за его плечи, чтобы сохранить равновесие.
– Курица исклевала мои руки, а не ноги, – язвительно заметила она.
Он бросил на нее предупреждающий взгляд и начал подниматься вверх по лестнице.
– Мужчины, применяющие силу против женщин, хуже слизняков.
Его руки напряглись, но он лишь потуже затянул свой норов. Он принес ее в ванную комнату и опустил на ноги. Пока он открывал аптечку, Маделин направилась к двери, и он схватил ее одной рукой, притягивая обратно. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь высвободить руку.
– Я сказала, что сделаю это сама! – выпалила она, взбешенная его действиями.
Он опустил вниз крышку унитаза, сел и притянул ее себе на колени.
– Не двигайся и позволь мне продезинфицировать твои руки. Если после того, как я закончу, ты все-таки захочешь подраться, я буду рад тебе угодить.
Кипятясь, Маделин сидела на коленях Риза, пока он прикладывал резко жалящий антисептик к мелким ранкам. Затем он обработал их антибактериальным кремом и наложил пластырь на два самых крупных укуса. Его руки все еще обнимали ее; он держал ее, как успокаивающий и ухаживающий родитель. Ей не понравилось это сравнение, даже не смотря на то, что оно было ее собственным. Она беспокойно заерзала, чувствуя под собой его твердые бедра.
Его лицо было очень близко. Она могла разглядеть все разноцветные крапинки в его глазах, большей частью зелено-синие, но сквозь которые простреливали черные, белые и несколько блестяще- золотых. Хотя он побрился прошлым вечером, его щетина уже выросла достаточно, чтобы придать шершавость щекам и подбородку. Складки с каждой стороны рта создавали красивую линию губ, и внезапно она вспомнила, как он накрывал этими губами ее сосок, вбирая в свой рот нежную плоть. Она задрожала, и скованность ушла из ее тела.
Риз закрыл аптечку и отставил в сторону, позволив своим рукам небрежно опуститься на бедра Маделин, пока он окидывал ее оценивающим взглядом.
– У тебя лицо грязное.
– Так отпусти меня, и я умоюсь.
Он не послушался. Он вымыл его сам, медленно обводя ее черты влажной губкой, ткань которой почти ласкала ее кожу. Он протер ее рот столь легким прикосновением, что она едва могла чувствовать его, и наблюдал, как ткань скользит по мягкой, соблазнительной нижней губе. Голова Маделин откинулась назад, веки отяжелели. Он провел мочалкой вниз по шее, вытер хрупкие ключицы, потом запустил руку вниз, в свободный вырез топа.
У нее перехватило дыхание от влажной прохлады на грудях. Он водил мочалкой туда-сюда, медленно проводя ею по соскам и приводя их к готовности. Ее груди начали пульсировать, спина невольно выгнулась, предлагая ему большее. Она могла чувствовать своим бедром, как он твердеет и увеличивается, и кровь быстрее побежала по ее венам.
Он бросил губку в раковину, снял шляпу и кинул на пол. Рука на спине Маделин сжалась и привлекала ее к нему, он наклонил голову и накрыл ее рот своим.
Это был тот же поцелуй, которым он целовал ее в аэропорту и которым не целовал с тех пор. Его рот был жадным и горячим, настойчивым в своих требованиях. Его язык проник внутрь, и она встретила его своим собственным, приветствуя, соблазняя, желая большего.
Она отступила под его неистовой атакой, голова упала на плечо Риза. Он настойчиво продолжал, снова захватив ее рот, просовывая руку под рубашку и накрывая ее грудь. Он нежно мял упругий холмик, потирая сосок своей грубой ладонью, пока она не захныкала в его рот от изысканной боли. Она повернулась к нему, обнимая за шею. Возбуждение томилось внизу ее живота, напрягая каждый мускул тела и вызывая между ног болезненное напряжение.
С грубым звуком страсти он прислонил ее спину к своей руке и задрал топ наверх, обнажая груди и окутывая их своим теплым дыханием, когда нагнулся к ней. Риз обвел кончиком языка один розовый сосок, превращая его в сжатый, плотный, красноватый комочек. Он переместил ее тело, приблизив к своему рту другую грудь, и обошелся со вторым соском точно так же, с удовольствием наблюдая, как он тоже напрягся.
Маделин ухватилась за него.
– Риз, – умоляла она низким, дрожащим голосом. Она нуждалась в нем.
Это была горячая магия, откровенная чувственность, которую Маделин ощутила в нем с первой минуты. Это было теплое обещание, которое она чувствовала, находясь под ним ночью, и она хотела большего.
