Невеста Данкена

Глава 8

Риз выручил за стадо говядины больше, чем ожидал или даже надеялся. Он работал осознанно поддерживая холестерин на должном уровне, разводя и выращивая рогатый скот таким образом, чтобы мясо в итоге содержало меньше жира, но по-прежнему оставалось нежным. Его усилия полностью окупились. Он выплатил очередной взнос по закладной с мрачным удовлетворением, – у него оставалось достаточно средств, чтобы с приходом весны увеличить стадо и ввести несколько новых пород, которые давно хотел испытать. В случае поломки оборудования он теперь может отремонтировать его, вместо того чтобы сводить концы с концами, экономить и обходиться без него. Он даже может время от времени водить Маделин в ресторан. Его раздражало, что пределом их развлечений были редкие чашечки кофе и кусочки пирога в кафе Флорис. Он хотел выводить Маделин в свет, баловать ее, покупать новую одежду и драгоценности – словом, делать все те вещи, которые когда-то воспринимал, как само собой разумеющиеся. Ранчо еще предстояло пройти долгий путь, чтобы стать таким же процветающим, как и прежде, но он добьется своего. Боже, он получил прибыль! Он - в плюсе.

Маделин приехала в Биллингс вместе с ним, когда у него была назначена встреча с банкиром. Он ожидал, что она захочет пройтись по магазинам; и хотя с каждым днем все больше и больше понимал, насколько Мэдди отличалась от Эйприл, однако также признавал, что его жена была модницей. Очевидным доказательством ее любви к одежде являлось то, как она одевалась, даже для работы на ранчо. Это могли быть простые джинсы и рубашка, но джинсы будут сидеть на ней так, что гарантированно повысят его кровяное давление, а рубашка будет выглядеть настолько стильно, словно прибыла прямиком из Парижа. Что действительно действовало на него, так это способ, которым она надевала одну из его белых рубашек, не застегивая ни одной пуговицы и завязывая ее узлом на талии. Лифчик под нее она также не надевала. Это было стильно и провокационно, он не мог противиться такому соблазну, и она это знала. Сначала его рука оказывалась под рубашкой; затем рубашка снималась; потом они занимались любовью в любом месте, где бы ни находились.

Маделин действительно сделала покупки, но снова удивила его. Она купила нижнее белье и джинсы для него; после чего была готова вернуться домой.

– Не знаю, как я когда-то жила в таком крупном городе, как Нью-Йорк, – рассеянно произнесла она, озираясь по сторонам на уличное движение. – Здесь так шумно. – Риз был удивлен; в Биллингсе проживало менее семидесяти тысяч жителей, и драки в баре были куда большей нормой, нежели гангстерские или наркоманские разборки. Нет, Мэдди не походила на Эйприл, которая считала Биллингс ничем иным, как болотом. Для Эйприл, только города, подобные Нью-Йорку, Лондону, Парижу, Лос-Анджелесу и Гонконгу, являлись достаточно изощренными, чтобы доставлять удовольствие.

Маделин действительно была рада вернуться на ранчо. Она поняла, что там была счастливее всего. Там были тишина и покой, которые приходили только от пребывания вблизи земли и природы. И теперь там был ее дом.

Когда они вернулись, была середина дня, и Риз переоделся, чтобы приступить к своим хозяйственным работам. Было слишком рано начинать готовить ужин, поэтому Маделин вышла на веранду и села в качели. Начиналась осень, и дни уже перестали быть жаркими. Риз сказал, что снег в октябре был обычным делом, поэтому дни, когда она сможет посидеть на веранде, подходили к концу. Однако, она с нетерпением ожидала суровую, что было довольно вероятно, зиму. Дни станут короткими, а ночи длинными, – она улыбнулась, подумав об этих долгих ночах.

Сменив одежду, Риз спустился вниз и нашел ее там. Он решил, что хозяйственные работы немного подождут, и присоединился к ней на качелях. Он обнял ее одной рукой и прижал к себе так, чтобы ее голова приютилась на его плече.

– Я тут подумала, – сказала она, – Скоро придет зима.

– Скорее, чем ты думаешь.

– Уже недалеко до Рождества. Я могу пригласить Роберта?

– Конечно. Он – твоя семья.

Она улыбнулась.

