Невыносимая шестерка Тристы

Двадцать

Оливия

Разве мы не могли погулять где-нибудь в парке? Или пойти ко мне домой, как она предлагала?

О чем я думала?

Я смотрю в окно с пассажирского сиденья, концентрируясь на том, чтобы держать руки на коленях, а не ерзать, потому что все эти дома напоминают мне о том чувстве, с которым я боролась с детства. Что есть места, где мне не место.

Ровные дороги без каких-либо луж или выбоин. Ворота и подстриженные живые изгороди.

Белые дома.

Белые роверы.

Множество белых людей, которые при одном взгляде на мою фамилию подумают, что я здесь для того, чтобы убирать, готовить или кого-то ограбить.

Я смотрю на Клэй в надежде, что она позволит мне сесть за руль, чтобы я не чувствовала себя такой уязвимой прямо сейчас, когда мне нечего делать. Но потом я замечаю ее подтянутые, загорелые бедра, выглядывающие из-под юбки, и я выдыхаю, вспоминая. Да, вот о чем я думала. Я качаю головой.

Она съезжает на подъездную дорожку, и я смотрю на дубы, растущие по кругу и фонтан. Я осматриваю окна в поисках света.

Все кажется темным, за исключением газовых фонарей — по одному с каждой стороны входной двери и еще двух, размещенных дальше по внешней стороне слева и справа. Но мне не видно третий этаж изнутри машины.

Клэй паркуется и выходит из машины.

— Твои родители дома? — спрашиваю я и следую за ней, оставив школьную сумку в машине.

— Папа, вероятнее всего, нет, — отвечает она, держа в руке сумку с ключами, когда мы направляемся к входной двери. — А мама нас не побеспокоит.

Клэй открывает дверь и заходит в дом, свет мгновенно включается, хотя Клэй ничего не делала. Я на мгновение замираю, когда она подходит к маленькому столику и бросает ключи в голубую стеклянную чашу.

— Она, похоже, еще не вернулась, — говорит Клэй. — Ее ключей нет.

Волосы на моих руках встают дыбом, я чувствую, как вырывается воздух из кондиционера, когда аромат новых вещей настигает меня.

Или же это запах пустоты. Так пахнет, например, в мебельном магазине. Или в библиотеке, или в автосалоне. В местах, где не живут люди.

Мой дом пахнет мокрым деревом, пряным ромом, разлитым по всему полу на прошлой неделе, и вчерашними спагетти.

Я захожу и закрываю за собой дверь, нажимаю на датчик на стене, свет снова гаснет. Я чувствую себя немного безопаснее в темноте. Совсем как Клэй.

Клэй разворачивается, роняет сумку на пол, и я подхожу к ней, единственной теплой вещи в этом доме.

— Ты хочешь есть? — спрашивает она.

Хрустальная люстра позвякивает от легкого ветерка, позади нее виднеется лестница. В двух комнатах по обе стороны от центрального зала темно, если не считать лунного света, проникающего сквозь прозрачные шторы.

Клэй опускает глаза, и я готова поклясться, что увидела ее румянец.

— Мама всегда забивает холодильник продуктами, — нервно смеется она, — не знаю зачем. Она мало ест, а папа появляется дома очень редко.

Я не голодная.

— Я хочу посмотреть твою комнату, — говорю я.

Я вполне уверена, что она видела мою еще до того, как я привела ее к себе. Сомневаюсь, что она не поддалась желанию во время Ночного прилива.

Чувствую себя в большей безопасности за закрытой дверью. Надеюсь, там не висит еще одна люстра, иначе я не смогу забыть, что нахожусь в доме одной из самых влиятельных семей Сент-Кармена.

Подняв голову, наблюдаю за ней. Но потом… Мне даже начинает нравиться, что я здесь. В доме одной из самых влиятельных семей Сент-Кармена.

Собираюсь трахнуть их дочь.

Я сдерживаю улыбку, мне нравится, что она внезапно начала нервничать, словно это наш первый раз.

