Невинная. Насильно твоя

Глава 40

«Когда Волк прикасается своими губами к моим, от неожиданности я вся замираю. Господи, мне кажется, что я даже целоваться не умею и сейчас делаю что-то неправильно.

Мужчина целует меня прямо в губы. Напористо и горячо, слегка царапая своей щетиной. У меня нет шанса на отказ. Он слишком силен.

Я ожидаю, что сразу же боль последует, но ее нет. Вместо этого… внизу живота что-то тянет, а в трусиках разгорается настоящий пожар. Мое сердце так быстро стучит. От испуга, жара, а еще… желания.

В нос тут же ударяет аромат мужчины, и это наверняка гормоны, но я как безумная вдыхаю его. Он дурманит меня. Кружит голову. Заставляет ему подчиняться. Всецело.

Кажется, я даже себе не признавалась, что хотела, чтобы Волк поцеловал меня. Очень бы хотела. Наверное, я сошла с ума, но до дикости хотела получить хоть каплю ласки этого жестокого зверя. Не тогда, когда он пьян. Не тогда, когда взбешен и хочет сделать больно. А тогда, когда видит, что это я. Та самая девушка, которая носит под сердцем его малыша.

Воздуха становится меньше, когда мужчина проталкивает язык мне в рот. Целует развязно, грубовато, напористо, зарываясь рукой в мои волосы, проводя пальцами горячими по шее».

Невинная. В уплату долга

— Роман Викторович, все нормально?

— Да.

Тихо, потому что нет сил. Нет ни желания уже, ни энергии. В это время, пока Илана в больнице, я едва вставал с кровати, чтобы доползти до кухни и обратно. Таким больным я не чувствовал себя никогда, а это, оказывается, больно.

Отпускать любимую и ребенка своего, отрывать по-живому и без наркоза, потому что так надо, так, блядь, правильно и лучше для нее. На себя забить, похуй, главное, чтобы Илана была счастлива, и я обо всем уже договорился, она будет жить, где захочет, как захочет и… с кем захочет.

Не знаю, скоро или нет, но она точно найдет себе кого-то, а я припасу патрон для такого случая и отпраздную его в висок.

Кажется, я теперь понял, что насильно мил не будешь и, как я ни старался, ничего не вышло, одни только слезы ее видел, хоть мне казалось, что эти три года мы прожили в раю.

И теперь, небритый и едва дышащий, я гуляю на заднем дворе с собаками. Они скулят, виляют хвостами, а я снег расчищаю, чтобы хоть как-то заставить себя двигаться.

Анюта снеговиков налепила, но все почти растаяли так же, как и мое счастье.

Илану выписывают сегодня, и она уедет, уже уехала, наверное. Да, конечно же, да.

Вторая семья— и та неудачно, и, похоже, я просто проклят, не заслуживаю ни хрена, да и не за что, знаю. Я думал, будет легче, буду хотя бы со стороны за нею наблюдать, но не смог. Потому что до чертей боялся сорваться, увидеть Илану хотя бы раз, и я же знаю, что наплюю тогда на все свои обещания и заберу ее себе, и ребенка нашего тоже.

Закрою их на все замки и не отпущу, не дам уйти, не позволю. Да, я такой, и я ненавижу себя за это, потому все эти дни никуда не выхожу, наступаю себе на горло и жду, когда сама уедет, а потом… у меня нет плана, что потом. Потом, наверное, финал, последняя точка моей жизни, потому что без Иланы и Анюты мне больше неинтересно, без них я больше не хочу.

Охрана уходит, а я пялюсь в одну точку. Начинается вьюга, снег хлопьями падает на руки, они покраснели от мороза, но я не чувствую. Все мои старания с лопатой к чертям, снова все заметает.

Больно, болит, словно кусок сердца от меня оторвали, и почему-то все расплывается перед глазами. Наверное, снег попал, да точно, и он, сука, попадет снова и снова, пока я сижу как, блядь, статуя на этом бревне и понимаю, что так надо. Я отпустил, я был должен! Насильно моей Илана никогда не будет, да и не построишь так семью.

