Невеста Данкена

Глава 7

Ее дух желал, но тело уснуло. Этой ночью Маделин спала в его объятиях, ее голова покоилась на его плече, а одна нога была переброшена через его бедро. Риз позволил ей спать, чувствуя собственную удовлетворенность так же отчетливо, как и изгибы ее тела. Если Маделин была соблазнительна прежде, то теперь стала притягательна вдвойне. Это выглядело так, будто раньше она тоже сдерживалась. Этим вечером она не проходила мимо него без того, чтобы как-нибудь к нему не прикоснуться: медленно скользила рукой по его ребрам, нежно касалась его ладони или слегка ерошила волосы, щекотала ухо, быстро целовала в подбородок, волнующе похлопывала по ягодицам и даже смело ласкала промежность. После того, как он так долго отказывал себе, Риз также не мог держать свои руки подальше от нее. К тому времени, когда он принял душ, съел ужин и отдохнул в течение часа, накопленный эффект всех этих ласк – и отданных, и полученных – снова сделал его твердым и ноющим. В кровати Маделин сладко вошла в его объятия, Риз занялся с нею любовью, на сей раз с медлительной нежностью, а потом она заснула, прежде чем он успел выйти из нее.

Он оставался в ней в течение долгого времени, полусонный и наслаждающийся близостью. Когда он попытался передвинуться, Маделин протестующее забормотала и повернулась вместе с ним, уткнувшись в него и сохраняя связь. Поэтому он обхватил ее снизу рукой и держал прижатой к себе всю ночь, и спал лучше, чем за все время, начавшееся со дня их встречи.

Когда следующим утром зазвенел будильник, он все еще лежал на спине, а она растянулась на нем сверху. Он потянулся, чтобы выключить звук, в то время как Маделин сонно, словно кот, зашевелилась на его груди. Он потер рукой ее спину.

– Пора вставать.

Его голос ранним утром был угрюмым и хриплым. Маделин снова пристроила голову в выемку у его плеча.

– Ты знаешь, – сонно промолвила она, – что в английском языке большинство слов начинается на «С», а не на какую-либо другую букву?

– О, Боже, не сейчас, – застонал он. – Не перед кофе[4].

– Цыпленок[5].

– Я не хочу говорить о любых чертовых цыплятах тоже. – Он изо всех сил пытался проснуться. – Канада[6] на двести тысяч квадратных миль больше Соединенных Штатов.

– Килограмм перьев весит больше, чем килограмм золота, потому что используются различные системы измерения веса.

– Струны делают из кишок овец, а не из кошачьих[7].

Она, дернувшись, выпрямилась, хмуро глядя на него, и он воспользовался возможностью включить лампу.

– Давай без гадостей, – приказала она, вновь устраиваясь на его груди. – Сердце голубого кита бьется всего девять раз в минуту.

– На территории дома семьи Роберта Ли теперь находится Арлингтонское мемориальное кладбище.

– У Моны Лизы нет бровей, и настоящее название картины – Джоконда.

– Зыбучие пески лучше держат на поверхности, чем вода. Вопреки созданному Голливудом образу, на самом деле нужно постараться, чтобы полностью утонуть в них.

Она зевнула и замолчала, слушая биение его сердца, отдававшееся сильной, равномерной дробью в ее ухе. Пока Маделин слушала, оно стало биться быстрее, и она подняла голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза были прищурены и полны решимости. Риз обхватил ее руками и перекатился, чтобы она оказалась под ним, его ноги очутились между ее и широко развели их. Маделин прильнула к нему и отдала себя уже знакомому нарастающему экстазу, когда он начал заниматься с ней любовью.

– Что ты делаешь сегодня? – спросила она за завтраком.

– Перегоняю часть стада на другую секцию, чтобы они не выбивали пастбище.

– Я поеду с тобой.

Он автоматически начал возражать, но она бросила на него твердый взгляд.

– Не говори «нет», – предупредила она. – Замаринованные стейки уже в холодильнике, и печеный картофель почти готов, так что он закончит печься, пока жарятся стейки. У меня нет причин сидеть здесь каждый день, когда я могу быть с тобой.