– Я знаю, но на нашей свадьбе теплота между вами точно не была непомерной.

– А чего ты ожидала, учитывая обстоятельства? Мужчинам свойственно охранять свою территорию. Он не хотел отдавать тебя, а я был настроен получить тебя во что бы то ни стало. – Он большим пальцем приподнял ее подбородок и подарил медленный поцелуй. – И я был незнакомцем, который той ночью собирался затащить его сестру в кровать.

Мгновение раздавался только скрип качелей. Он поцеловал ее снова, потом просто обнял. Он не знал, что брак может быть таким, думал он с рассеянным удивлением. И страстью, и удовлетворением.

Он спокойно произнес:

– Давай сделаем ребенка.

После паузы она ответила:

– Я прекращу принимать таблетки. – Затем прижала его ладонь к своему лицу.

Нежность этого жеста была почти болезненна. Он поднял ее и усадил верхом на свои колени, чтобы можно было видеть выражение ее лица.

– Ты этого хочешь?

Ее лицо выглядело так, будто светилось изнутри.

– Ты знаешь, что да. – Она наклонилась вперед и потерлась губами о его губы, затем внезапно рассмеялась и неистово обвила руками его за шею. – В твоем роду были близнецы?

– Нет! – ответил он отрывисто, затем отодвинулся и послал ей настороженный взгляд. – А в твоем?

– На самом деле, да. У бабушки Лили была сестра-близняшка.

Даже мысли о близнецах было слишком много. Он тряхнул головой, отвергая такую возможность.

– Только по одному, девочка. Никаких дублей. – Его руки потерлись о ее бедра и проникли под юбку, затем скользнули в трусики, обхватывая ягодицы. – Ты можешь забеременеть к Рождеству.

– У-м-м, я бы этого хотела.

Его глаза вспыхнули в ответ.

– Я приложу все усилия.

– Но, вероятно, потребуется больше времени.

– Тогда мне придется стараться сильнее.

Ее губы изогнулись.

– Я не могу это упустить, – сказала она удовлетворенно.

Первый снег, действительно, выпал в октябре, – три дюйма прекрасной, пушистой пудры. Она узнала, что снег не останавливает работу владельца ранчо, а только добавляет, хотя три дюйма – еще не повод для беспокойства. В суровые зимы Ризу приходилось носить для скота сено и ломать лед в водоемах, чтобы животные смогли напиться. Ему нужно было находить потерявшихся телят, прежде чем они замерзали до смерти, и во время непогоды перегонять стадо в более защищенные места.

Впервые зима начала тревожить ее.

– Что, если начнется снежная буря? – спросила она его однажды ночью.

– В таких случаях я надеюсь на лучшее, – откровенно ответил он. – Я потеряю нескольких телят во время любой сильной метели, но если она не продлится слишком долго, то большая часть стада выдержит. Снежные бури или чрезвычайный холод представляют опасность, если длятся несколько дней. Тогда скот начинает мерзнуть до смерти, и во время бурана я не могу их кормить. У меня к сараю и к дому прикреплены крюки. Когда кажется, что начинается неприятный шторм, я протягиваю между ними веревку и держусь за нее так, чтобы можно было добраться до сарая и обратно.

Она уставилась на него, ужасаясь всем тем годам, когда он справлялся в одиночку, и опасностью, которой себя подвергал. То, что он все еще был жив, служило доказательством его силы и интеллекта и характеризовало его упрямство.

Подготовка к зиме была продолжительной и серьезной. Он перегнал стада на более близкие пастбища, где им предстояло провести зиму. Поленья дров были сложены поближе к черному ходу, а кладовая как следует укомплектована свечами и аккумуляторами, тогда же он почистил и проверил два больших керосиновых нагревателя на случай, если они понадобятся. Грузовик и автомобиль были заполнены новым антифризом, получили новые аккумуляторы, и он начал ставить их в гараж, чтобы защитить от ветра. В течение октября температура устойчиво скользила вниз, пока полдень не остался единственным временем, когда она поднималась выше нуля.

– Этот холод продержится шесть месяцев? – спросила она, и он рассмеялся.

