Невыносимая шестерка Тристы

Тридцать

два

Клэй

Я слушаю гудки, Лив не берет трубку ни сейчас, ни в последние десять раз, когда я звонила после того, как получила сегодня днем ее посылки.

Она заблокировала меня. Я могу создать новый аккаунт — который она не внесла в черный список — в «Тиктоке», «Инстаграме» и «Твиттере», но прямо сейчас у меня нет на это времени, и это стало бы новым уровнем низости и жалости.

Просто надеюсь, что Лив согласится поговорить со мной. Я не хочу преследовать ее.

Я пойду туда. С меня хватит. Лив нужна мне, и она любит меня. Я уверена в этом.

Выпрямившись, вытягиваю руку, делаю селфи и приподнимаю шляпу другой рукой. Я решаю опубликовать его с подписью: «Это может быть оно. Я не отпущу тебя».

Может, она и занесла меня в черный список, но я не блокировала ее. Она увидит фото.

Я публикую это как раз в тот момент, когда краем глаза вижу, как ко мне подходит отец. Он одет в черный смокинг, темные волосы аккуратно причесаны, а накрахмаленная белая рубашка подчеркивает его загорелую кожу. Папа мягко улыбается, держа в руке прозрачный футляр. От удивления он приподнимает брови, когда осматривает меня с ног до головы, замечая наши похожие смокинги.

— Я знаю, знаю, — бормочу я и уже слышу, как холл заполняется за лестничной клеткой. — Мими разозлится, когда увидит меня.

Папа прислоняется к стене, наверное, хочет поговорить, но у меня пока нет такого желания. Мы по-настоящему не разговаривали с тех пор, как я позвонила прошлой ночью, и, хотя я чувствую себя немного виноватой, мне почему-то не хочется это обсуждать.

Вероятно, потому что нам всем больно, и я ожидаю, что мои родители будут сильнее меня. Но, к сожалению, это не так, и я все еще размышляю, насколько сильно я должна злиться из-за этого.

Однако я все еще не извинилась. Я приберегу это для Лив. Она — единственная, кто сейчас важен.

— На самом деле, я подумал, что ты выглядишь по-другому, — наконец говорит он. Его взгляд опускается на бутоньерку в коробке, мысли витают где-то далеко, а челюсть напряжена. — Мне жаль, малышка. Мне жаль, что мы просто не смогли взять себя в руки. Наверное, нет ничего хуже, когда твои дети видят, как ты полностью облажался.

Какое-то время папа был рядом, но дом все меньше и меньше походил на наш прежний дом, а мама зациклилась только на своем горе. Я понимаю, как это ранило отца. Как он чувствовал себя одиноким.

Он просто забыл, что я тоже была там.

— Нам следовало показать тебе, как это делается, — шепчет он, и я слышу слезы в его голосе. — Мы просто сломались, и я не знаю, как нам все исправить, — папа поворачивает голову ко мне. — Я не хотел уходить от твоей матери. Я хотел любить ее и дальше.

— А сейчас?

Он сразу же отвечает:

— И сейчас.

Значит, есть надежда. Я не единственная, кто совершает ошибки, и несмотря ни на что я все еще люблю своих родителей. Даже сейчас.

Может, и Лив все еще любит меня.

Миссис Вентворт неторопливо выходит в холл, девушки в белых платьях маячат позади нее, натягивают перчатки и визжат, бегая туда-сюда и заканчивая последние приготовления.

Директор замедляет шаг и осматривает меня с ног до головы. Я не выпрямляюсь.

— Твой сопровождающий не пришел, — сообщает она мне, взглянув на моего отца.

Предполагается, что папа войдет со мной в зал, но в конце сцены меня должен встретить Каллум. Таков символизм: отец, передающий драгоценность своей семьи следующему мужчине в ее жизни, как вы передаете хорошо испеченный пирог…

— У меня его нет, — подтверждаю я.

Что они сделают? Скажут, что я не могу выйти?

Я действительно ценю, что она рассказала мне последние новости. Каллум не ответил, так что я не уверена, получил ли он сообщение или, возможно, решил проигнорировать его, как я и ожидала.

Но его здесь нет. И слава богу.

— Ох, ладно, у нас есть несколько молодых людей без пары, — миссис Вентворт смотрит в свой блокнот, теребя свою золотую сережку с жемчугом. — Он только встретит тебя и все, — уверяет она. — Я позову его.

