Невыносимая шестерка Тристы

Восемь

Клэй

–Клэй.

Я делаю глубокий вдох, перестаю витать в облаках, где, кажется, сейчас нахожусь всегда, и оборачиваюсь.

— Отнеси это на кухню, — просит меня мама.

Беру поднос, пустые миски на нем звякают друг о друга, когда я уношу их.

Фондю с отцом — одно из многих мероприятий, которые Омега Чи спонсирует каждый год, выпускники никогда не упускают возможности вернуться в город, чтобы поддержать сестринство и школу.

И, конечно, похвастаться новой сумкой Биркин.

Я бросаю взгляд через плечо, видя, как бедный отец МакНилти тонет в море мам, дочерей, тетушек и бабушек, и все они хотят услышать о том, как новая коллекция первых изданий, которую они пожертвовали для библиотеки, имеет решающее значение, или что их «солидный» вклад был использован для покупки новых автобусов или новейших компьютеров.

Новейшие компьютеры… Я качаю головой, опуская поднос на стойку и слыша, как разбивается тарелка, как только поворачиваюсь и ухожу. Я продолжаю идти.

Лучшее спортивное снаряжение, высококачественная органическая еда в кафетерии, самая современная научная лаборатория…

Кураторы, изучение языка, консультации и подготовка к поступлению в колледж.

Лив Джэгер извлекает большую выгоду из людей, на которых она любит смотреть свысока. Ее семья не делает пожертвований, и, хотя наше обучение стоит дорого, этого никогда не хватит, чтобы покрыть накладные расходы, которые несет Мэримаунт, если учесть коммунальные услуги, налоги, зарплаты, персонал… Эти женщины здесь, какими бы мелкими они ни были для нее, необходимы для успеха школы, которая помогла ей поступить в гребаный Дартмут.

Я направляюсь в заднюю часть банкетного зала и беру свой рюкзак в одной из раздевалок, вытаскивая джинсовые шорты и футболку.

Она такая высокая и могущественная. Вероятно, если бы она хоть иногда была более благодарной…

Она сама виновата в существовании этого видео.

Так почему я жалею, что выложила его? Не могу смотреть на комментарии под ним, что они говорят о ней. Именно поэтому я первым делом удалила его. Мне просто хотелось, чтобы она увидела, что жизнь Меган Мартелл в моих руках. Я собиралась показать Лив, что не она влиятельна. А я.

Но на самом деле я просто разозлилась. Позавидовала. Я хочу ее, но не могу обладать ей, и из-за этого чертовски злюсь.

Поэтому я отыгрываюсь на ней.

Натягиваю сменную одежду, выдыхаю и прочищаю голову. Но дело не в этом. Я не хочу ее. Привязанность была приятной, и когда ты изголодался по ней, то возьмешь ее откуда угодно. Только и всего. Я не бисексуальна. Я натуралка.

Я верю, что Лив не будет болтать, и я не доверяю Каллуму. И все. В конце концов я доверюсь ему. Или другому мужчине.

Беру сумку с деньгами и телефоном и оставляю одежду и рюкзак в раздевалке.

Мама принесет все это домой.

Я направляюсь ко входу, быстро пробираясь мимо дверей, чтобы мама меня не поймала. Уже почти шесть, на улице темнеет, а я опаздываю.

Но затем я слышу, как кто-то зовет меня:

— Иди сюда, дорогая.

Повернувшись, я вижу свою бабушку, сидящую в кресле в вестибюле. Ее волосы такие же белые, как и ее брючный костюм, в руке она сжимает трость и опирается на нее.

— Мими, — приветствую я и подхожу ближе, когда она окидывает взглядом мой наряд и оценивает его. — А я все думала, где ты.

— Конечно, — подыгрывает она. На ее губах появляется ухмылка, и я знаю, что она дразнит меня.

Я опускаюсь на ковер у ее ног, сажусь и прислоняюсь к ее ноге, из соседней комнаты доносится глухой гул вечеринки.

— Ты знала, что я сбегу, — подмечаю я. Именно поэтому она и сидит здесь.

— Сегодня Ночной прилив, — бабушка пропускает мои волосы сквозь пальцы, и я слышу смех, раздающийся в банкетном зале. — Я помню, как не могла вынести предвкушения, когда была в твоем возрасте.