– Интересно, – пробормотал он, – смогу ли я хоть сколько-нибудь поработать, вообще. Хорошо, я оседлаю для тебя лошадь. Но предупреждаю, Мэдди, если ты не сможешь ехать, держась достаточно хорошо, больше ты ездить со мной не будешь.

Она показалась у конюшни полчаса спустя, одетая в джинсы, ботинки и одну из его хлопчатобумажных рабочих рубашек с закатанными рукавами и завязанную узлом на талии. Ее волосы были заплетены в одну длинную французскую косу, спускавшуюся по центру спины, и она надела новую, длиной до запястий, пару перчаток, и при этом выглядела так шикарно, словно участвовала в показе мод, а не отправлялась на целый день пасти стадо скота. Она надела соломенную шляпу в западном стиле и нацепила ее на голову прежде, чем приблизиться к лошади, которую оседлал для нее Риз.

Он наблюдал, как она дала животному время познакомиться с ней, позволив понюхать руки, а затем потрепала его за ушами. По крайней мере, она не боялась лошадей. Эйприл никогда не приближалась к ним и, в результате, нервничала от их близости, что в свою очередь делало лошадей своенравными. Маделин гладила лошадь и тихонько напевала ей, затем развязала узды, поместила ботинок в стремя и умело вскочила в седло. Риз осмотрел стремена и решил, что правильно рассчитал длину, затем вскочил на свою собственную лошадь.

Он внимательно наблюдал за ней, пока они легким галопом пересекали поле. Она уверенно держалась в седле, хотя ей не хватало той непринужденности, которой обладал он, но он ездил верхом с детских лет. Улыбка, которую она послала ему, была настолько полна удовольствия, что он почувствовал себя виноватым от того, что не брал ее с собой раньше.

Он установил легкий аллюр, не желая слишком жестко подгонять Маделин. Когда они добрались до стада, Риз объяснил, как он работает. Стадо уже было поделено на три группы, занимающие различные секции; все стадо было слишком большим, чтобы перегонять его в одиночку. Он проводил много времени, перемещая его к свежим пастбищам и удостоверяясь, что животные их не выбивали. Он указал на группу, которую им предстояло перегнать, и подал ей веревку, сложенную кольцом.

– Просто взмахни этим у плеча лошади в понукающем движении и позволь ей самой выполнить работу, если корова решит отбиться от стада. Все, что ты должна делать, это сидеть глубоко в седле и держаться.

Сидеть глубоко в седле было не проблемой; крупная ковбойская упряжка казалась колыбелью после маленького седла, к которому она привыкла. Она взяла веревку и попробовала сделать несколько волн, желая убедиться, что лошадь не испугается. Риз обращался с веревкой, как с само собой разумеющимся, чем та, безусловно, для него и была.

Маделин наслаждалась работой. Ей нравилось находиться на воздухе, был своего рода покой в верховой езде вблизи стада и редком помахивании веревкой, в звуке гортанных выкриков и изучении верховой езды на хорошо обученной лошади. Больше всего ей нравилось наблюдать за Ризом. Он родился, чтобы заниматься этим, и это сквозило в каждом его движении и произнесенном звуке. Он ездил на лошади, будто был ее частью, предвосхищая каждое изменение в движении, поощряя животных свистом и выкриками, которые, казалось, в то же самое время успокаивали их.

От удовольствия она испытывала почти ошеломление, ее чувства были перегружены. Она чувствовала себя так с того самого послеполуденного времени, когда его самообладание разбилось и он взял ее, как одержимый. Тело Маделин насытилось, эмоции освободились, чтобы потянуться к нему и затопить его любовью, которая переполняла ее. У нее не было никаких иллюзий по поводу того, что сражение выиграно, однако первый раунд осталась за ней; до вчерашнего дня он никогда не позволял ей ласкать себя так, как она ласкала, и никогда не задерживался в кровати утром, как сегодня, чтобы снова заняться с ней любовью. На его лице все еще преобладала прежняя суровость и хмурость, но он стал более расслаблен. Судя по последним двадцати четырем часам, ему должно быть, было трудно держать контроль над своими сексуальными желаниями. Эта мысль вызвала у нее улыбку.

Они остановились пообедать и позволить стаду и лошадям напиться из небольшого природного водоема. Позаботившись о лошадях, Риз привязал их поблизости и сел рядом с ней на небольшое возвышение, которое она выбрала в качестве места для приема пищи. Он снял шляпу и положил ее на траву рядом с собой.