— Нет, спасибо.

Директор с тревогой смотрит на меня. Было время, когда я хотела нарисовать эту идеальную картину: идеальных девушек сопровождают гордые молодые люди, но теперь это желание исчезло. Одна, не в белом платье… непохожая на остальных, и, хотя я все еще несчастлива, я не буду пытаться стать той, кем не являюсь.

Вентворт поджимает губы.

— Она сказала «нет», — повторяет папа, прежде чем директор попытается начать спор.

Ее спина выпрямляется, словно у нее в заднице застрял шест, и она кивает, поворачивается на каблуках и уходит. Я сдерживаю улыбку. Это даст Садовому клубу повод для разговоров на этой неделе.

Папа отталкивается от стены и разворачивает меня лицом к себе. Он берет мой галстук, и я смотрю на него из-под полей своего цилиндра, пока он завязывает узел.

— Виндзорский узел больше подходит для официальной обстановки, — говорит папа, — но мне самому нравится узел «Принц Альберт». Он хорошо смотрится с более тонкой шеей.

Он не спросил меня о моем наряде. Рассказала ли мама ему обо всем?

Вряд ли ей нужно было это делать: они ведь узнали об этом задолго до меня.

Отец, наконец, заканчивает, и я подхожу к окну. Благодаря свету на лестничной площадке я ясно вижу свое отражение на фоне черной ночи, царящей снаружи.

— Ты прав.

Я разглаживаю тонкий галстук, расстегиваю воротник и выгляжу при этом, как британский джентльмен 1912 года. Великолепно.

Но потом слова Лив всплывают в памяти, чтобы преследовать меня, пока я изучаю галстук. Мне стоит разобраться с тобой. Я краснею, надеясь, что ей понравится. Она может делать со мной все что угодно: мне все равно.

Папа целует меня в щеку и уходит туда, где стоят все отцы, и мое сердцебиение учащается, потому что на самом деле мне вроде как не хочется быть одной. Все будут пялиться, ведь остальные будут гулять со своими парнями или сопровождающими, а я просто останусь стоять там и ничто не сможет отвлечь меня от этих взглядов.

Я могу просто уйти сейчас. И пусть родители разбираются с позором, которого они вроде как заслуживают, но мне не терпится выйти на сцену. Я всегда это делала. Это традиция, и я выступаю перед собравшимися как член общества, который будет работать и вносить свой вклад, и я собираюсь показать им, что ценные люди не всегда похожи на них.

Я возвращаюсь в холл, не обращая внимания на пристальные взгляды и шепотки вокруг, и вижу Крисджен. Странно, но она не одета. Она сворачивает в другой коридор, и я решаю последовать за ней, хотя уже совсем скоро нужно выходить.

Куда она отнесла платье Лив?

Стоя за кулисами, я слышу, как миссис Вентворт проверяет микрофон, и вижу, как бабушка садится за столик рядом со сценой. Интересно, родители предупредили ее о моем наряде? Скорее всего, нет. У меня закрадывается такое ощущение, что мама хочет «удивить» ее.

Я закрываю глаза, оркестр настраивает инструменты. Я все еще сжимаю телефон в руке.

Что она делает прямо сейчас?

В животе урчит, и я облизываю красные губы, жалея, что у меня нет воды, но я не буду просить ее у других. Рядом со мной появляется фигура, вспышка белого, и я оглядываюсь, мой рот открывается, а желудок опускается, когда я сглатываю.

Напротив меня стоит Лив, ее волосы блестящими шелковистыми волнами ниспадают на обнаженную спину, а сама она одета в великолепное платье, которое она прислала мне сегодня утром. Ее грудь выпирает из лифа, и я не могу вдохнуть.

— Что ты здесь делаешь? — выдавливаю я.

Она поворачивает ко мне, и мой взгляд падает на темно-розовые губы. Я не могу сдержаться. Я заключаю ее в свои объятия, вдыхаю ее запах и смотрю на ее губы.

— Ты выглядишь… — Я даже не могу подобрать слова. — Такой красивой.

— Надеюсь на это, — отвечает Лив, и в ее голосе снова звучит легкий подтрунивающий тон, как будто ничего не случилось. — Мне не особо комфортно. Ты знаешь, что у среднестатистической женщины двадцать пар обуви, но регулярно она носит всего пять? Хочешь поспорить, что все пять — кроссовки?