Повернувшись, Клэй огибает стол и направляется к лестнице, я стараюсь запомнить ее тело, пока иду за ней. Когда мы поднимаемся на второй этаж, она поворачивает налево, и мы направляемся по коридору, по деревянным полам, украшенным белыми персидскими коврами и фотографиями на стенах в серебряных рамах. Два светловолосых ребенка строят замок из песка на пляже. Маленький мальчик сидит на плечах папы, а рядом Клэй с мамой болеют за команду на игре штата Флорида. Двое детей корчат рожи перед камерой под водой, в бассейне.

Клэй останавливается у первой двери справа, но я уже смотрю вперед, на первую дверь слева в нескольких футах дальше по коридору. Темно-синие деревянные буквы, образующие надпись «ГЕНРИ», висят на двери над жестяной табличкой, предупреждающей: «Геймер играет — не мешать, девчонкам вход запрещен (кроме мамы)».

Она открывает дверь, но я поворачиваю голову в сторону комнаты ее брата.

— Покажи мне.

Клэй смущенно переминается с ноги на ногу, но не двигается с места.

Я изучаю ее.

— Когда ты в последний раз заходила туда?

— Я не захожу туда.

Я знаю, что мне не следует давить на нее. То, что произошло с Клэй, является разрушительным и личным, но что-то подталкивает меня к комнате ее брата, потому что я хочу большего между нами.

— Нет, просто… — продолжает она, подходя, чтобы взять меня за руку. — В другой раз, хорошо? Не порти это. Не порти сегодняшний вечер.

— Ты была в комнате моего брата, — напоминаю я.

Я видела видео. Все его видели. Мэйкон был не так зол, как остальные мои братья, хотя бы потому, что Мэйкон не ищет драк с заносчивыми девочками-подростками, которые просто пытаются стать популярными.

— Открой дверь, Клэй.

То, что случилось с ее братом, очень сильно повлияло на нее. И, как оказалось, на меня тоже. Мне нужна эта часть Клэй.

Она открывает дверь, вероятно, потому что понимает, что я уйду, если она этого не сделает.

Я захожу внутрь, в комнате царит полумрак, но шторы раздвинуты, и лунный свет падает на пол. Я вхожу в комнату, не включая лампы и осторожно ступая, как будто слишком резкий шаг будет проявлением неуважения.

Его односпальная кровать застелена без единой морщинки на синем пододеяльнике, ковер бежевый, но все остальное соответствует покрывалу. Восемь синих стен с белой отделкой. Синие шторы. Книжные полки, плакаты, письменный стол с художественными принадлежностями, а также модели автомобилей и самолетов на полках. PS4 лежит на столе под плоским экраном на стене, а автомат с жвачкой стоит на его комоде, все еще наполовину заполненный. Рядом с ним расположена фотография его с друзьями или, может быть, двоюродными братьями, все они держат планету из папье-маше, которую они сделали в классе или в летнем лагере. Я наклоняюсь ближе, видя на нем ту же улыбку, которую иногда вижу на лице Клэй.

— Он выглядел так, словно когда-нибудь станет Дженсеном Эклзом, — с грустью в голосе произносит она.

Я оборачиваюсь и вижу, что Клэй все еще стоит в дверях, облокотившись о косяк.

— Он был милым ребенком, — отмечаю я.

— И со взрывным характером, — вздыхает она, но на ее лице играет улыбка, она убирает руки за спину. — Он рисовал пауков на туалетной бумаге и подменял мой йогурт на майонез.

Подхожу к окну, чтобы взглянуть на улицу.

— И чем ты такое заслужила? — дразнящим тоном спрашиваю я.

Словно он был зачинщиком. Хотя, если я правда знаю Клэй, он просто мстил ей.

— Возможно, я меняла помадку из «Орео» на зубную пасту, — говорит она.

Я ухмыляюсь.

В комнате безупречно чисто. Опрятно, стерильно, ни пылинки. Кто-то регулярно здесь убирается, и я предполагаю, что это единственная комната, к которой мама Клэй не позволяет прикасаться никому, кроме себя.