Мими все еще моего возраста. Она просто хорошо это скрывает.

— Так, что у нас сегодня на повестке дня? — спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

— Стандартный поиск мусора, может быть, немного гамбургеров…

Раньше мне нравилось проводить время с бабушкой больше, чем с мамой, но чем старше я становилась, тем слабее было это чувство. Мими — причина, по которой мама стала такой, как сейчас.

Я сдерживаю свои слова, потому что, хоть и могу восхищаться ее безжалостностью, меня саму это вряд ли обойдет. Моя бабушка — самый опасный человек, которого я знаю.

— Ты вернешься домой в приличное время, — приказывает она, поглаживая меня по волосам. — Неправильно, что твоя мама так часто бывает дома одна.

— Ее никогда нет дома, — возражаю я.

Мими берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ей в глаза:

— От тебя многого требовали в таком юном возрасте, но тебе тоже нужно увидеть силу, которую это создает. — В ее глазах недостаточно нежности, чтобы скрыть под ними пристальный взгляд. — Ты не будешь из-за этого обузой, Клэй. Тебе нужно стать для них утешением, и, если тебе это не нравится, то очень плохо. Однажды наступит твоя очередь. Твоя семья нуждается в тебе.

Я слегка киваю, как и всегда. Лучше просто согласиться со старшими, потому что спор в таком случае лишь пустая трата времени, а я все равно сделаю то, что хочу, но что-то ускользает от меня, и я не собираюсь сегодня вечером сдерживаться.

— Семья больше не живет в этом доме.

Она щурится и прижимает мне ближе.

— Не позволяй им увидеть это, — тихим голосом произносит она.

— Кому?

— Всем, кто, затаив дыхание, ждет, чтобы увидеть тебя несчастной, — отвечает бабушка и вздергивает подбородок, выпрямляет спину и наконец-то отпускает меня. — Не давай им такое преимущество.

Я никогда им этого не давала. Никогда не позволяла своим друзьям узнать, что мне ненавистно находиться дома. Что мои родители теперь плохо знают друг друга.

Что они плохо знают меня.

Но я устала от этой видимости, и на несколько украденных мгновений на этой неделе я получила представление о том, какой была бы жизнь без нее. Но мне вряд ли удастся снова это повторить.

Я замечаю на столе картонный тюбик с надписью «Залив Бискейн» на этикетке с фирменным бланком для письма моего отца. Залив Бискейн? Он работает над проектом под названием «Палм-Бискейн» где-то на нашем побережье, но я никогда не слышала о заливе Бискейн.

Залив…Не залив Саноа.

Шестеренки в моей голове крутятся, и я боюсь спросить. В этом городе ничего не происходит без моей бабушки, но я не уверена, что хочу знать. Я шутила над Лив по поводу того, что залив Саноа выровняют для поля для гольфа, потому что это было угрозой с самого нашего рождения. Никто никогда не думал, что это произойдет на самом деле.

Я на мгновение отбрасываю подозрения и улыбаюсь ей:

— Не все из нас могут быть такими же сильными, как ты, Мими.

— Ты видишь то, что я позволяю тебе видеть.

Она отводит взгляд, что-то еще пляшет в ее глазах.

— У каждой женщины есть секреты, Клэй, — продолжает бабушка. — У всех из нас есть свои грехи, и я не особенная. Ты можешь иметь все, что пожелаешь, столько раз, сколько захочешь, и так долго, как захочешь. — Она снова поднимает мою голову за подбородок. — До тех пор, пока это остается секретом.

Я не в силах сдержать улыбку.

— Не могу поверить, что ты говоришь мне это.

— Отказ от желаний, которые заставляют чувствовать себя живой, приводит только к двум последствиям: ущербу или смерти. Иначе мы бы сломались.

Я пристально смотрю на нее.

— Мы можем иметь то, что хотим, — повторяет она. — Тайно.

— Что, если прятаться больно?

— О, Клэй, — Мими качает головой, словно сожалеет о моей наивности, но это не задевает меня. — Все прячутся. Поколения до вас посвятили свою жизнь созданию чего-то долговечного. Работая ради долга и наследия, которые им достались. Это было важно, — она ненадолго замолкает, а затем продолжает: — Но этот дюйм — те быстрые минуты, которые они выкраивали в тени, — вот для чего они жили.