– Нет. У нас будут холодные и теплые периоды. В январе может быть плюс пятнадцать и выше, но если начнутся снежная буря или глубокий мороз, температура может опуститься ниже минус семнадцати. Мы готовимся к бурану, а надеемся на эти пятнадцать градусов.

Как будто в подтверждение его слов, погода выказала тенденцию к потеплению, и в течение дня температура поднималась выше десяти градусов. Маделин почувствовала себя увереннее, потому что он подготовился так, словно им предстояли шесть месяцев темноты. Именно так он и поступал в одиночку в течение семи лет, будучи предусмотрительным и готовясь ко всему. Однако, по его собственному признанию, зима могла быть адом. Ей только надо будет убедиться, чтобы ничего не угрожало его собственной безопасности.

Роберт прилетел за день до Рождества и провел с ними три дня. Едва заметив Маделин, он кинул на нее тяжелый, испытующий взгляд, но что бы ни увидел, это, должно быть, ободрило его, потому что он расслабился и стал приятным гостем. Ее позабавило насколько Риз и Роберт напоминали друг друга, насколько они были похожи, оба очень независимые и сильные мужчины. Их беседа состояла из фрагментов суждений, будто они просто наугад выдавали комментарии, но, казалось, что обоих устраивало подобное общение. Она также была поражена тем, насколько схожими были их манеры. Роберт был вежливо космополитичен, однако манеры Риза были очень схожими, иллюстрируя, каким состоятельным было ранчо до развода. Они различались только в одном: она никогда не видела, чтобы Роберт выходил из себя, тогда как характер Риза напоминал вулкан.

Роберт на удивление заинтересовался работой на ранчо и каждый день выезжал вместе с Ризом. Они проводили много времени, разговаривая об опционах и фьючерсах, коэффициенте отношения корма к килограмму говядины, процентных ставках, инфляции и правительственных субсидиях. Роберт выглядел весьма задумчивым, как будто взвешивал каждое сказанное Ризом слово.

За день до отъезда Роберт подошел к Маделин. Она расслабленно растянулась поперек большого кресла, с закрытыми глазами слушая стерео и покачивая одной ногой в такт музыки. Он сказал, забавляясь:

– Никогда не беги, если можешь идти, никогда не иди, если можешь стоять, никогда не стой, если можешь сидеть, и никогда не сиди, если можешь лежать.

– Никогда не говори, если можешь слушать, – не открывая глаз, добавила Маделин.

– Тогда слушай, а я буду говорить.

– Это звучит серьезно. Ты собираешься сказать мне, что в кого-то влюбился и подумываешь о браке?

– Великий Боже, нет, – ответил он, развеселившись еще больше.

– На горизонте появилась новая женщина?

– Немого ближе.

– Почему ты не привез ее? Это кто-то, кого я знаю?

– Это семейное Рождество, – ответил он, одним коротким предложением сообщая о том, что новая любовница затронула его не намного глубже, всех предыдущих. – Ее зовут Натали Ван-Вейн.

– Нет. Я ее не знаю.

– Ты должна послушать, что я скажу, не задавая вопросы о моей личной жизни. – Он приподнял подушку и сел на нее, слегка улыбнувшись, когда заметил, что в течение их беседы она даже не открыла глаз.

– Итак, разговор.

– Я никогда не встречал никого с головой более ясной для бизнеса, чем у Риза, за исключением себя, конечно, – сказал он, усмехаясь.

– О, конечно.

– Слушай и не перебивай. Он видит, что следует сделать, и делает это, не обращая внимания на препятствия. Он обладает той разновидностью решительности, которая не позволяет отступать независимо от перевеса сил. Он заставит это ранчо работать. Он будет бороться, как дьявол, пока не вернет его в то состояние, в котором оно находилось.

Маделин открыла один глаз.

– И к чему ты это ведешь?

– Я бизнесмен. Он производит на меня впечатление меньшего риска, чем многие сомнительные авантюры, на которые я ставил. Он не должен ждать, чтобы воссоздать это место. Он мог бы принять инвестора и начать прямо сейчас.

– Инвестором, разумеется, выступишь ты сам.

Он кивнул.

– Я ищу прибыль. Он мне ее принесет. Я хочу инвестировать это лично, не вовлекая компанию.

– Ты уже говорил с ним об этом?