— Ты сильно любила его.

— Даже не осознавала насколько, — кивает она. — Он раздражал меня, и мы часто ссорились, но, когда он заболел, я едва могла вздохнуть, — я слышу слезы в ее голосе. — Несправедливо, что он должен был пройти через это. Я просто хотела, чтобы все закончилось.

В комнате нет и намека на его болезнь. Ни медицинского оборудования. Ни рецептов на лекарства. Я не знаю, умер он дома или в больнице, но готова поклясться, что все это время с ним была его семья.

Дыхание Клэй прерывается, и я вижу, как она пытается сдержать слезы. Я подхожу, беру ее лицо в свои руки.

— Почему ты так терпелива со мной? — шепчет она. — Так терпима? Я не заслужила такого отношения.

Я наклоняюсь, ее шелковистые волосы касаются тыльной стороны моих рук.

— Счастливые люди не зацикливаются на вещах, которые они ненавидят, — объясняю я. — Они двигаются дальше. Я знала, что есть какая-то причина, Клэй. — Я скольжу руками вниз по ее телу, обнимаю ее за талию и заглядываю ей в глаза. — Не имеет значения, сколько у нас денег или насколько стабильна наша семья. У любого могут быть проблемы.

Я никогда не думала, что у Клэй прекрасная жизнь только потому, что она богатая и красивая. Счастливые люди не ведут себя так, как она.

Она долгое время скрывала настоящую себя. Противилась мне.

— Почему ты наконец позволила этому произойти? — спрашиваю я, почти касаясь ее носа и пристально смотря на ее губы, к которым я так сильно хочу прикоснуться.

Она нежно целует меня.

— Потому что все эти четыре года, пока я не спала, я думала о тебе, — бормочет она. — Но даже во снах ты приходила ко мне.

Ее губы задерживаются на моей щеке, и теперь я знаю, что означает татуировка. Та, что на внутренней стороне ее пальца, и что она имела в виду в театре раньше, когда думала, что я ее не слышала. В пределах этого дюйма я свободна.

Это не просто дюйм, а частица, о которой говорила Валери из фильма «V» значит Вендетта. Есть часть нас, которую мы никогда не продадим, — частица, которую мы храним при себе, жаждем и крепко держим изо всех сил, потому что это единственное место внутри нас, где мы действительно живем.

Просто частица. Но она наша.

— Я хотела остаться с тобой наедине, касаться и вдыхать тебя, разговаривать с тобой каждой клеточкой своего тела, но не голосом, — говорит она.

Мои веки закрываются, и я понимаю. После стольких лет ее ужасного отношения ко мне, моя гордость ущемлена, потому что я должна послать ее к черту, но… Всегда было что-то еще. Как будто я знала, что рано или поздно мы окажемся здесь.

Она мягко прикусывает меня за челюсть, тепло и влага ее рта посылают покалывание вниз к моему животу по спирали.

— Ты слышишь это? — спрашивает Клэй. А затем целует то место, которое укусила. — А это?

Я киваю. Я слышу тебя.

— Отведи меня в свою комнату, — прошу я.

— Ты должна позвонить братьям. — Она продолжает оставлять невесомые поцелуи на моей челюсти. — Сказать им, что не придешь сегодня домой.

— Позже.

Мэйкон отслеживает мой телефон, так что он никогда по-настоящему не беспокоится.

Она тянет меня, пятясь к своей спальне, когда я закрываю за собой дверь и следую за ней. Ее губы касаются моих, ее стоны проникают в мое горло, когда мы чуть не спотыкаемся о наши ноги.

Я распускаю хвост, длинные волосы ниспадают по плечам и Клэй толкает меня к своему столу, закрывая дверь и запирая ее.

— Ты такая красивая. — Она целует меня снова и снова, снимая мою рубашку через голову. — Особенно на сцене. Боже, сегодня ты свела меня с ума. Мне нравится наблюдать за тобой.