Моя кровь теплеет под кожей, волоски на руках встают дыбом, и внезапно сегодня вечером возможности кажутся бесконечными. Дюйм… Я потираю внутреннюю сторону пальца. Я сделала эту татуировку на свой день рождения в декабре, чтобы напомнить, что есть особая частичка, которую я ненавижу и люблю в себе, и это сводит меня с ума, но мне это действительно нужно, потому что это единственное, чего я с нетерпением жду. То место, куда я могу убежать в своей голове, где у меня может быть то единственное, что я на данный момент желаю.

— До тех пор, пока это остается секретом, — вновь указывает бабушка.

Да.

— Боюсь, такова цена.

Я снова киваю. С этим я смогу жить. До тех пор, пока я могу обладать ей. Спасибо, Мими.

Она подставляет мне щеку, и я быстро чмокаю ее, прежде чем подняться на ноги и поспешить из зала, пока мама меня не увидела. Оказавшись на улице, я быстро отправляю ей сообщение, сообщая, что вернусь домой поздно, и прошу забрать мои вещи из раздевалки.

Собираюсь написать Каллуму, что уже готова и жду его, но замечаю парня с татуированной шеей в темно-серой футболке, оседлавшего старый «триумф». Я забываю про свой телефон и пялюсь на среднего брата из Шестерки Тристы, сигаретный дым плывет в воздухе над его головой.

Это он пялился на меня на прошлой неделе, когда подвез Лив до школы. Я улыбаюсь, убирая телефон обратно в сумку.

Ох, ей это не понравится. Я подхожу к нему.

— Привет!

Повернув голову, Айрон затягивается сигаретой, кончик которой горит оранжевым, а затем вынимает ее изо рта.

Он не здоровается в ответ. Он в курсе, кто я такая.

— Я Клэй, — все равно представляюсь я.

Айрон смотрит вперед и выдыхает дым.

— Да, я знаю.

Что ж, какой приятный парень. Может, он знает о видео. Да и как он может не знать?

Но я все равно решаю рискнуть.

— Я участвую в «Охоте за сокровищами». Мне нужно сделать селфи с незнакомцем.

Он бросает на меня взгляд, делая еще одну затяжку.

— И школа разрешила это? Звучит как-то странно.

Я снова достаю телефон.

— Позволишь сделать селфи с тобой?

— Нет, — он качает головой и снова отворачивается. — Как я уже сказал, я знаю, кто ты такая.

Хотя на самом деле он не кажется сердитым. Может быть, она не рассказала своей семье о видео. А может, он просто предвзят, потому что я Коллинз.

Я прохожу мимо его мотоцикла и ступаю на проезжую часть, вытащив большой палец из кармана и чувствуя, как мои свободные джинсовые шорты скользят по бедрам, когда я иду.

— Что ты делаешь? — слышу, как Айрон спрашивает резким голосом.

— Мне нужно пересечь рельсы, — проезжает машина, сигналя, и я вижу, что это какая-то старая ржавая хонда, набитая молодыми парнями. — У меня встреча с Лив.

— Почти уверен, что Лив — последний человек, который хочет встретиться с тобой.

— Эй! — кричит кто-то.

Я оборачиваюсь и вижу, как хонда останавливается и один из парней выглядывает из окна.

Я оборачиваюсь на Айрона.

— Тебя подвезти? — спрашивает он. — Автостоп опасен.

Я отступаю к хонде и одариваю его озорной улыбкой.

— О, ради Бога, остановись, — рявкает он, закатив при этом глаза, и садится на мотоцикл. — Я подброшу тебя.

Я улыбаюсь шире и бегу к нему, забираюсь на мотоцикл и беру шлем, который он предлагает.

Айрон заводит двигатель, мотоцикл начинает вибрировать подо мной, а хонда уезжает, когда я не сажусь в их машину.

— Молодец, — он оборачивается через плечо, в его голосе отчетливо слышится сарказм. — Жаль, что ты используешь мозги для худшего, а не лучшего.

Подъезжает машина, и я вижу, как Крисджен выглядывает из заднего окна. Майло сидит рядом с ней.

— Клэй, поехали! — в ее взгляде читается вопрос: «Какого черта ты делаешь?»