– Сначала я хотел поговорить с тобой. Ты его жена и знаешь его лучше, чем я. Он пойдет на это, или я впустую потрачу свое время?

– Что ж, так или иначе, я не стану высказывать тебе свое мнение. Решай сам. Как ты сказал, он разбирается в бизнесе, так позволь ему осмыслить все самостоятельно, без необходимости принимать во внимание мои возможные «за» или «против».

– Этот дом также твой.

– Я все еще учусь помогать, но я знаю недостаточно о бизнесе на ранчо, чтобы даже начать принимать компетентные решения. И подводя итог, мой дом основывается на моем браке, а не месте, где мы живем. Мы можем жить где угодно, и я буду довольна.

Он глянул на нее вниз, и странная нежность осветила взгляд его светлых глаз.

– Ты действительно его любишь, не так ли?

– С самого начала. Иначе я никогда бы не вышла за него.

Он внимательно изучал ее лицо, почти так же, как смотрел на нее, когда только что приехал, будто убеждаясь в правдивости ее ответа. Затем отрывисто кивнул и поднялся на ноги.

– Тогда я предложу этот план Ризу и посмотрю, что он решит.

Риз отказался, как Маделин и ожидала. Ранчо было его; добиться своего самостоятельно требовало больше времени и более тяжелой борьбы, но каждое дерево и каждое пятнышко грязи на ранчо принадлежали ему, и он отказывался рискнуть даже одним квадратным дюймом ради внешних инвестиций. Роберт принял отказ с добрым юмором, потому что бизнес есть бизнес, и он никогда не вовлекал эмоции в дела.

Риз рассказал ей об этом той же ночью, лежа в темноте, когда Маделин устроила голову на его плече.

– Роберт сделал мне сегодня предложение. Если бы я принял его в качестве инвестора, то мог бы удвоить производительность на ранчо, нанять достаточно рабочих рук и, вероятно, в течение следующих пяти лет вернуть большую часть прежних земель.

– Я знаю. Со мной он тоже об этом говорил.

Он замер.

– Что ты ему сказала?

– Посоветовала поговорить с тобой. Это твое ранчо, и ты лучше, чем кто-либо еще, знаешь, как им управлять.

– Ты бы хотела, чтобы я принял его предложение?

– Почему меня должно это беспокоить?

– Деньги, – коротко ответил он.

– Я себя ни в чем не ущемляю. – В ее голосе звучали теплота и веселье.

– Ты могла бы иметь намного больше.

– Я также могла бы иметь намного меньше. Я счастлива, Риз. Если ты примешь предложение, я все еще буду счастлива, и если ты его не примешь, я тоже все еще буду счастлива.

– Он сказал, что ты не станешь принимать чью-либо сторону.

– Правильно, не стану. Для меня это была бы проигрышная ситуация, а я не трачу впустую свою энергию.

После того, как она спокойно заснула в его объятиях, он лежал бодрствуя. Это была возможность мгновенной финансовой безопасности, но она потребовала бы от него того, что он поклялся никогда не делать: рискнуть правом собственности на ранчо. На нем уже была закладная, но он справлялся с платежами. Если бы он принял инвестора, то рассчитался бы с банком, но взял бы другой долг, цена которого его никак устраивала. Наибольший соблазн заключался в том, что он упрямо хотел дать Маделин всю ту роскошь, которую мог бы предоставить ей не будучи разоренным. Чтобы заботиться о своей жене так, как он хотел, он должен рискнуть своим ранчо. Ирония ситуации не осталась им незамеченной.

На следующий день, после отъезда Роберта, из Канады пришел большой шторм, и начался снегопад. Сначала просто шел снег, но он не прекращался. Температура стала падать, подобно летящему вниз булыжнику, и поднялся ветер. Риз наблюдал за погодой, превращавшейся в нечто отвратительное, а метеорологические сводки прогнозировали, что ситуация еще ухудшится. Пока было возможно, он перегнал скот на более укрытые участки и выложил столько сена, сколько смог, но он не был уверен, что этого времени хватит на то, чтобы обеспечить животных нужным количеством корма.