Мы не включаем свет, и я даже забыла осмотреться, чтобы проверить, верны ли мои предположения о бело-розовой цветовой гамме.

— Я знаю, однажды все будут смотреть на тебя, — говорит она, прикусывая мое ухо. — Как ты играешь… — Она ненадолго замолкает. — Безумный Макс сдается животному внутри тебя, когда ты путешествуешь по бесплодной пустоши Земли, чтобы отомстить за смерть своей жены и ребенка.

Я смеюсь, но она целует и кусает все: мое ухо, мою шею, — и я откидываю назад голову и закрываю глаза.

— Или, может быть, ты будешь ее любовным интересом, — поддразнит Клэй. — Девица в беде?

Никогда. Я всегда главная.

Но потом я слышу щелчок и чувствую что-то холодное и острое у себя между ног.

Я замираю, меня накрывает волна удивления. Может, я все-таки не всегда главная.

— Клэй?

И как раз в этот момент я замечаю, что ножа, прикрепленного к моей юбке, больше нет на месте.

Она прислоняет его к моим ногам и скользит ртом вверх по моей шее и лаская мою грудь другой рукой.

— Ты такая красивая, Лив, — выдыхает она. — Ты же знаешь, что ты никогда не уйдешь от меня?

Клэй Коллинз прижимается всем телом ко мне, сминая меня — сжимая то, что принадлежит ей, — и вдыхает мой запах, покусывая мою шею.

— Скажи: «Да, я знаю», — приказывает она.

— Да.

Держа нож, она снимает с меня нижнее белье.

— Ты знаешь, что ты моя. Скажи, да.

— Да.

У меня дрожат колени, и я возбуждаюсь, но при этом немного напугана, потому что ее голос скорее предупреждение, чем утешение. Как бы сильно я не была уверена, что смогу постоять за себя и дать отпор, у нее всегда будет власть надо мной.

Как будто она знает, что однажды станет миссис Эймс, и я буду работать на нее, и часть моей работы будет заключаться в нахождении в ее постели, когда ее мужа нет рядом.

— Клэй…

Она отпускает мою грудь, но вместо этого хватает за горло. Я вздыхаю.

— Ты никогда не уйдешь от меня, Джэгер, — шепчет она и проводит языком по моей ключице к плечу, где кусает бретельку моего лифчика. — Сними это.

И в этот момент больше всего мне хочется сделать все, что она попросит. Я завожу руки за спину и расстегиваю лифчик, прохладный воздух ласкает мои соски, а теплая рука Клэй накрывает один из них.

Но, прежде чем я понимаю, что происходит, она проводит рукой по своему столу — все падает на пол — и наклоняет меня над ним.

Я кладу руки на стол по обе стороны от головы, втягивая воздух, как будто не могу отдышаться. Она дергает мое нижнее белье, срывая его с моего тела, а затем поднимает юбку и раздвигает мои ноги.

— Клэй… — у меня вырывается стон.

Но ее пальцы сжимают мои волосы, ее рука гладит мою грудь, а ее губы скользят вверх и вниз по моей спине, посасывая, целуя и покусывая, как будто она голодна.

Я чувствую прилив тепла между ног, когда она прижимается к моей заднице.

— Боже, что ты делаешь? — Мир переворачивается набок, и я закрываю глаза. — Я такая мокрая для тебя.

— Ты никогда не уйдешь от меня, — повторяет она.

Я знаю, детка. Я знаю. Боже что она со мной делает? Как раз в тот момент, когда я думаю, что контролирую ситуацию и могу справиться с ней, она перечеркивает эти мысли.

Она встает, потянув меня за собой, и шепчет мне на ухо.

— Мне нравятся они. — Клэй сжимает мою грудь, двигаясь от одной к другой, целуя мое плечо. — Они такие приятные.

Я целую ее, пробуя ее на вкус своим языком снова и снова.

Но потом я замечаю что-то на полу, что-то, что она столкнула со своего стола. — В камере есть пленка? — спрашиваю я.