– Как тебе, пока нравится?

– Очень. – Ее губы мягко изогнулись, когда она вручила ему сандвич. – Здесь настолько мирно, ни автомобилей, ни телефонов, ни смога. Утром, тебе, вероятно, придется помочь мне выбраться из кровати, но оно того стоит.

– Я натру тебя вечером мазью. – Его глаза сверкнули в ее сторону. – Позже.

Это заявление заслуживало поцелуя. Затем она выпрямилась и развернула свой собственный бутерброд.

– Как я работаю? Я не сделала ничего совсем уж дилетантского?

– Ты прекрасно справляешься. Единственная проблема состоит в том, что я продолжаю волноваться, как бы ты не упала и не поранилась. Ты – мой первый ковбой женского пола.

Он относился к женщинам с южной деликатностью, но она не возражала против его обходительного обращения, пока он не начнет пытаться мешать ей делать то, что она хочет. Поскольку он довольно часто приближался к этой границе, их совместная жизнь никогда не превратиться в слишком мирную.

Он оперся на локоть и вытянул свои длинные ноги, жуя второй бутерброд. Глядя на него, она начала чувствовать жар; хотя одет он был незатейливо: в коричневые джинсы, белую рубашку и позорно облупленные ботинки, он затмевал мужчин-моделей, которых она видела одетыми в смокинги. Его первая жена, должно быть, была президентом какого-нибудь Клуба Дураков, но этой презренной женщине нельзя было позволить сбежать после того, что она с ним сделала. Маделин никогда прежде не считала себя мстительной, но чувствовала себя такой всякий раз, когда кто-то причинял вред Ризу. Если она когда-либо встретится с Эйприл, то оставит ее лысой.

Он нашел упакованное ею печенье и запил остатками чая. Кормление этого мужчины могло занять весь рабочий день, нежно подумала она. Если их дети унаследуют его аппетит, она никогда не выберется из кухни.

Размышления о его детях сделали ее чувства еще более теплыми, но напомнили о том, что она хотела с ним обсудить. Она повернулась к нему лицом, сев со скрещенными перед собой ногами.

– Есть кое-что, о чем нам нужно поговорить.

– О чем? – спросил он, растягиваясь на спине и опуская на глаза шляпу.

– О детях.

Один глаз открылся и уставился на нее; затем он убрал шляпу и обратил к ней все свое внимание.

– Боги, ты уже беременна?

– Нет, и даже если бы была, то еще не знала бы об этом, потому что сейчас не время моего цикла. Мы не обсуждали это перед свадьбой, поэтому я не знала, хотел ли ты подождать, прежде чем у нас появятся дети, или хочешь их сразу. Когда ты позвонил, время моего цикла почти настало, так что, когда я пошла к доктору за справкой, я взяла у него рецепт на противозачаточные таблетки.

Он сел, его лицо потемнело.

– Ты принимаешь противозачаточные таблетки?

– Да. Я принимаю их только в течение этого месяца. Если ты хочешь начать пытаться сделать ребенка немедленно, я могу прекратить.

– Сначала тебе следовало обсудить это и кое-какие другие моменты, вроде твоей девственности, со мной, или ты считала, что это не мое дело?

Она бросила на него один из своих взглядов уголком глаз.

– Что-то в этом роде. Я не знала тебя, и чувствовала себя с тобой не очень комфортно.

С минуту он наблюдал за ней, затем потянулся и взял ее за руку, протирая грубым большим пальцем мягкую ладонь.

– Что ты чувствуешь по поводу того, чтобы начать пытаться забеременеть немедленно?

– Я бы не возражала. Я хочу твоих детей. Если ты желаешь подождать, протестовать я тоже не стану, но я не хотела бы ждать больше года. Мне двадцать восемь. Не хочу начинать, когда мне будет за тридцать.

Он размышлял над этим, изучая контраст ее тонкой кисти со своей большой и грубой ладонью. Теперь, когда он признал существование между ними мощного физического влечения, он не хотел слишком быстро расстаться с ним. Он хотел некоторое время наслаждаться ею всецело, прежде чем беременность заставит их ограничить необузданность любовных ласк. Он поднес ее руку ко рту и лизнул ладонь.