И, прежде чем я успеваю рассмеяться над ее маленькой шуткой, я чувствую, что подхожу ней еще ближе. Я обхватываю ладонями ее лицо и впиваюсь в ее губы, возбуждение пробегает по моему позвоночнику, когда ее руки обнимают меня за талию и не дают упасть.

— Губы, губы! — в панике кричит Крисджен. — О нет. Девочки, о боже. Арасели! Мне нужны помады.

С этими словами она исчезает, я знаю, что на нас смотрят, честно говоря, это входит в тройку лучших вещей, на которые мне сейчас наплевать. Наклоняя голову и скользя рукой по ее талии, я углубляю поцелуй, чувствуя, как ее тело сливается с моим, каждый дюйм меня такой живой, что я готова заплакать.

Она правда здесь? Как?.. Что?..

— Ты сказала, что любишь меня, — шепчет Лив.

Я улыбаюсь, целуя ее снова и снова.

— Мне было интересно… — Еще больше поцелуев. — Заметила ли ты это.

— Я не призналась в ответ.

Останавливаюсь, чтобы вернуть контроль над собой. Я заглядываю ей в глаза, надеясь, что она скажет это, но почти желая, чтобы она вообще ничего не говорила. Я просто хочу побыть с ней еще несколько минут, если она собирается уйти.

— Я не хотела, чтоб ты знала, что можешь разбить мне сердце. — Ее карие глаза блестят. — Я не хотела, чтобы Клэй Коллинз когда-нибудь узнала, что…

Она останавливается, взгляды и шепот вокруг нас, моя семья в зрительном зале, и Вентворт говорит что-то со сцены совершенно не так громко по сравнению с биением моего сердца.

— Что она всегда разбивала мне сердце, — продолжает Лив. — Я люблю тебя.

У меня сдавливает грудь.

— Я всегда любила только тебя. — Ее дыхание согревает меня с головы до ног, и я никогда не чувствовала себя счастливее. — Мое сердце принадлежит тебе, — добавляет она. — Разорви его, сожги его, мне все равно. Я хочу каждую минуту, которую могу получить.

Да.

Я улыбаюсь, тянусь к ней, целую ее, не знаю, как долго, пока мы не теряем контроль, и я не врезаюсь в стену, ее тело прижато к моему.

— Помады! — восклицает Крисджен, подходя к нам.

Я отстраняюсь и вытираю ее губы, пока она вытирает мои, у меня кружится голова. Она берет у Крисджен помаду и пытается снова нанести мою, но я не могу сдержаться. Я беру ее лицо в свои руки, нуждаясь в еще одной дозе.

— Я никогда не отпущу тебя, — шепчу ей в ухо.

Но она встречается со мной взглядом, что-то плутовское пляшет в нем.

— Я отчасти надеюсь, что ты попытаешься.

Что?

— Ты годами мучила меня, — отмечает Лив, прижимаясь ко мне всем телом. — Я могла бы отплатить тебе тем же, если ты когда-нибудь снова попытаешься скрыть это от меня.

У меня вырывается стон, когда она сжимает мое тело, и ее тепло просачивается сквозь мою одежду.

Пожалуйста, боже, отведи меня сейчас в машину. Боже.

Она возвращает помады Крисджен и смотрит на меня.

— Так ты готова к этому?

Быть с ней, где и когда захочу?

— Да, черт возьми.

Она кивает.

— Тогда давай устроим скандал.

Мой отец подходит к нам сзади, и Крисджен берет Лив за руку, отводя ее, чтобы занять позицию, и я смотрю, как она уходит, платье на ней не похоже ни на что здесь сегодня вечером. Она самая красивая.

— Готова? — спрашивает папа, берет меня за руку и кладет себе на локоть.

— Ко всему.

Начинает играть музыка, за сценой выстраивается очередь, и у меня возникает искушение отодвинуть себя и моего отца на несколько мест назад, чтобы мы не были в центре внимания, ведь мой наряд, несомненно, привлечет его, но то, что стоит сделать один раз, стоит сделать по-крупному. Я больше ни секунды не буду прятаться.

— На сцену приглашаются дочери города Сент-Кармен на Девяносто Девятом Ежегодном Балу дебютанток! — объявляет со сцены миссис Вентворт.