Она видит, что я заметила лежащую на полу ее винтажный фотоаппарат Эдикса на 35 мм.

У меня есть с ней видео. Так будет по-честному, думаю я.

— Сфотографируй меня, — прошу я.

Блеск появляется у нее в глазах, и она подходит, поднимает ее и дует на объектив, прежде чем отрегулировать настройки.

Я снова наклоняюсь над столом, приподнимаясь руками и оставляя юбку задранной сзади, где она ее оставила. Я приподнимаюсь на цыпочки и позволяю волосам упасть мне на глаза, когда она включает песню «Take Me to the River». Когда она снова поднимает взгляд, ее грудь сжимается, и она чуть не роняет фотоаппарат.

— Ты в порядке? — игривым тоном спрашиваю я.

Ее горло дергается, когда она смотрит на меня, но медленно поднимает фотоаппарат к лицу.

Камера щелкает, и я почти улыбаюсь от волнения, которое пробегает по мне. Это похоже на прикосновение.

Опустив подбородок, я смотрю на нее, пока она делает снимок за снимком, двигаясь вокруг моего тела и получая разные ракурсы. Она делает один или два снимка спереди, а затем становится позади меня, опускаясь за действительно развратным снимком, я, конечно, надеюсь, что она знает, как проявлять пленку, потому что Уолмарт не получит эти фотографии.

Смотрю на нее через плечо, пока она делает еще несколько фотографий, а затем поворачиваюсь, залезаю на стол и медленно задираю юбку вверх по бедрам. Я дразню ее, пока она смотрит и ждет, зная, что на мне ничего нет, когда камера отрывается от ее лица, и она очарована.

Я не поднимаю юбку полностью. Я улыбаюсь, одергивая юбку, но она роняет фотоаппарат на ковер и внезапно бросается ко мне. Схватив меня под мышки и притянув к себе, она крепко целует меня. Ее губы скользят по моим, и я одной рукой обнимаю ее за шею, а другой задираю рубашку.

— Подожди, — тяжело дыша, произносит она.

Я сбрасываю туфли, когда она просовывает руки мне под юбку, пристально смотрит мне в глаза и прикасается ко мне пальцами.

— Я очень хочу поцеловать тебя там, — бормочет Клэй, поглаживая меня.

Мои веки трепещут от ее мягкого прикосновения, мне нравится, как она прикасается. Как она исследует, потому что все для нее ново, и с каждым прикосновением она узнает, кто она такая.

Мне нравится, что я здесь ради этого.

Кончики ее пальцев ласкают меня, дразня, но не вставляя, и она убирает руку, кончики ее пальцев блестят.

Ее рот слегка приоткрывается, наблюдая, как она потирает пальцы друг о друга и поглаживает меня пальцами, и я думаю, что она слижет это, но она этого не делает. Вместо этого она засовывает их под юбку и в свое собственное нижнее белье, потирая мой сок о себя. Проводит по всему своему телу.

— Клэй… — Меня потрясывает.

Вытаскивая руку, она откатывает стул за спину и садится, смотря на меня снизу-вверх. Раздвигая мои ноги, она обхватывает руками мои бедра и притягивает меня к себе.

Я хнычу, пораженная, когда она задирает мою юбку и погружает свой рот между моих ног.

— Молчи, — она прикусывает мою губу. — Просто слушай.

Я откидываю голову назад. О, черт.

Мое сердце колотится, ее язык скользит вверх и вниз по моей киске медленными, долгими движениями, — дразня меня, возбуждая меня, — и я уже так возбуждена, сижу здесь, как будто я ее гребаная еда.

Как и ее пальцы, ее язык изучает мое тело. Ощупывая мою плоть, останавливаясь и играя, когда она чувствует, как реагирует мое тело, и дело не столько в том, что она делает, сколько в том, как она это делает. Тихие стоны, которые вырываются у нее, когда она накрывает мой клитор губами и сосет, поглаживая его языком, чтобы попробовать на вкус. Как медленно она двигается, не торопясь и наслаждаясь. Смешивая это с легкими покусываниями, прежде чем она погружает свой язык в меня, кончик заставляет мою кровь гореть, а легкие сжаться так, что мне тяжело дышать.