– Принимай таблетки в течение пары месяцев, – сказал он. – Позже мы поговорим об этом снова.

При касании его языка о ладонь, она задрожала с ошеломленным выражением в глазах. Когда он потянул ее вниз к траве, она спросила:

– Думаешь, ты успеешь избавиться от своих ботинок на этот раз?

– Сомневаюсь, – ответил Риз.

Он не успел, но ее это не заботило.

После этого дня она часто ездила с ним. Она помогала ему перемещать стада, делать прививки и крепить ярлыки в уши животных. После того, как он нарезал и скручивал сено в тюки, она ездила на грузовике с прицепом для сена, а он тем временем закидывал в него тяжелые кипы. На самом деле, для этой работы требовался третий человек, чтобы вязать тюки, но так было легче, чем когда Ризу приходилось выполнять все в одиночку. Когда она не ездила с ним, то продолжала проект соскабливания старой краски с дома.

Он, в конце концов, заметил изменения на доме и пристально осмотрел его. Ошметки белой краски на земле рассказали ему все, что он хотел знать.

Он прислонился к кухонному шкафчику и скрестил руки.

– Ты очищаешь дом?

– Да.

– Не разводи рутину Гэри Купера[8]. Я хочу, чтобы ты прекратила это прямо сейчас.

– Рутину или очистку?

– И то и другое.

– Дом нельзя покрасить, не соскоблив старую краску, – резонно заметила она.

– Я не могу позволить себе краску, так что это не имеет никакого значения. И я не хочу, чтобы ты забиралась на четырехметровую лестницу. Что, если ты упадешь, пока я буду на пастбище?

– Что, если с тобой случиться несчастье на пастбище? – парировала она. – Я осторожна, и до сих пор у меня не было никаких неприятностей. Это не должно занять слишком много времени.

– Нет, – сказал он, тщательно выговаривая слова. – Я не могу позволить себе краску, и даже если бы мог, я не разрешил бы тебе заниматься очисткой.

– У тебя нет на это времени, итак, кто еще будет этим заниматься?

– В третий раз повторяю, – завопил он, – я не могу позволить себе краску! Что нужно, чтобы заставить тебя понять?

– Это то, о чем мы тоже никогда не говорили. Что заставляет тебя думать, что мы не можем позволить себе краску? Знаешь, до свадьбы я содержала себя сама. – Она опустила руки на бедра и встала перед ним. – У меня есть и чековая, и сберегательный счет, который я перевела в Биллингский банк. У меня также есть некоторый капитал, унаследованный от бабушки Лили. Это ни в коей мере не состояние, но, несомненно, мы можем позволить себе несколько галлонов краски!

Лицо Риза напоминало гранит.

– Нет. Помнишь наш брачный контракт? То, что твое, останется твоим, а мое – останется моим. Если ты вложишь свои деньги в ранчо, это напрямую приведет к тому, что сведет на «нет» наше соглашение, предоставив тебе возможность притязать на ранчо в сумме стоимости ремонта.

Она ткнула пальцем его в грудь, ее челюсть выступила вперед.

– С одной стороны, Г. Риз Данкен, я не планирую получить развод, поэтому меня не заботит, что записано в твоем драгоценном соглашении. С другой стороны, во сколько обойдется покраска дома? Сто долларов? Двести?

– Ближе к двумстам, и нет, ей-богу, ты не станешь покупать краску!

– Я не только собираюсь купить ее, я еще собираюсь и красить! Если ты так настроен защищать ранчо от моего коварства, давай составим контракт, в котором ты согласишься возместить мне стоимость краски, – а также, если настаиваешь, и мое время, – таким образом, мы позаботимся о любом требовании, которое я могу выдвинуть против тебя. Но, как тебе известно, я тоже живу здесь и хочу, чтобы снаружи все выглядело так же приятно, как и внутри. Следующей весной я посажу цветы на клумбах, поэтому, если ты возражаешь, мы также можем поспорить об этом сейчас. Но единственный выбор, который у тебя есть прямо сейчас, это цвет, в который ты хочешь окрасить дом, и выбирать ты можешь между белым и белым. – К тому времени, когда она закончила, она уже вопила, а ее лицо раскраснелось.

Он был разъярен сильнее, чем она видела его когда-либо прежде.