На обратном пути к сараю снег пошел настолько интенсивно, что видимость спала приблизительно до трех метров, а ветер начал сооружать сугробы, скрывающие под собой очертания земли. Его собственное ранчо начало превращаться в незнакомую ему местность, без единого привычного ориентира. Все, благодаря чему он мог продолжать двигаться, было его собственное ощущение пространства, и ему приходилось бороться, чтобы игнорировать дезориентирующий водоворот снега. Его лошадь тщательно выбирала путь, стараясь избегать покрытых снегом ям и углублений, из-за которых можно было легко упасть и, возможно, повредить ногу. От застывающего теплого пара дыхания на носу лошади начали формироваться сосульки. Риз прижал затянутую в перчатку руку к собственному лицу и обнаружил, что оно покрыто кристалликами льда.

Поездка, которая обычно занимала двадцать минут, растянулась на час. Он уже начал было задумываться, не пропустил ли сарай, когда тот вдруг выступил из метели; но даже и в этом случае он не заметил бы его, если б не открытая настежь дверь, пропускавшая мягкий желтый свет. Его брови кратко сдвинулись; он помнил, что закрыл дверь, и, безусловно, погасил свет.

Но близость спасительного жилища не могла заставить его испытывать что-то еще, кроме чувства благодарности; еще полчаса и он бы пропал.

Риз втянул голову и направился прямиком к сараю. И только, когда уголком глаза уловил движение, он понял, что это Маделин пришла в сарай и ждала его, буквально, со светом в окне. Она боролась с ветром, закрывая большие двери, ее стройное тело попало в зубы шторму. Беспокойно замычала корова, и коты запрыгнули на чердак. Риз скользнул с седла и добавил к силе Маделин свою, закрывая двери и опуская в скобки большой, два на восемь, брусок.

– Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – спросил он скрипучим голосом, притягивая ее к себе. – Проклятье, Мэдди, в такую бурю, как эта, ты можешь заблудиться по пути от дома к сараю!

– Я держалась за натянутую веревку, – ответила она слабым голосом, вцепившись в него. – Как тебе удалось вернуться? Там же ничего не видно.

Он почувствовал ее панику, так как и сам начал испытывать подобное. Будь он на два метра дальше, то не заметил бы света.

– Чисто слепая удача, – ответил он жестко.

Она подняла глаза на его заледенелое лицо.

– Ты должен согреться, пока не началось обморожение.

– Сначала лошадь.

– Я позабочусь о ней. – Она указала на комнатку, где находились седла, уздечки и разная другая упряжь и где он держал маленький обогреватель. – Я включила нагреватель, чтобы там было тепло. Теперь иди.

После пребывания снаружи сарай казался ему теплым; животные излучали достаточный жар, чтобы температура внутри оставалась выше нуля, а это все, что ему требовалось прямо сейчас. Однако, войдя в комнату, он почувствовал почти невыносимый жар. Риз не стал очищать лицо ото льда, позволив ему таять, чтобы не повредить себе кожу. На самом деле, лед защитил его лицо от ветра, но слишком долгое пребывание в подобном состоянии привело бы к обморожению. Прежде, у него уже бывали несерьезные случаи, достаточно болезненные, поэтому он не желал проходить через это снова.

Маделин расседлала лошадь и протерла ее. Большое животное удовлетворенно вздохнуло, почти по-человечески. Тогда она набросила на него теплое одеяло, дала корм и воду, признательно лаская мускулистую шею. Животное это заслужило.

Она поспешила к Ризу и обнаружила его сбивающим куски снега со своего тяжелого пальто. Тот жуткий белый слой льда и снега уже сошел с его лица; но ей казалось ужасным то, что он как будто уже восстановил свои силы, словно в этом суровом испытании не было ничего необычного. Она не находила себе места с тех самых пор, как поднялся этот воющий ветер, бродила по дому, пытаясь не разрыдаться, и, в конце концов, сражаясь, пробралась к сараю, чтобы быть там и помочь ему, если – нет, когда - он вернется. Ее сердце все еще билось очень быстро. Ей не нужно было объяснять, как легко он мог не вернуться, даже, несмотря на то, что она не могла позволить этой мысли оформиться.

– Возвращение в дом будет нелегким, – сказал он мрачно. – Ветер, вероятно, поднялся до шестидесяти миль в час. Мы оба зацепимся за веревку, но я привяжу тебя к себе для надежности.