Клэй не торопится. Она хочет узнать меня.

Она хочет доставить мне удовольствие.

— Клэй… — У меня вырывается стон.

Я запускаю пальцы в ее волосы и наклоняю голову вперед, мне нравится смотреть, как она набрасывается на меня, как ее рот двигается все яростнее и быстрее, потому что она тоже мокрая. Ее пальцы впиваются в мою задницу, сильнее притягивая меня к своему рту. Я мычу, когда она тянет меня снова и снова, пока я не понимаю намек и не двигаю бедрами, трахая ее губами и языком.

— Давай, Джэгер, — выдыхает она, улыбаясь мне. — Дай мне тебя услышать. Я хочу пошуметь.

Мы одни во всем доме. Почему нет?

Она ласкает меня языком, я хватаю ее за волосы, и мы двигаемся синхронно, моя киска прижимается к ее рту.

Я издаю стон.

— Громче.

Моя грудь трясется, когда ее язык скользит по мне, посылая дрожь по моей спине.

— Черт, Клэй.

— Громче, Джэгер, — приказывает она, снова называя меня по фамилии, чтобы напомнить, что она капитан команды и будущая королева бала, и ей действительно нравится тусоваться с плохой девочкой.

И мне это тоже нравится. Прямо сейчас меня так заводит ее двойная жизнь.

Она скользит по мне языком, стонет все громче и громче, и я начинаю отпускать свои стоны, и мне наплевать, если кто-нибудь нас здесь услышит.

Клэй вставляет в меня палец, и я снова хнычу, наблюдая, как она поднимается и прижимается своим лбом к моему.

— Лив, — шепчет она, все глубже и глубже проникая в меня. — Боже, ты сводишь меня с ума.

— Трахни меня, — умоляю я.

Она сжимает мою задницу одной рукой, а другой трет мой клитор, в то время как средний палец погружается в меня.

— Вот так? — спрашивает она.

Кончик ее пальца скользит ниже по моему животу, и я чувствую зуд, которого она почти достигает.

— Немного дальше, — вздыхаю я. — Слегка прижми ко мне свой палец.

Она прижимается ко мне изнутри, и мне приходится заставлять пальцы ног не сгибаться, когда давление достигает цели.

— Боже, да, вот оно, — говорю я.

Да. И через мгновение мы целуемся, тяжело дыша, и она прижимается ко мне бедрами в такт, ее палец скользит внутрь и наружу, лаская мою точку G.

Она крепко целует меня, кусает за шею, облизывает мои губы, в то время как ее бедра двигаются все сильнее и быстрее, просовывая палец внутрь меня с каждым толчком.

Какого черта?..

Я прищуриваю глаза, даже когда мой оргазм достигает пика.

— Где ты, черт возьми, научилась этому? — рычу я.

Эта гребаная новенькая Хлоя очень хочет ее. Я поняла это по одному ее взгляду.

Не думаю, что Клэй поступила бы так со мной, пока мы…

Но она чертовски хороша. Как она стала такой хорошей? Мы делали это всего пару раз.

Когда она не отвечает, я сжимаю ее челюсть.

— Какого черта, Клэй?

Она вздрагивает.

— Я… я смотрела… фильм.

— Фильм?

Она выдыхает мне в рот, толкается в меня, и сама стонет, потому что ее тоже заводит происходящее, и ей это нравится.

— Ладно, порно. Я посмотрела несколько порнофильмов.

Я приподнимаю бровь. Она должна показать мне их. Большинство лесбийского порно снято мужчинами, которые думают о красивой картинке, а не о том, что на самом деле доставляет женщинам удовольствие.

— Два пальца, — предупреждает она. — Я вставлю два.

— Клэй… — Но у меня нет времени подготовиться к этому, когда она снова входит в меня. — О, боже. — У меня вырывается очередной стон.