— Роман!

Вот, даже голос ее слышу, совсем с катушек съехал. Молодец, Волк, так держать!

— Роман, посмотри на меня.

Кто-то лица касается, маленькая фигурка стоит предо мной, и, подняв голову, вижу Илану. В теплом пальто и шапке, она тяжело дышит и смотрит мне в глаза.

Я встаю на ноги и не понимаю. Или это галлюцинации, или она… не уехала никуда.

Я оставляю Анютку с Владом и бегу со всех сил во двор. Знаю, Волк там, я это чувствую и не могу сдержать улыбку, когда и правда вижу мужа во дворе. На улице такая метель, почти ничего не видно, холодно, но мне все равно. Мое тепло рядом, я дома, я с ним.

Я подхожу к Роману и зову его, но он не отвечает, а после беру его заросшее лицо руками и заставляю посмотреть в глаза. Я всегда так делала, когда говорить было сложно, он и так меня всегда понимал.

Ледяной весь, глаза красные, и что-то не похоже, что Роман тут наслаждается гордым одиночеством. Больном ему так же, как и мне.

— Тебя выписали.

— Да. Сегодня.

— Почему не уехала? — спрашивает прямо, а у меня только один правильный ответ:

— Здесь мой дом. Я приду туда, где ты, Волк. Всегда, — сквозь слезы, а Роман брови сводит, поднимается, отходит на шаг от меня.

— Я… я тогда сам уеду. Сегодня же. Живите тут. Не буду мешать.

— Нет! — Хватаю его за руку, сжимаю до боли. — Ты мой дом! Ты наш дом с Анютой. Мы приехали к тебе.

— Илана, мы уже это обсуждали. Насильно я больше не буду. Я так не хочу.

— Я не была с тобой насильно, Роман! Все эти годы мы в любви прожили, и я тебя давно простила.

— Ты свободна, а от меня одни беды.

В его голосе боль и тоска, но ведь и мне больно, и я открываюсь Роману, говорю то, что у меня на сердце вот уже столько дней теплится:

— Не только беды. Ром, смотри, какая дочь у нас получилась. Ты мне жизнь не раз спасал, ты не бросил меня в болезни, ты не открестился, когда я даже забыла нашу любовь. Это не беды. Это счастье наше, Волк. Оно наше, пойми.

Роман стискивает зубы, и я вижу, как по его скульптурному красивому лицу текут дорожки слез. У меня то же самое. Холодно, на нас сыпется снег, но все равно мы должны это сказать друг другу сейчас.

— Илана, ты понимаешь, что, если останешься, я тебя больше никогда не отпущу! Никогда, девочка! Разведись. Начнешь все заново!

— Я не хочу с тобой разводиться.

— Назови хоть одну причину, — рычит, ежится, напрягся весь, а я улыбаюсь, потому что причина и правда есть.

— Я все еще очень люблю тебя, Волк! Люблю! Несмотря ни на что. Люблю. Роман. А теперь я прошу: будь со мной, если тоже любишь меня.

Роман наклоняется, и мы касаемся друг друга носами, и все неважно уже: ни замерзшие пальцы, ни эта жуткая метель.

— Илана, будешь жалеть, будешь плакать?

— Нет. Нет, не буду! Я все давно уже решила, Волк. Мое решение стать твоей женой было правильным, и я ни разу, слышишь меня? Ни разу об этом не пожалела и не жалею до сих пор. Давай начнем все заново, а точнее, продолжим на том, где остановились.

— Третий шанс, птичка?

— Третий шанс, — усмехаюсь, и Волк нежно целует меня в губы, прижав к себе.

— Я тоже все еще очень люблю тебя. Сильно, птичка… Так сильно! Будь со мной по доброй воле, не насильно, а по любви.

— Буду. Буду по любви, любимый.

Волк смеется и подхватывает меня на руки, прижимает к себе и кружит под эту сказочную метель, к нам подбегает Анютка, а после муж меня опускает, и мы вместе заходим в наш теплый и полный любви дом.