Он затянул веревку узлом вокруг своей талии, затем закрепил ее вокруг Маделин, оставив между ними расстояние не более метра.

– Хочу, чтобы ты находилась в пределах досягаемости. Я попытаюсь поддерживать тебя, но чертовски уверен, что ты не захочешь находиться от меня дальше.

Риз надел пальто, прочно натянул на голову шляпу и серьезно взглянул на Маделин.

– У тебя нет шапки?

Она вынула из кармана плотный шерстяной шарф и обмотала его вокруг головы, затем обвила концы вокруг шеи. Они оба взяли по отрезу нейлонового шнура с тяжелыми металлическими зажимами на каждом конце, один из которых прикрепили к своим ремням, оставив свободным другой, чтобы прикрепить его к веревке на улице. Они покинули сарай через маленькую боковую дверь, и хотя веревка была привязана прямо у выхода, Ризу пришлось схватить Маделин за талию, чтобы помешать ветру свалить ее с ног. Все еще поддерживая ее, он схватил ее шнур и закрепил наверху, затем позаботился о своем собственном.

Двигаться вперед было почти невозможно. С каждым ярдом их спотыкающегося и сражающегося продвижения ветер отбрасывал их назад на метр. Он вырвал ее из хватки Риза и сбил с ног, оставив висеть в воздухе на обвязанной вокруг талии веревке. Риз дернулся к ней, крича что-то, чего Маделин не могла разобрать, и притягивая ее к себе. Было очевидно, что она не в состоянии держаться на ногах. Он прижал Маделин к себе сбоку, с такой силой стиснув ребра, что почти перекрыл ей дыхание. Она ловила ртом воздух, но смогла выдавить из себя не больше, чем болезненный хрип. Даже сумей она вздохнуть, все равно не докричалась бы до Риза, чтобы дать ему понять, что не может дышать, поскольку воющий ветер заглушал все остальное. Она повисла в его руках подобно тряпичной кукле, перед глазами потемнело, и ее сопротивление становилось все слабее.

Риз споткнулся о ступеньку, затем поднялся на веранду. Дом блокировал часть ветра, и он сумел открыть черный ход, затем потянулся и отцепил оба троса. Он ввалился в дом и, все еще обнимая Маделин, упал на пол подсобного помещения, но сумел повернуться так, чтобы принять на себя большую часть удара.

– Ты в порядке? – Он задохнулся вопросом, тяжело дыша от напряжения. Ветер усилился с тех пор, как он вернулся в сарай.

Она не отвечала, и внезапный испуг поднял его на колени рядом с ней. Ее глаза были закрыты, губы посинели. Он схватил ее за плечи, завопив на нее.

– Мэдди! Маделин, черт побери, в чем дело? Ты ранена? Очнись же и ответь мне!

Она кашлянула, потом тихонечко застонала и попыталась свернуться в клубок на боку, обнимая себя руками. Она снова закашляла, затем у нее начался приступ конвульсивного кашля, и она скорчилась от его силы. Лицо Риза побелело, он притянул ее в свои объятия и так и держал.

Наконец, она сумела прохрипеть:

– Закрой дверь, – он пнул сапогом дверь, закрыв ее с такой силой, что с треском вогнал в каркас.

Он размотал ей шарф на голове и начал расстегивать пальто. Веревка вокруг талии все еще связывала их вместе, и он торопливо развязал узлы.

– Ты ранена? – снова спросил он с мрачным выражением на лице.

Кашель придал цвет ее лицу, но румянец быстро исчезал, оставляя ее смертельно бледной.

– Я в порядке, – ответила она столь хриплым голосом, что едва могла издать звук. – Я просто не могла дышать.

Понимание поразило его, подобно пинку мула. Он едва не задушил ее силой своего захвата. Его лицо помрачнело, злобные проклятия вырвались сквозь стиснутые зубы, он уложил ее спиной на пол настолько нежно, насколько смог, и вытянул ногу так, чтобы суметь вынуть нож из своего кармана. Ее глаза расширились, когда он щелчком открыл лезвие и начал разрезать свитер, который она надела под пальто. Под свитером находилась рубашка, но она застегивалась спереди на пуговицы и поэтому избежала участи быть разрезанной. Когда ее торс обнажился, он начал тщательно ощупывать ребра, и, пока искал любые признаки переломов, его лицо выражало решительность, глаза следили за её лицом, чтобы заметить малейший намек на дискомфорт. Она несколько раз вздрогнула, но ребра выглядели в порядке. Ее бледная кожа уже начала менять цвет в местах ушибов.