– Делай, черт возьми, что хочешь, – выпалил он и вылетел из кухни.

Она сделала. В следующий раз, когда они заехали в город, она купила краску, кисти и рассчиталась за них одним из своих собственных чеков, сверкнув на него взглядом, чтобы проверить, не осмелится ли он начать снова. Он забросил краску в грузовик с враждебной обходительностью. Кульминацией дня стала остановка в кафе, где они пили кофе и прислушивались к Флорис, бранившей своих клиентов.

Она покрасила дом к середине августа и прониклась большим уважением к людям, красящим жилые здания. Это была одна из тяжелейших работ, которой она когда-либо занималась, заставлявшей ее плечи и руки болеть к концу дня. Самым невыносимым было красить сотни тонких реечек веранды; самым нервным – красить второй этаж, потому что ей приходилось как-то себя фиксировать. Но когда это закончилось, и дом засветился, подобно драгоценному камню, а ставни покрылись новой черной эмалью, стойким к погодным изменениям, она была горда своими достижениями сильнее, чем когда-либо еще.

Даже Риз неохотно признал, что дом выглядит мило, а она проделала большую работу, но он все еще возмущался тем, что она это сделала. Возможно, дело было лишь в мужской гордости – он не хотел, чтобы его жена за что-то платила, когда сам он не мог себе этого позволить.

Его жена. Ко времени, когда они были женаты два месяца, она так глубоко проникла в его жизнь, что не осталось ни одной части, которой бы она не коснулась. Она даже переложила вещи в его ящике с нижним бельем. Иногда он задумывался, как ей удалось столько достичь, когда ее шаг редко превышал скорость прогулочного, но то, что она добивалась цели, было фактом. Своим собственным способом она работала так же тяжело, как и он.

Одним жарким утром в конце августа она обнаружила, что ей не хватает муки, чтобы приготовить ежедневную выпечку. Риз уже уехал и не собирался возвращаться на обед, поэтому она побежала наверх и собралась. В любом случае, уже почти пришло время пополнять их запасы, так что она захватила с собой список покупок. Если она сделает все покупки, пока будет в городе, это сэкономит одну поездку.

Она любила слушать Флорис, поэтому зашла в кафе и заказала кофе с пирожком. После того, как Флорис в гневе отослала вон своего единственного, кроме Маделин, клиента, она зашла в кабинку Маделин и села.

– Где сегодня твой мужчина?

– На пастбище. У меня закончилась мука, вот я и приехала за продуктами.

Флорис одобрительно кивнула, хотя ее мрачное лицо никогда не светлело.

– Та, первая его жена, никогда не покупала продукты. Не думаю, что она ничего не знала о кулинарии, хотя, конечно, Риз тогда нанял повара. Позор, что случилось с тем ранчо. Оно было в великолепном состоянии.

– Оно станет таким снова, – убежденно сказала Маделин. – Риз упорно трудится, чтобы восстановить его.

– Он никогда не боялся работы. Не то, что некоторые мужчины здесь. – Флорис сверкнула взглядом в дверь, будто все еще могла видеть только что ушедшего ковбоя.

После разговора с Флорис жизнерадостность Гленны стала почти культурным шоком. Они некоторое время поболтали; затем Маделин загрузила покупки в автомобиль и поехала обратно на ранчо. Еще только полдень, поэтому у нее будет масса времени, чтобы приготовить кекс, который она запланировала.

К ее удивлению, когда она подъехала, грузовик Риза стоял во дворе. Он вышел с задней части дома, неся ведро воды, но, увидев ее, изменил направление и направился к ней; его лицо характерно потемнело, глазами стреляли зелеными искрами.

– Где, черт возьми, ты была? – взревел он.

Ей не понравилось его поведение, но она ответила на его вопрос благоразумным тоном.

– У меня сегодня не хватило муки для готовки, поэтому я поехала в Крук за продуктами.

– Проклятье, никогда не уходи, не сказав мне, куда идешь!

Она сохранила свое благоразумие, но стала напряженной.

– Как я могла сказать тебе, когда тебя здесь не было?

– Ты могла оставить записку.

– Зачем мне было оставлять записку, если ты не должен был приехать на обед, а я вернулась бы задолго до тебя? Почему ты вернулся?