Ее палец скользит внутрь и обратно, а затем снова внутрь, она целует и кусает меня, пока комната не начинает кружиться.

— Боже, ты такая мокрая, — шепчет она. — Такая горячая.

Стягиваю ее рубашку через голову и снимаю, а затем стягиваю с нее кружевной розовый лифчик.

Я ласкаю ее грудь, пока она трахает меня, и наклоняется, чтобы пососать мою.

Ее большой палец трет мой бугорок, и мы ускоряемся.

Телефонный звонок пронзает воздух, но никто из нас не останавливается. Ее рот на моем соске, я провожу пальцами по ее затылку, под волосами, и целую ее в макушку.

— Это твой парень? — дразнящим тоном шепчу я. — А?

Боже, чего бы я только не отдала за то, чтобы Каллум Эймс увидел свою королеву выпускного у меня между ног.

Она толкается, ее язык облизывает мой твердый сосок, и я прижимаю ее к себе.

— Трахни меня, Клэй.

Звонок продолжается, пульсация в моем клиторе учащается, и тепло разливается по моему животу, когда мой оргазм достигает пика. Я нежно касаюсь своими губами ее губ.

— Ему не нужно знать, — говорю я ей. — Просто трахни меня, Клэй. Трахни меня жестко.

Я все еще буду тайком убегать, чтобы трахнуть ее через десять лет, потому что вот как сильно я люблю заниматься этим с ней. Это прекрасно, и мне ненавистно, что я готова пожертвовать многим ради сохранения этого, но я знаю, что не смогу остановиться.

Она дрожит, и я взрываюсь, кричу в темном доме, оргазм накрывает, когда ее бедра врезаются в меня, как в автокатастрофе.

Прижимаюсь губами к ее губам, ее собственный крик наполняет меня, когда она кончает, и я чувствую вкус пота на ее губах.

Я долго целую ее, ее мягкая влажная кожа питает меня едой, водой и воздухом, и мне больше ничего не нужно.

Глажу ее по лицу, мои мышцы и кожа горят.

Когда ее телефон звонит снова, она вытаскивает его из юбки и швыряет в стену. Я улыбаюсь, когда она кладет голову мне на грудь, и, хотя у меня не осталось сил удерживать нас, я бы никогда не попросила ее пошевелиться. Ни за что на свете.

Клэй дышит мне в шею.

— Я не хочу, чтобы это когда-нибудь закончилось, — признается она.

Я прижимаю ее к себе, снова целую в макушку, моя влажная кожа прилипает к ее.

Закончится ли это плохо или просто закончится, я не уверена, что поступила бы по-другому, если бы могла. Это слишком приятное чувство, чтобы отказываться от него.

***

Я вздрагиваю и открываю глаза в темноте.

Это занимает всего несколько секунд, но я замечаю чистый белый балдахин над головой, холодный кондиционер и повсюду запах Клэй.

Ее спальня. Клэй лежит так близко к моему телу, мы прижимается друг к другу обнаженной кожей, ее голова покоится на моем плече. Наши ноги переплетены, и я смотрю вниз на лицо Клэй, чувствуя ее дыхание на своем подбородке.

Мне вроде как нужно в ванную, но не хочется пододвигать ее. Мои руки сжимаются вокруг нее, и я слегка провожу пальцами по ее гладкой спине.

Боже, ее кровать похожа на облако. Я могла бы привыкнуть к этому.

— Ты напилась, — кричит в коридоре мужчина.

Я замираю, напрягая слух. Клэй закрыла дверь?

— Говори тише, — со злостью отвечает женщина.

Я смотрю на время, уже час ночи, и стараюсь не двигаться лишний раз. Мне лучше уйти отсюда до того, как меня найдут ее родители.

— Она вообще дома? — спрашивает мужчина, вероятно, отец Клэй. — Ты уверена? Не думаю, что тебя волнуют чьи-то дела, кроме своих собственных!

— Да как ты смеешь?! — кричит Джиджи. — Как ты смеешь?! Я здесь. А ты ушел. Тебя никогда нет дома!

