Никогда

8 Лигейя

Изобель задержалась у двери для персонала и прижалась спиной к стене. Наконец, взяв себя в руки и судорожно вздохнув, она оттолкнулась от стены и дважды постучала в дверь.

— Эй! — крикнула она в кромешную тьму. — Ты… ты там?

Ответа не последовало.

Изобель протянула дрожащую руку и похлопала по стене. Ее пальцы нашли выключатель, и она дернула его вверх — тут же комната была освещена ярким флуоресцентным светом, а негромкий гул ламп распространился по комнате.

На полках стояли упаковки с мороженым, салфетками, пакетами и бумажными стаканчиками, которые скрывали ужасный зеленый осадок и трещины в штукатурке на стенах. Она с любопытством осмотрела темно-серый шкаф и уборную, останавливаясь у двери, ведущей в морозильную камеру. Она была приоткрыта, туман просачивался через тонкую щель.

Изобель шагнула в комнату. Она подошла к камере и мельком взглянула вниз, чтобы увидеть то, что подпирало дверь — это был маленький деревянный ящик.

Она положила руку на засов и потянула, удивляясь, когда легко открылась дверь, посылая сильные порывы холодного воздуха на ее кроссовки. Сначала Изобель слегка выглянула из-за двери, а потом быстро проскользнула внутрь и первым, что она увидела сквозь завесу тумана, был черный ботинок.

— Что ты здесь делаешь? — это был первый вопрос, который было разумнее всего задать.

Он сидел в углу, развалившись на скамейке, составленной из запакованных ящиков мороженого.

Она осторожно продвигалась вперед по холоду, внезапно радуясь, что надела водолазку и двойные синие спортивные брюки, в которые она переоделась после игры. Она позволила двери морозильника удариться глухим стуком о деревянный ящик. Ее плечи вздрогнули, и она обняла себя руками.

Его козырек лежал на полу между его ботинками, и волосы снова упали на лицо так, что она не могла разглядеть его выражения.

— Я… — начала она, подыскивая нужные слова. — Мне очень жаль, — она знала, что эти слова звучали не очень-то убедительно и что их было недостаточно. — Я... не знала, что они…

— Я знаю, — сказал он.

Она сильнее сжала руки.

— Я... я положила деньги обратно в…

— Спасибо.

Изобель сжала губы в тонкую линию и нахмурилась, чувство разочарования крепким узлом завязывалось в ее груди.

— Послушай, я пытаюсь… Я сказала, что мне очень жа…

— Почему? — перебил он, бросив на нее резкий взгляд, полный гнева. — Зачем ты это сделала?

— Я… — она запнулась, снова погруженная в силу этих глаз. — Что ты имеешь в виду? Я просто не могла…

— Это ведь были твои друзья, верно?

— Да, но...

Ее взгляд упал на металлический пол, слегка покрытый инеем. Она яростно потрясла головой, больше сопротивляясь его вопросам, чем ответам на них.

— Что, по-твоему, ты доказала, Чирлидерша?

Он неожиданно поднялся, и Изобель почувствовала, что невольно отпрянула назад.

— Н-ничего, — запинаясь, произнесла она. — Это просто… это было неправильно.

— Зачем тебе это? — спросил он, приблизившись достаточно близко, чтобы возвышаться над ней, достаточно близко, чтобы она почувствовала гнев, исходивший от него и окутывавший ее.

Она сглотнула и остановилась, чтобы подумать. Она смотрела на него, дрожа от холода и нервов.

Да, она ожидала его гнева, но этот вопиющий вызов? Когда она открыла рот, чтобы ответить, она не смогла найти подходящих слов. Почему ей не все равно?

Она задумалась, потом откашлялась, чувствуя, как он навис над ней, как грозовая туча.

— Почему... почему это тебя волнует?

— Кто сказал, что меня это волнует?

Она вздрогнула. Вот опять. Это блокирует его.

— Ты это доказал, — прошептала она, ее дыхание оставляло столб белого пара.

Стуча зубами, она отпустила свои плечи и протянула дрожащими пальцами листок бумаги, который Брэд оставил на плетеном столике.

— Когда подсунул мне эту записку, — сказала она и посмотрела на него.

Его лицо изменилось, возмущение сменилось неуверенностью. Он быстро взглянул на записку, и это выражение так же быстро исчезло. Он отступил от нее.

— Потому что… — начал он, но оборвал себя. — Я не знаю, — поправился он и повернулся лицом к стене, его плечи были напряжены.

— В любом случае, как ты узнал? — сдавленно спросила она.

Она наблюдала за его спиной, надеясь, что этот вопрос мог смягчить его гнев. И она хотела знать.

— Откуда ты знаешь, что они знали про то, что я солгала им про субботу?

— Кто-то... — он снова запнулся. — Я услышал это. Какое это имеет значение?

«Это имело значение», — подумала Изобель, глядя на него. «Потому что это означало бы, что он, в первую очередь, подслушивал».

— Не важно, — сказала она, стуча зубами. — Забудь об этом. Мы можем просто…

Она задрожала еще сильнее и подвигала коленями, чтобы ее кровь продолжала течь по венам.

Как он мог стоять здесь? На мгновение она закрыла глаза, сомкнув длинные ресницы. Открыв их снова, она сказала:

— Послушай, пожалуйста, мы можем просто выйти из морозильника?

Он повернулся и бесцеремонно указал в сторону двери.

Поколебавшись лишь мгновение, не зная, последует ли он за ней, Изобель проскользнула за дверь.