Каллум сидит на водительском сиденье, его губы изогнуты в легкой улыбке, будто он готов ко всему, что я запланировала.

— Меня подвезут, — говорю ей.

Я слышу, как стонет Айрон, вероятно, потому что теперь его видели, и я обнимаю его, черт возьми, почти смеясь, когда мое сердце начинает бешено колотиться.

— Клэй! — взывает ко мне Крисджен. — Какого черта?

Но я лишь шепчу брату Лив:

— Поехали.

Он качает головой, его каштановые волосы довольно красиво смотрятся на фоне загорелого лица.

— Чутье подсказывало мне, что от тебя одни неприятности, — ворчит он. — Держись крепче.

Айрон срывается с места, отчего я всхлипываю, когда сердце подскакивает к горлу. Мы летим вперед, облака висят так низко над землей, становится душно, и я бросаю взгляд назад: шины тачки Каллума вращаются и горят, когда он отправляется за нами.

Я сжимаю Айрона, ветер набирает скорость, и я заглядываю ему через плечо, наблюдая, как он ведет нас вниз по дороге, через складской район, на Фронтресс-Лейк-драйв, ускоряясь вдоль канала, к рельсам.

Басы из машины Каллума гремят позади нас, и я могу сказать, что он набирает скорость по тому, насколько громкой становится его песня группы Nine Inch Nails.

Но недолго.

Айрон хватает меня за руки, сцепленные перед ним, прижимает меня к себе, включает передачу, переднее колесо ловит воздух, и мы мчимся вперед быстрее. Я хихикаю — на самом деле, черт, хихикаю — ему в ухо и тоже замечаю легкую усмешку на его лице.

Прислонившись к спине парня, смотрю, как исчезают Сент-Кармен, пышные лужайки, бутики, многовековые церкви и роскошные здания особняков, глубоко спрятанные среди лысых кипарисов и фикусов-душителей.

Зеленая, великолепная земля лежит за ней, небо темнеет, а звезды закрываются облаками. Моя кожа гудит от того, что я почти никогда не чувствую.

Предвкушение.

Генри бы это понравилось. Вряд ли он хоть раз катался на мотоцикле.

— Айрон, сними ее со своего мотоцикла! — рявкает кто-то.

Парень резко останавливается у знака «стоп», и я прижимаюсь к его спине, оглядываюсь через плечо и вижу Лив.

Боль пронзает мою грудь. Я смотрю, как она подъезжает к нам, ее черный мотоцикл меньше и старше, но, боже… Мне редко удается увидеть ее без школьной одежды или формы для лакросса, и я не могу отвести от нее взгляд.

Лив ставит ноги на землю и хмуро смотрит на брата через свои авиаторы.

— Это не шутка! — кричит она ему.

И глядит назад на несущуюся к нам машину Каллума.

Мой язык, кажется, так сильно распух, что я им подавлюсь. Ее ноги в обтягивающих черных джинсах. Колени выглядывают сквозь дырки в них, белый топ с глубоким вырезом и выцветшая кожаная куртка… Ее растрепанные волосы ниспадают по спине, без шлема, а на шее висят солдатские жетоны. Замечаю, что ключ, которым она блеснула на поле для лакросса в прошлые выходные, висит между ними.

Я ослабляю хватку на Айроне, думая о том, чтобы вместо этого ухватиться за нее. Она бы идеально подошла.

— О, боже, — Оливия переводит взгляд на меня. — Ты когда-нибудь сталкивалась с кубинским темпераментом? Скоро столкнешься.

Снова оборачиваюсь и замечаю тойоту, мчащуюся бок о бок с Каллумом, где в кабине сидят три длинноволосых девушки.

Я перевожу взгляд на Айрона.

— Твоя девушка?

— Бывшая, — уточняет он.

О, боже. Я спрыгиваю с мотоцикла и забираюсь к Лив.

— Слезь! — кричит она, пытаясь столкнуть меня.

Но я обвиваю ее руками, чувствуя, как складной нож торчит у нее из кармана.

— Боишься меня?

Она усмехается в ответ.

— Меня тошнит от того, что ты добиваешься своего, — бормочет Лив, ругаясь скорее сама с собой, чем со мной. — Какое мне вообще дело, если Арасели вырвет у тебя все волосы?