Он сильнее втянул в рот ее сосок посасывающим движением, и она снова выгнулась, двигая бедрами. Лежа поперек его коленей с телом, поднятым к его рту, Маделин ощущала себя, подобно предложенному десерту, и наслаждалась способом, которым его губы, зубы и язык работали над ее грудью.
– Риз, – промолвила она снова. Это было немногим больше, чем стон, полный желания. Вся его мужская сущность отвечала на этот женский крик жажды, подстегивая выплеснуться глубоко внутри нее и облегчить эту голодную боль, которая заставляла ее изгибаться в его объятиях и призывать его. Его чресла пульсировали, тело излучало жар. Если она желала быть заполненной, он желал заполнить ее. Двух сдержанных спариваний, которые он имел с нею, было недостаточно, они никогда бы не удовлетворили жажду, усиливавшуюся всякий раз, когда он смотрел на нее.
Но если он когда-либо уступит ей, то ни за что не сможет вернуть контроль. Эйприл преподала ему горький урок, который он повторял каждый день, когда работал на своих уменьшенных акрах земли или когда глядел, как отслаивается краска на доме. Маделин не сможет обобрать его, но он не мог рисковать и ослабить свою защиту.
С усилием, от которого выступил пот над бровями, он оторвал рот от ее невыносимо сладкой плоти и поставил Маделин на ноги. Она зашаталась, ее глаза были затуманены, топик закручен кверху, открывая упругие круглые груди. Она не понимала и потянулась к нему, предлагая наркотическую чувственность, которую он не позволит себе взять.
Он поймал ее запястья и прижал руки к бокам, вставая на ноги, отчего их тела прижались друг к другу. Он снова услышал ее тихий стон, и она позволила своей голове упасть ему на грудь, о которую потерлась щекой назад и вперед, нежной лаской, заставившей его проклясть собственную рубашку, скрывающую его обнаженную кожу.
Если он не выйдет отсюда сейчас же, то не выйдет никогда.
– Мне нужно заняться работой. – Его голос был хриплым от напряжения. Она не двигалась. Она таяла рядом с ним, стройные бедра начали тереться об его, что тут же передалось его мужскому естеству и вызвало ощущение, будто штаны вот-вот разорвутся от давления.
– Маделин, остановись. Я должен идти.
– Да, – шептала она, поднимаясь на цыпочках, чтобы прижаться губами к его горлу.
Его руки с силой сжались на ее бедрах, на одну судорожную секунду притянув ее к своему тазу, будто собирался размолоть себя в ней; затем он отодвинул ее. Риз поднял шляпу и вышел из ванной прежде, чем она успела опомниться и снова прижаться к нему, потому что был чертовски уверен, что на сей раз не нашел бы сил остановиться.
Маделин смотрела ему в след, смущенная его внезапным уходом и страдающая от потери контакта. Она покачнулась; потом к ней пришло понимание, и она издала хриплый крик гнева и боли, вытянув руку, чтобы ухватиться за ванную и не упасть на колени.
Будь он проклят, проклят, проклят! Он довел ее до состояния крайнего возбуждения, после чего оставил опустошенной и изнывающей от боли. Она знала, что он хотел ее; она чувствовала его твердость, чувствовала натянутость мускулов. Он мог отнести ее на кровать или даже получить тут же, в ванной, и она бы приветствовала это, но он оттолкнул ее.
Он был слишком близок к потере контроля. Подобно вспышке молнии, к ней пришло озарение, и она поняла, что случилось, поняла, что в последнюю минуту он должен был доказать себе, что все еще может убежать, что не хочет ее настолько, чтобы не суметь справиться с собой. Сексуальность его натуры была настолько сильна, что прожигала насквозь те стены, которые Риз воздвиг вокруг себя, но он все еще боролся с этим и пока побеждал.
Маделин медленно сошла вниз, держась за перила, потому что собственные ноги напоминали ей сейчас переваренную лапшу. Если у нее вообще есть хоть какой-то шанс, она должна найти способ разрушить этот железный контроль, но она не знала, выдержат ли такое ее нервы или чувство собственного достоинства.
Он уже уехал, грузовика нигде было не видно. Маделин беспомощно огляделась, не в состоянии сообразить, что ей нужно сделать, пока глаза не остановились на лежащем на полу мертвом цыпленке.
– Тебе это даром не сойдет, – сказала она с мрачным обещанием в голосе и начала неприятную процедуру по приготовлению чертовой курицы.