– Я чуть не убил тебя, – сказал он резко, беря ее на руки и поднимаясь.

– Это было не так плохо, – сумела она произнести.

Он бросил не нее яростный взгляд.

– Ты была без сознания. – Он понес ее вверх по лестнице к их спальне и уложил на кровать. Он движением плеч скинул свое собственное пальто, и позволил ему упасть на пол; затем очень нежно, но непреклонно раздел ее и исследовал с головы до пальцев ног. За исключением следов на ребрах, она была в порядке. Он склонил голову и легонько прикоснулся губами к темному следу от веревки, словно всасывая боль.

Маделин запустила руку в его волосы, пропуская между пальцами темные пряди.

– Риз, я в порядке, клянусь.

Он поднялся на ноги.

– Я приложу холодный компресс, чтобы синяки не стали еще хуже.

Она издала возражающий звук.

– Поверь мне, я не могу просто лежать здесь и позволять тебе прижимать мешок со льдом к моему боку! Ты знаешь, каково это, ощущать лед под рубашкой, и кроме того, я замерзла. Я предпочла бы кружку горячего шоколада или кофе.

Сила ее тона ободрила его, и еще один критичный взгляд подтвердил, что лицо принимало свой цвет. Она села, держась за бок скорее из предосторожности, нежели от какой-либо реальной боли, и подвергла его свойственному жене осмотру.

– Ты насквозь промок. Смени одежду, а потом мы оба выпьем что-нибудь горячее.

Она достала сухую одежду для себя и для Риза, и начала одеваться, пока он раздевался и вытирался полотенцем. Маделин осмотрела свой испорченный свитер, затем выбросила его в мусор. Риз увидел выражение ее лица и слабо улыбнулся.

– Я не хотел передвигать тебя, пока не узнаю, что с тобой случилось, – объяснил он, растирая полотенцем плечи.

– На самом деле, я почувствовала облегчение, когда ты разрезал только свитер. На долю секунды я испугалась, что ты собираешься сделать трахеотомию.

– Ты говорила и дышала так, что я исключил такой вариант. Хотя однажды мне довелось делать эту процедуру.

– Ты в самом деле взял свой складной нож и вскрыл чье-то горло? – недоверчиво уточнила она, ее голос стал тоньше.

– Да. Один работник схлопотал пинок в горло и смертельно задыхался. Я разрезал его трахею и пальцами держал ее открытой, пока кто-то не принес соломинку для питья, чтобы он мог дышать через нее. Мы доставили его в больницу, там ему вставили обычную трахейную трубку на то время, пока опухоль не спала настолько, что он снова смог дышать, и он чувствует себя прекрасно.

– Откуда ты знал, что надо делать?

– Каждый владелец ранчо просто впитывает множество медицинских знаний в течение обычного рабочего дня. Я вправлял сломанные кости, зашивал порезы, делал инъекции. Жизнь жестока, милая. – Его лицо потемнело, когда он произносил это. Она едва не оказалась слишком немилосердной для нее. Он так легко мог сломать ей ребра.

Он натягивал сухое нижнее белье и джинсы, наблюдая, как Маделин расчесывает волосы и откидывает их назад через плечо привычным движением головы, каждый ее жест был столь же изящен, как в балете. Как она могла выглядеть такой элегантной после того, через что прошла? Как она могла относиться к случившемуся столь обыденно? Его все еще трясло.

Когда она проходила мимо него, направляясь вниз, он поймал ее и заключил в объятия, удерживая в течение долгой минуты и прижавшись щекой к ее макушке со светлыми волосами. Маделин обняла Риза за талию и позволила себе насладиться его близостью; он был дома, и с ним было все в порядке. Ничего не было сказано, потому что не было нужды говорить. Достаточно было просто держаться друг за друга.