— Моя команда играет грязно, — я крепче обнимаю ее. — Твоя играет кроваво. Не беспокойся, я знаю, что сегодня вечером мы не выиграем.

— Верно.

— Так что давай начнем, — говорю я, а затем шепчу ей на ухо. — Только ты и я в течение следующих пяти минут.

Она отворачивает голову от моего шепота, но я чувствую, как ее грудь сжимается, а мышцы живота напрягаются. Мне нравится ощущать то, что я делаю с ней.

— Ненавижу тебя, — рычит она, но все же заводит мотоцикл и трогается с места, а я улыбаюсь, положив подбородок ей на плечо.

Взаимно.

Закрыв глаза, сжимаю ее до тех пор, пока не убеждаюсь, что она не сумеет вырваться. Ветер треплет мои волосы, запах пальм ударяет в нос, и я жалею, что сейчас не день. Мне хотелось бы увидеть облака.

Тепло разливается внизу моего живота, и я обнимаю Лив бедрами, ощущая ее повсюду.

С Айроном такого чувства не было. Она пахнет как — я подношу нос к ее коже за ухом — как одно из тех традиционных парфюмерных масел, популярных в магазинах хиппи, где они поглощают весь кислород, сжигая благовония, а потом удивляются, почему у них нет покупателей.

Но мне нравится этот запах на ней. Она пахнет вишневыми леденцами и… летом. Я еще сильнее наклоняюсь к ней, задевая носом ее кожу.

— Трахни меня или прекращай, — говорит Оливия, бросая на меня еще один хмурый взгляд через плечо. — Это не смешно.

Я улыбаюсь, но не показываю ей этого. Я отворачиваюсь от ее шеи, но полностью не отстраняюсь, когда мы въезжаем на территорию залива. Этот район был включен в состав Сент-Кармена в 1942 году, но его жители признали это, только когда их заставили указать свои адреса в заявлении о приеме на работу. Для них залив Саноа все еще жив, и если кто-нибудь скажет, что они временно проживают здесь, то знайте: их семьи укоренились на этой земле с XVI века. Никто не переезжает в эту дыру по собственному желанию.

Лив пролетает мимо заросших дворов и сворачивает на грязную дорогу, редкие уличные фонари освещают темную дорожку, наконец мы добираемся до центра, где находится «Мариетта», небольшой мотель, заправочная станция, бар и магазин автотоваров, в котором детишки могут кормить аллигаторов зефиром, пока их родители ждут замены масла.

За магазином проходит длинная улица, стоят дома и прячущиеся среди деревьев полуразрушенные особняки старых землевладельцев, до того как те уступили свою землю Сент-Кармену.

Лив останавливает мотоцикл, и во всех направлениях залива начинается бурная деятельность. Огни украшают «Мариетту», где компании мужчин и семьи наслаждаются ужином и пивом, а двери в автомастерскую открыты, и оттуда доносится песня «Сrimson and Clover».

Я спрыгиваю с мотоцикла и сразу же направляюсь к бару.

— Мне нужен презерватив из мужского туалета, — сообщаю я, но, прежде чем выключает двигатель, она хватает меня за руку.

— Не отсюда.

Почему?

Я поднимаю голову.

— Убери свои руки от меня. Ты согласилась на это. Или, точнее… Сама предложила это.

Еще мгновение Лив не отрывает взгляд от моих глаз, а затем все-таки отпускает меня.

— Плевать. — Она качает головой и припарковывает мотоцикл. — Иди.

Развернувшись на пятках, я достаю телефон и открываю заметки. Я слышу ее шаги позади себя, но успеваю подойти к двери до того, как она сможет передумать и снова схватить меня.

Я открываю деревянную дверь, внутри играет какой-то классический рок, когда мне в нос ударяет запах сигарет, жареной еды и гниющего дерева.

Люди оборачиваются и смотрят на нас: две женщины, играющие в дартс, несколько человек в баре, парни, столпившиеся вокруг двух бильярдных столов и явно не принявшие душ после работы. На мгновение я останавливаюсь, любуясь красным неоновым освещением бара и деревянными столами с облупившейся фанерой, окруженными разномастными стульями. Я тут же представляю себе свою маму, сжимающую сумочку и отказывающуюся садиться здесь из опасения испачкать свою белую блузку.