– Один из шлангов дал течь. Я вернулся, чтобы поставить новый. – Какова бы ни была причина, он был не в настроении спускать это. – Не случись этого, я так и не узнал бы, что ты начала бегать по округе одна, не так ли? Как долго это продолжается?

– Закупки пищи? Я бы сказала, несколько столетий.

Очень аккуратно он опустил ведро. Когда он выпрямился, Маделин увидела его глаза; он был не просто зол или рассержен, он был в бешенстве. Риз не был таким сердитым никогда прежде, даже по поводу покраски дома. Стиснув зубы, он произнес:

– Ты оделась так, чтобы купить продукты?

Она посмотрела вниз на свою одежду. На ней были тонкая розовая юбка, заканчивавшаяся над коленями, и белая шелковая блузка с закатанными рукавами. Ноги были голыми и обутыми в сандалии.

– Да, я оделась так, чтобы купить продукты! На случай, если ты не заметил, сейчас жарко. Я не захотела надевать джинсы, и надела юбку, потому что в ней прохладнее.

– Ты получаешь удовольствие от мужских взглядов на свои ноги?

– Насколько я заметила, никто не смотрел на мои ноги. Я сказала тебе однажды, что не буду платить за грехи Эйприл, и я, действительно, имела это в виду. Теперь, если не возражаешь, мне нужно занести в дом продукты.

Он поймал ее за руку, когда она отвернулась, и развернул обратно лицом к себе.

– Не уходи, когда я с тобой разговариваю.

– Ну, извините меня, Ваше Величество!

Он схватил ее за вторую руку и удерживал перед собой.

– Если ты захочешь отправиться в город, я отвезу тебя, – сказал он стальным голосом. – Другими словами, ты будешь держать свою маленькую пятую точку здесь на ранчо, и никогда, никогда не уйдешь из дома, не сказав мне об этом.

Она приподнялась на цыпочки, настолько сердитая, что ее всю трясло.

– Позволь мне сказать тебе несколько вещей, и лучше тебе выслушать меня до конца. Я твоя жена, а не военнопленный. Я не буду спрашивать у тебя разрешения на покупку продуктов и не буду сидеть здесь взаперти, словно какой-то преступник. Если ты заберешь ключи от машины или сделаешь что-то в этом роде, чтобы она не ездила, то можешь держать пари на ферму, я все равно буду ходить туда, куда захочу. Я не Эйприл, ты понимаешь? Я не Эйприл!

Он выпустил ее руки, и они стояли, застыв, ни один из них не уступал ни дюйма. Очень медленно Маделин наклонилась и подняла ведро воды, затем опрокинула его на него. Вода выплеснулась ему на голову и плечи и побежала вниз по торсу, в конечном счете, растекшись лужей вокруг ботинок.

– Если этого недостаточно, чтобы освежить тебя, я принесу еще одно, – предложила она холодно вежливым тоном.

Его движения были столь же размеренными, как и ее, когда он снял шляпу и хлопнул ею о свою ногу, чтобы избавить от лишней воды, затем бросил на землю. Она видела, как сжались его зубы; затем он двинулся, как наносящая удар змея, его руки молниеносно сжались вокруг ее талии. Одним стремительным движением он поднял ее и бросил на передний бампер автомобиля.

Его руки зафиксировались на ее талии; предплечья дрожали от предпринимаемых им усилий сдержать самообладание. Темные волосы прилипли к голове; вода все еще капала вниз на его лицо, а глаза горели чистым зеленым пламенем.

Дилемма едва не разрывала его на части. Он трясся от гнева, но ни черта не мог с этим поделать. Его жена не отступала ни перед кем, даже перед ним, а он скорее отрежет собственные руки, чем как-то травмирует ее. Все, что он мог, это стоять на месте и пытаться удержать контроль над собой.

Почти с минуту они молча смотрели друг на друга: он, все еще удерживающий ее на бампере автомобиля, и она – со вздернутым подбородком и глазами, бесстрашно говорящими ему о готовности снова ринуться бой. Риз посмотрел вниз на ее ноги, и по его телу пробежала дрожь. Когда он перевел взгляд обратно на лицо Маделин, в его глазах был не гнев.