Три, два, один…

Мы медленно и уверенно выходим из-за занавеса и соблюдаем такт, но, когда в поле зрения появляюсь я, аплодисменты внезапно стихают. Моя кожа теплеет, когда все смотрят на нас, мы с папой оба в костюмах, я в цилиндре, а затем хлопки переходят в шепот, потому что я единственная за почти сто лет, кто нарушил протокол. Я фыркаю, почти не в силах сдержать смех, и поднимаю глаза на папу и замечаю, как он смотрит на меня сверху вниз и подмигивает. Что они сделают? Это даже не самая веселая часть.

Мы спускаемся со сцены и останавливаемся посреди зала, кланяясь толпе. Затем обычно делается полный реверанс, и я опускаюсь на пол и склоняю голову.

Оркестр играет, и я встаю, надеясь, что Крисджен позаботилась о следующей части.

Наконец, я слышу это.

— Э-э-э… — миссис Вентворт прочищает горло, приходя в себя. — Мисс… эмм, мисс Клэй Коллинз в сопровождении… — Я слышу тяжелый выдох. — В сопровождении Оливии Джэгер.

Несколько хлопков, но я не ожидаю большего, наблюдая, как Лив подходит ко мне и останавливается рядом, переплетая наши пальцы.

Я смотрю на нее, на то, как ряд маленьких цветов спадает с ее плеч и струится по руке. То, как платье облегает ее тело и только дополняет, не скрывает. Как фантастически она выглядит, и в этот момент я знаю, что не собираюсь смотреть ни в одну другую пару глаз до конца своей жизни.

Я игнорирую жар бабушкиного гнева, который исходит от нее. Телефон с камерой здесь или там, вероятно, документирует это. И любой может шептаться или смеяться, но мама права.

Есть люди, которым никогда не посчастливится почувствовать это.

***

Наверное, я тяну ее слишком грубо, но я просто слишком полна энергии. Мы выбегаем через парадные двери, выходим на дорожку перед кольцевой дорогой, и я заключаю ее в объятия.

— Что ж, это было весело, — дразнящим тоном произносит Лив.

Я хватаю ее сзади за платье, затягивая завязки на корсете, вдыхая ароматный воздух и кусая ее губы

— Эти платья отстой, — рычу я низким голосом прямо ей в губы.

— Согласна, — у нее вырывается стон. — Я похожа на безе.

Я смеюсь и беру ее за руку, мы обе бежим к стоянке и к нашему лимузину. Часа было достаточно, верно? Мы делали то же, что и все: танцевали, держались за руки, и теперь пришло время убираться из Доджа, пока ей не пришлось встретиться с моей бабушкой. Рано или поздно это произойдет.

Но сегодня вечером она моя. Я толкаю ее к машине и прижимаюсь к ней между ног, задирая юбку и пытаясь найти ее кожу сквозь всю ткань.

— В понедельник в школе будет весело, — шепчу я.

— Ты боишься?

— Нет.

Прямо сейчас совсем нет. И я не думаю, что мне будет страшно, когда придет время. Я имею в виду, я почти уверена, что большая часть Мэримаунта уже знает. Кто-то написал об этом в «Твиттере» и сделал снимок. Это напомнило мне…

Я вытаскиваю телефон, когда Лив посасывает кожу на моей шее посылая дрожь по моему телу. Я выключаю телефон и засовываю его обратно в нагрудный карман.

Я хватаю ее, и мы обе не можем подойти достаточно близко друг к другу.

— Давайте! — раздается чей-то крик, а затем свист.

Я хмурюсь, оглядываясь через плечо. Крисджен и Арасели стоят у задней двери банкетного зала и курят.

Я закатываю глаза и открываю дверь, запихивая Лив внутрь лимузина.

— Садись.

Запрыгивая вслед за ней, водитель вздрагивает, его храп обрывается, когда он просыпается.

— Отвези меня домой, — распоряжаюсь я, нажимая на кнопку, чтобы закрыть перегородку между нами, и снимая шляпу.

Я вижу, как он кивает, прежде чем я теряю его из виду. Мгновение спустя двигатель заводится.

— Раздень меня, — стонет Лив, поворачиваясь ко мне спиной, поворачивая голову и целуя меня.

— Боже, я так сильно люблю тебя, — говорю я, дергая за ленты корсета, расстегивая ее платье, но не в силах оторвать свой рот от ее шеи, плеч и губ.

Потянувшись назад, она обхватывает рукой мою шею сзади.