Бармен — худая, крашеная блондинка с отросшими темными корнями, одетая в черную футболку, с какой-то татуировкой вокруг внешней стороны глаза, прищуривается.

— Лив, что ты делаешь? — спрашивает она, и в ее голосе слышится скорее предупреждение, а не вопрос.

— Ей нужно, эм, в туалет, — радостно отвечает ей Лив.

Девушка вновь смотрит на меня, а затем вздыхает и машет рукой, после чего возвращается к подсчету кассы.

— Тебе не нужно присматривать за мной, — бормочу я. — Я знаю, что залив Саноа сделали собственный лист. Что в нем?

Она не отвечает, а я не оборачиваюсь. Сначала замечаю коридор справа и предполагаю, что там находятся туалеты. Я иду туда.

Мне правда хотелось узнать, какой у нее мусор в списке. Школа использует шаблон, который разработали поколение назад, но каждый год его совершенствуют, идя в ногу со временем и все такое. Поскольку он одобрен школой, все «официально» играют по нему. Если спросят.

Однако это не означает, что кто-то из нас в самом деле использует его. Мне все еще нужно сделать фото с незнакомцем, а их здесь довольно много.

Засунув руку под футболку, я использую ее как перчатку, поворачивая дверную ручку мужского туалета.

Поворотная ручка на двери туалета. Это верный признак того дерьма, которое я найду внутри. Антисанитари-и-и-ия.

Открываю дверь, петли скрипят, и я оглядываюсь. Три писсуара распложены на стене справа от меня, плитка в пятнах после многолетнего использования, и две кабинки, одна без двери, находятся напротив них, отражаясь в зеркале.

Что-то врезается в стену кабинки, а потом я слышу какой-то звук, но никого не вижу.

Дверь закрывается, я делаю шаг внутрь. Лив входит следом за мной, и я не уверена, защищает ли она их от меня или меня от них, но это и неважно. Мои друзья поймут, куда я ушла. Они скоро будут здесь.

До моих ушей доносится тяжелое дыхание, за которым следует женский всхлип, и я прислушиваюсь к скрипу обуви по плитке и ровному ритму, начинающемуся в кабинке. Ослабленные винты, удерживающие стены на месте, лязгают, когда темп ускоряется.

Люди занимаются здесь сексом. Поэтому она не хотела, чтобы я входила?

Я смотрю на Лив.

— Классно.

— По крайней мере, их нет на «Ютубе».

Однако они могут туда попасть. Я достаю свой телефон, но она прижимает свою руку к моей и убирает его.

— Стой, — произносит она одними губами.

— Расслабься, — шепчу ей. — Просто пишу друзьям, где я.

Лив отпускает меня, прислоняется к стене и кладет руку на бедро. Я отправляю сообщение в чат с Каллумом, Эми, Майло и Крисджен, указывая им, где меня найти. Надеюсь, эта цыпочка Арасели со своими друзьями не задерживают их.

Я наклоняю голову в сторону автомата с презервативами, делая селфи в доказательство того, что я была здесь, а затем достаю из сумки немного мелочи.

— Так Айрон один? — спрашиваю я, убирая телефон. — Или эта девушка в пикапе все еще претендует на него?

Она прикрывает глаза.

Я опускаю монеты в автомат и поворачиваю старый рычаг, стоны из кабинки становятся все громче.

— Ты не сказала им, не так ли? — интересуюсь я.

С одной стороны, можно подумать, что она хотела бы направить на меня все силы, какие только могла, или найти какой-нибудь способ опозорить мою семью, рассказав о моем поведении, но, с другой стороны, понимаю, почему она этого не сделала.

И я надеялась на это, когда публиковала видео. Этот донос только привлек бы к ней еще больше нежелательного внимания, а Лив не строит из себя жертву. Никогда.

Я вытаскиваю презерватив из автомата и засовываю его в свою сумку.

— Все не так плохо, — говорю ей, продолжая защищать себя, хоть и не понимаю зачем. — Они не узнали Мартелл.

— Они узнали меня, — парирует она.

— Тогда зачем ты выложила видео?

— Потому что пошла ты, вот почему.

Я пристально смотрю на нее, презирая себя за то, что не могу ей ничего ответить.