Зеленые глаза встретились с серыми. Он подцепил пальцами юбку и дернул ее наверх, одновременно раздвигая ей ноги и вставая между ними. Она погрузила руки в его влажные волосы и держала его голову в то время, когда ее рот атаковал его неистовым поцелуем, в котором смешались гнев и желание. Он грубым голосом произнес: «Мэдди», – рывком удаляя со своего пути ее трусики, затем дернул свой ремень и расстегнул джинсы.

Это было так же, как и в кузове грузовика. Взрыв страсти был сильным, быстрым и непреодолимым. Одной рукой он ввел себя, другой – придвинул ее ближе. Маделин застонала и обхватила его ногами, затем повернула голову Риза так, чтобы их глаза снова встретились.

– Я люблю тебя, – отчаянно сказала она. – Я люблю тебя, черт возьми.

Эти слова поразили его, подобно удару молнии, но ее глаза были ясными и откровенными, и он потерялся в ее глубинах. Начавшееся диким внезапно превратилось в медленное, жаркое и нежное. Он запустил руку в ее волосы и оттянул голову назад, чтобы открыть своему ищущему рту изящную арку ее горла. Он начал двигаться внутри нее, медленно исследуя глубины, и снова произнес «Мэдди», на сей раз дрожащим голосом.

Она походила на огонь и вся принадлежала ему. Она горела для него и с ним, ее интенсивная чувственность была под стать его. Они льнули друг к другу, вкушая горячее восхождение страсти и питавшие эротические удары, которые, в конечном счете, ее и погасят, но не сейчас. Не прямо сейчас.

Он расстегнул блузку Маделин, пока она проделывала ту же работу с его рубашкой. Сняв лифчик, он медленно приблизил друг к другу их обнаженные тела, немного повертев ее так, чтобы ее грудь протерлась о его, а его вьющиеся волосы потерлись о ее соски, заставляя Маделин выгибаться в его руках.

– Боже, я никак не могу тобой насытиться, – пробормотал он.

– Я не хочу, чтобы ты насытился. – Страсть заволокла ее глаза, делая их тяжелыми и сонными. Он снова взял ее рот, и все еще целовал ее, когда она вскрикнула и забилась в конвульсиях на гребне удовольствия. Он держал себя глубоко в ней, чувствуя жар и нежность сжимавшейся вокруг него ласки. С любой другой женщиной он никогда не найдет подобной непреодолимой страсти, смутно подумал он. Только с Мэдди.

Разрядка оставила ее слабой, размякшей. Она откинулась назад на капот автомобиля, тяжело дыша и закрыв глаза. Риз схватил ее бедра и начал делать выпады, сильно и быстро, желая обрести такую же приятную расслабленность. Пока он двигался в ней, ее глаза медленно открылись, и она сомкнула ладони вокруг его запястий.

– Я люблю тебя, – сказала она снова.

Пока Риз не услышал эти слова еще раз, он не понимал, как страстно нуждался в них, как хотел их. Она принадлежала ему, принадлежала с того самого момента, когда шла к нему через весь аэропорт. Он застонал, и его бедра задергались; затем его накрыло удовольствие, и он долго не мог ни о чем думать. Все, что он мог, это отдаться чувствам и утонуть в ее мягком теле и объятиях.

Той ночью в кровати он нежно прослеживал кончиком пальца изгиб ее плеча.

– Извини, – пробормотал он. – Сегодня я перешел черту.

Она сонно поцеловала его в челюсть.

– Думаю, я понимаю больше, чем раньше. У Эйприл…?

– Были другие мужчины? Да.

– Дура, – пробормотала она, скользнув рукой вниз, чтобы интимно поласкать его.

Он наклонил ее голову.

– Я не святой, Мэдди. Жить со мной может быть трудно.

Она насмешливо распахнула глаза и издала звук недоверия. Он хихикнул, потом вздохнул, вытягивая ноги. Действия ее руки заставляли его чувствовать себя настолько хорошо, что это было почти преступно. Она во всем была женщиной, и это могло закончиться только одним способом, но он хотел оттянуть это еще на пару минут.

– Ты права, я пытался удержать тебя на ранчо, словно пленницу. Этого больше не повторится.

– Я не собираюсь убегать, – шепотом заверила она его. – То, чего я хочу, находится прямо здесь. И ты был кое в чем прав.

– В чем?

– Занятие любовью – один из лучших способов помириться.