В тот день Риз расхаживал по дому, подобно беспокойной пуме, периодически выглядывая из окна, наблюдая за погодой. Он пробовал включить радио, но ничто не проникало сквозь бурю. В сумерках пропало электричество, и он развел в камине ревущий огонь, затем поставил в кухне один из керосиновых обогревателей. Маделин зажгла свечи и лампы, и поблагодарила звезды, что нагреватель воды и плита работают на газе.

Они съели суп и бутерброды при свечах, затем переместили на пол пуховые и шерстяные одеяла и подушки, устраиваясь спать перед камином. Они сидели в своей кровати из одеял, прислонившись спиной к кушетке и вытянув к огню ноги. Голова Маделин покоилась на его плече. Он почти мог слышать, как работают ее мысли, пока она вглядывалась в огонь, и решил опередить.

– Флаг с раздвоенным концом называют вымпелом.

Она бросила на него быстрый восхищенный взгляд.

– Маленький флаг, который несут впереди или справа от демонстрантов для того, чтобы вести их, называют «a guidon»[9].

– Хочешь поговорить о флагах? О’кей, будем говорить о них. Исследование флагов называется вексиллологией.

– На флаге Соединенных Штатов семь красных полос и шесть белых.

– В этом очень легко смошенничать.

– Факт есть факт. Продолжай.

– Бамбук – самое быстрорастущее растение в мире.

– Клеопатра была македонкой, а не египтянкой.

Они играли в игру еще несколько минут, смеясь над наиболее смешными пунктами. Затем достали колоду карт и поиграли в покер на раздевание, что оказалось несложной задачей, поскольку на ней были только его рубашка и пара носков, а на нем лишь джинсы. Как только она заполучила его голым, то потеряла интерес к карточной игре и перешла к более полезному занятию. Они слаженно двигались в свете пламени, освещающем кожу, и надолго забыли об окутывающем их кружащемся белом шторме.

К следующему утру снежная буря спала, хотя ветер соорудил глубокие сугробы. Электричество восстановилось, и метеорологические сводки предсказывали медленное повышение температуры. Риз проверил стадо и выяснил, что скот неплохо пережил шторм; он потерял всего одного теленка, который потерялся, отстав от матери.

Он нашел маленькое животное лежащим в сугробе, пока мать скорбно мычала, зовя его.

Им повезло в этот раз. Он поднял глаза к серому небу, на котором едва начали проглядывать голубые лоскутки. Все, в чем он нуждался, это мягкая, теплая зима, или, по крайней мере, чтобы плохие периоды не длились настолько долго, чтобы подвергнуть опасности стадо.

Он выбирался из долгового болота, но от одного прибыльного года предстоял еще долгий путь до полного освобождения. Ему нужно расплатиться по закладной, он нуждался в расширении стада и деньгах, чтобы нанять пастухов. Когда он сможет расширить капитал в других областях, чтобы совсем не зависеть от погоды и цен на говяжьем рынке, только тогда почувствует себя более уверенным в их будущем.

Следующие несколько лет будут нелегкими. Маделин еще не беременна, но как только забеременеет, им придется учитывать медицинские расходы так же, как расходы по обеспечению растущего ребенка. Возможно, ему следовало принять предложение Роберта несмотря на свое нежелание допускать кого-то еще к власти над ранчо. Это дало бы финансовую опору, средства для скорого воплощения его планов и возможность заботиться о Маделин и их ребенке или детях.

Но он прошел через слишком многое, слишком тяжело и долго боролся, чтобы сейчас передумать. Ранчо принадлежало ему, являлось его частью, словно кость или кровь.

Ему легче было расстаться со своей жизнью, нежели с ранчо. Он любил каждый его кусочек с тем же лютым, независимым собственническим чувством, которое держало здесь его предков, невзирая на нападения индейцев, непогоду и болезни. Риз вырос с ощущением солнца на своем лице и запахом рогатого скота в ноздрях, что было такой же неотъемлемой частью этой земли, как фиолетовые горы и огромное небо.

– Я все же сделаю это, – громко сказал он белой безмолвной земле. Не в его правилах было отступать, но земле требовались мужчины, подобные ему, живущие на ней с колыбели. Она ломала более слабых, а те, кто выдерживал, становились выносливей и сильнее большинства. Земля также нуждалась в сильных женщинах, и даже если Маделин оказалась не совсем такой, как он планировал, он был слишком удовлетворен, чтобы его это заботило.