— Так было и в раздевалке? — Оливия придвигается ближе. — Кто-то снова снимал меня?

Мы обе ростом пять футов семь дюймов, но она почему-то кажется выше. Как будто она не думала об этом так, как я.

— Или, может, ты пришла сегодня вечером, чтобы попытаться поставить меня в такое же положение, — гадает она, — чтобы ты унизила меня еще больше?

Лив считает, это была уловка. Поцелуи в раздевалке.

Она не думает, что для меня это было реальным.

— Да, с квирами все так просто, не так ли? — насмехается она. — Ты думаешь, я просто упаду и поблагодарю счастливую звезду за то, что трахну какую-нибудь красотку в любое время и в любом месте, верно? Потому что в отчаянии? Потому что мы гиперсексуальны, ведь так?

— Я не знаю… мне показалось, тебе это понравилось, — шепчу я.

Всхлипы девушки переходят в крики, а мужское тяжелое дыхание становится все более прерывистым, но мы не отрываем взгляд друг от друга.

— Поверни меня, — указывает ему девушка.

Мы слышим, как они меняют позу и продолжают, губы Лив неподвижны, когда она смотрит на меня.

Ее карие глаза не отрываются от моих, и я не знаю, в следующее мгновение она затащит меня в пустую кабинку или ударит, но мое сердце колотится в груди, когда парочка за дверцей целуется и дышит, и я чувствую влажный жар на их коже отсюда.

Я пристально смотрю на нее, мир кружится вокруг нас, и мы почти не замечаем входящего в туалет мужчину. Он ненадолго останавливается, проходя мимо нас, а затем направляется к писсуарам.

Но я не отвожу от нее взгляд.

Он делает свои дела, а я вижу, как на губах Лив появляется улыбка, когда звук непрерывного потока наполняет воздух, и мне тоже хочется засмеяться.

Вау.

Я снова достаю телефон.

— Мне нужна фотография водного объекта.

Но она выхватывает его у меня из рук.

— Давай проверим настоящий список.

Я пытаюсь забрать телефон, но она отворачивается, смотря на экран.

— Флаг семинолов, — читает она и глядит на меня. — Тот, что на маяке, да?

Я держу рот на замке.

Пара в кабинке кончает, и я слышу, как мужчина у писсуара смеется, дважды стуча в дверь, когда застегивает молнию.

— Вы там искру поддерживаете, мистер и миссис Торрес?

Женщина смеется, а следом слышится мужской голос:

— Отсоси.

Парень уходит, моет руки и приглаживает волосы.

— Кажется, твоя жена опередила меня.

Проходя мимо нас, он останавливает и обращается к Лив:

— ¿Está todo bien? [12]

Но Лив все еще сосредоточена на мне.

— Ты интересовалась Мэйконом? — спрашивает она.

Что?

А потом я вспоминаю, как дразнила ее по этому поводу в театре.

Но, не дожидаясь моего ответа, она возвращает мне телефон и обращается к мужчине:

— Отнеси ее к моему брату, хорошо?

Он переводит свой взгляд на меня.

— Что? — выпаливаю я.

Но он не мешкает: наклоняется, подхватывает меня и перекидывает через плечо. Я вскрикиваю, убирая руки с его спины, потому что он весь потный и мокрый.

— Отпусти меня! — ору я, поднимаясь и впиваясь взглядом в Лив.

Мы выходим за дверь меньше чем за две секунды, и я мечусь, брыкаюсь и кричу.

— Эй!

— Ты хотела узнать, что в листе залива? — слышу, как Лив задает вопрос.

Я, тяжело дыша, поднимаю голову, пока парень тащит меня на улицу, а она идет следом за мной.

— Только одно, — дразнит она с коварной улыбкой на губах. — Ты.

Я? Что?!

Как это, черт возьми, понимать?

— Клэй! — Кто-то зовет меня. Я поворачиваюсь, оглядываюсь вокруг, но ни хрена не вижу.

— Клэй! — кричит Каллум.

Я вижу обувь и слышу плеск по лужам, когда мои друзья находят меня и идут за мной.

— Ты за это заплатишь, — рычу я Лив.

— Я расплачиваюсь с того самого дня, как встретила тебя, — возражает она. — Пришло мое время наслаждаться происходящим.