— Давай вместо этого поедем ко мне домой, — говорит она, продолжая целовать. — Я хочу пошуметь сегодня.

Ладно, ладно. Боже, мне все равно куда ехать. Мне просто нужна она.

— Ты позволила той девчонке надеть свою куртку, — рычу я, наконец-то стягивая с нее лиф.

Лив снимает платье и бросает его на пол.

— О, расслабься. Ты не можешь убить ее.

Я обхватываю одной рукой ее живот, ее тугой корсет удерживает меня от ее кожи. Я засовываю другую руку ей в трусики.

— Могу я засунуть свой язык тебе в глотку перед ней?

Она издает смешок в перерывах между поцелуями

— Мне нравится, что ты ревнуешь.

Протянув руку, я нажимаю кнопку внутренней связи.

— Отвези нас на Девон-роуд, 2743.

— Да, мисс Коллинз, — отвечает водитель.

— Да, мисс Коллинз, — передразнивает его Лив.

Я отпускаю кнопку, беру ее на руки и впиваюсь в ее губы так сильно, что не знаю, смогу ли я подождать.

— Боже, езжай быстрее, — умоляю я водителя, но при этом слишком тихо, чтобы он не услышал.

Я целую ее лоб и каждый дюйм ее лица, изучая ее тело, как будто это мой дом. Каждый изгиб. Каждую кость. Каждый дюйм кожи.

Это моя девушка. И я знаю, что была создана для нее.

Скрип тормозов достигает моих ушей за мгновение до того, как лимузин останавливается, и я хватаюсь за Лив одной рукой, а другой — за спинку сиденья, удерживая нас на месте.

Какого черта?

Лимузин не трогается с места, и у меня нет времени убрать перегородку, чтобы поговорить с водителем, прежде чем стекло на двери разлетается вдребезги, и рука проникает внутрь машины и отпирает ее.

Я вздыхаю, каждый мускул напрягается, когда я тяну Лив назад. Но я недостаточно быстро среагировала.

Дверь резко распахивается, и перед нами появляется Каллум в джинсах и толстовке с капюшоном, за его спиной маячат темные фигуры.

Он засовывает голову внутрь, его глаза сияют от восторга, когда он видит ее почти обнаженное тело в моих объятиях.

— Так, что у нас здесь? — усмехается он.

— Какого черта тебе от меня надо? — рычит Лив, выставляя ногу, чтобы пнуть его в ответ, но вместо этого он хватает ее за ногу.

Майло наклоняется, заглядывая внутрь машины.

— Черт возьми.

— Эй, что происходит? — спрашивает кто-то, и я понимаю, что это водитель.

— Помогите! — кричу я.

Но Каллум дергает Лив, и она кричит.

— Нет!

Я бросаюсь вперед, размахивая кулаками и пытаясь ударить по чему угодно — по его голове, рукам, по чему угодно, чтобы ослабить его хватку.

Но он уже схватил ее. Он вытаскивает ее из машины и уносит от меня.

— Нет! — плачу я.

— А-а-а! — визжит Лив.

— Время платить по счетам, сучка! — выплевывает Каллум и перекидывает ее через плечо.

Я спешу за ней, но дверь захлопывается у меня перед носом. Я дергаю за ручку, наваливаясь всем телом на дверь, но я вижу, как Майло наклоняется к нему через разбитое окно.

— Ливви! — кричу я.

— Нет! — слышу ее приглушенный голос.

Наконец дверь поддается, и я выскакиваю из машины, падая на дорогу. Я поднимаюсь на ноги, оборачиваюсь и замечаю машину Каллума и Майло, бегущего к пассажирскому сиденью.

Я бегу, когда они садятся в машину, но Каллум жмет на газ, ускоряясь задним ходом и разворачивая машину на сто восемьдесят, мчась по главной улице.

— Лив! — Две машины едут за ними, остальная часть компании, но я не знаю, кто сидит внутри. Я не увидела ни одного лица.

— Я звоню в полицию, — решает водитель.

Но я качаю головой. Полиция не будет знать, где их искать, и даже если бы знали, они появятся до того, как братья Лив смогут разобраться с Каллумом и Майло. Я не хочу, чтобы они стояли у нас на пути.

Я достаю телефон и ищу в гугле «Уход за газоном от Джэгеров». Спустя мгновение один из братьев снимает трубку.

— Трейс… — всхлипываю я.