Я обнимаю Клэй, удивляясь, как часто они не беспокоятся, слышит ли их дочь или нет.

— Повзрослей, Реджина! — рычит мистер Коллинз. — Я поддерживаю тебя. Плачу за этот шкаф, набитый сумочками и туфлями. Теперь я должен вытирать твои слезы, потому что тебе нужно внимание, словно тебе пять лет?

— Ненавижу тебя! — всхлипывает она.

Я на мгновение перестаю дышать, прислушиваясь к слезам и боли в ее голосе. Словно она хочет его смерти.

— Ты не ненавидишь меня, — отвечает он. — Ты ненавидишь то, что я, наконец, перестал позволять тебе тащить меня за собой вниз.

Я пытаюсь сглотнуть, но во рту пересохло. Дыхание Клэй изменилось, я смотрю на нее и замечаю, что она подняла на меня глаза в ответ.

— Прости, — шепчет она, услышав все родительские слова.

— Не извиняйся, детка. — Я обхватываю руками ее лицо и прижимаю к себе. — У всех нас свое дерьмо.

— Я разочарован в тебе, а знаешь почему? — огрызается в ответ ее отец. — Мы потеряли сына. Мы потеряли его, и я нуждался в тебе, а знаешь, что ты сделала? Ты пошла в спа! Ты подписывала распоряжения! Ты потратила деньги для колледжа Генри на ремонт этого дома и купила Клэй машину! Ты не пришла ко мне. Ты не поговорила со мной. Ты не пошла со мной на терапию. Четыре года ты едва разрешала касаться себя, Джиджи, а когда в конце концов позволила, то сделала аборт — единственный шанс снова стать семьей! Я нуждался в тебе! Я нуждался в том ребенке! Я потерял Генри так же, как и ты!

Я слышу ее всхлипывания, пытаюсь представить в голове картинку, но мама Клэй всегда казалась мне такой холодной, поэтому у меня ничего не получается.

— Я бегу в ее постель, — продолжает мистер Коллинз, — потому что, если бы я не ждал чего-то с нетерпением, то не сумел бы выдержать жизнь с тобой, пока Клэй не закончит школу.

Звук пощечины доносится из-за двери, и Клэй, тяжело дыша, утыкается лицом мне в шею.

Хлопает дверь, а затем мгновение спустя еще одна, следом луч фар вспыхивает в окне и тут же исчезает.

— Клэй. — Я прикасаюсь к ее подбородку. — Посмотри на меня.

Но она качает головой, ее лицо все еще прижато к моей шее, когда она дрожит от слез.

— Клэй, — настаиваю я, пытаясь заставить ее поднять глаза. — Не закрывайся от меня. Не здесь.

Я быстро обнимаю ее, а затем смотрю на нее сверху вниз, касаясь ее лица.

— Это может быть оно.

Клэй шмыгает носом и поднимает глаза.

— Что?

— Последний раз, когда мы видим друг друга.

Она переводит свой взгляд на меня, и я не знаю, понимает ли она, но сейчас она похожа на хрупкое стекло. Одна трещина расколется на дюжину, и я пока не могу ее потерять.

— Останься со мной сейчас, — шепчу я. — Сегодня ты моя.

Клэй прикасается своими губами к моим так мягко, что по всему моему телу пробегает покалывание, и отвечает:

— Хорошо.

Мы целуемся, ее пальцы обводят символ на моем браслете, и мне нравится обвиться вокруг нее до такой степени, что я не отличаю свои конечности от ее.

Как я вообще смогу оставить ее ради колледжа?

— Не улизни, пока я еще буду спать, ладно? — просит она. — Мы поедем в школу вместе.

Я сомневаюсь, ведь так ее мама узнает обо мне. А Джиджи состоит в школьном совете. Она знает обо мне, так как они проголосовали за ремонт душевых из-за меня.

Но Клэй не хочет, чтобы я улизнула, как планировала.

— Обещаешь?

Снова касаюсь ее лица.

— Я не уйду.