Блаженное тепло затопило ее, как только она вышла в подсобку. Когда ее нос согрелся, она подула на кулаки и пошевелила пальцами, чтобы восстановить их чувствительность.

Он вышел за ней, отшвырнул ногой деревянный ящик, позволяя двери морозильника с легкостью закрыться, и поставил его на место.

Она не стала дожидаться, пока он попросит ее уйти, и она даже не спросила его, где найти чистящие средства. Вместо этого она направилась прямо к двойной раковине на противоположной стене и присела на корточки, чтобы найти то, чем можно было вымыть пол. Там она нашла пустое ведро и стопку сложенных тряпок. Она с трудом вытащила ведро, выпрямилась и включила горячую воду.

Она оглянулась на него.

— У тебя есть швабра?

— Как, ты говоришь, называется эта группа? — спросила она, используя салфетку, чтобы соскрести жевательную резинку, налепленную на стеклянную витрину с мороженым, которая, как она могла предположить, принадлежала Алисе. Она распылила Windex на стекло и вытерла это место тряпкой.

—Вздохи кладбища, — ответил он, кивая головой в такт мрачной, навязчивой музыке.

Прежде чем они закончили убирать беспорядок, который устроила ушедшая компания, Ворен заменил диск с барабанной музыкой одним из его собственной коллекции, который он откопал в своей машине. Он принес его вместе с ее спортивной сумкой, которую Брэд, как истинный джентльмен, оставил на стоянке перед тем, как уехать.

Хотя, на самом деле, она была благодарна ему, ведь в сумке были ее телефон и ключи от дома.

— Эта песня называется «Эмили не умирает», — сказал он. — Речь идет о женщине, которая умирает, а затем восстает из мертвых, чтобы быть со своей настоящей любовью.

— Как романтично, — усмехнулась Изобель.

— Да, это так, — сказал он, и вытер шваброй последний след, оставшийся от пролитого солода, который, в то время как они были в морозильной камере, уже превратился в жидкую лужу на полу.

— Для меня это звучит жутко.

— Жуткое тоже может быть романтичным.

— Извини, — она покачала головой и поморщилась. — Но это самая странная вещь, которую я когда-либо слышала.

Он перестал мыть пол и повернулся, чтобы посмотреть на нее.

— Ты не считаешь романтичной мысль, что любовь может победить смерть?

— Считаю, — пожала плечами Изобель.

Но на самом деле она не хотела думать об этом. Единственное, что пришло на ум, была фраза «дыхание смерти». Она поморщилась при мысли о поцелуях с мертвым парнем и подошла к раковине за прилавком, чтобы сполоснуть тряпку. Через струю холодной воды, нарушая тишину, был слышен женский вокал, который пел акапеллу, красиво и печально:

«Позвольте этому смертельному савану быть свадебной фатой,

Несмотря на обмазанную глиной кожу, мои губы так бледны.

Мои глаза лишь для тебя сияют, чернее, чем крылья ворона в ночи.

Это я…

Это я…

Твоя потерянная любовь, твоя Леди Лигейя…»

Изобель остановилась в раздумье, когда началась эта навязчивая музыка, а затем снова рассеялась, женский голос умолкал, раскатисто раздаваясь по всей комнате в завораживающем трепете. Она выключила кран и повернулась.

— Я думала, ты сказал, что ее зовут Эмили, — сказала она, ее слова, казалось, вытащили его из транса.

Он посмотрел на нее, подняв швабру с пола и окунув ее в темную воду.

— Так и есть. Леди Лигейя…

Но он прервался и переместил свой вес с одной ноги на другую, как будто решая, объяснять или не объяснять.

— Что? — спросила Изобель.

Неужели она упустила что-то? Неужели он думает, что она слишком глупа, чтобы понять это?

— Леди Лигейя, — снова начал он. — Это образ женщины в литературе, которая возвращается из мертвых, перевоплотившись в тело другой женщины, чтобы быть со своим возлюбленным.

— Ах, да. Прекрасно, — Изобель побледнела. — Я могу предположить, что другая цыпочка была вообще не против?

Он ухмыльнулся и, схватив швабру, покатил ведро вместе с другими чистящими средствами за прилавок, направляясь в сторону подсобки.

— На самом деле, это одна из самых известных историй Эдгара По.

«Ох, — подумала она. — Так вот почему он не хотел вдаваться в подробности».

Она постояла минуту, скрестив руки, думая, прислонившись бедром к витрине. Затем, обогнув прилавок, она бросила тряпку в раковину, перед тем как остановиться у двери помещения для персонала. Она прислонилась к двери, держа руки по обе стороны от дверной коробки.

— Эй, — позвала она. — Кстати говоря, ты уже сделал проект?

— Нет.

Она смотрела, как он поднимает ведро и выливает грязную воду в раковину.

— Его нужно сдать через неделю.

— Да, я знаю, — сказал он. Он поставил ведро и стоял к ней спиной, пока мыл руки. — Разве ты не должна беспокоиться по этому поводу?

— Я тоже так думаю, — пробормотала она и опустила глаза к полированному полу.

Они натерли его до блеска, и она была уверена, что он стал еще чище, чем был до того, как Брэд и компания испачкали его. Единственное, что она теперь знала о Ворене наверняка, было то, что он был очень трудолюбивым.

Она подняла глаза и молча наблюдала за тем, как он открыл ящик шкафа и вытащил свой бумажник с висящими на нем тремя цепочками различной длины. Он взял еще что-то в другую руку и, когда он направился к двери, она ушла с его пути.

Он прошел мимо нее в основную комнату и положил свой бумажник, обмотанный цепочками, и несколько колец на один из плетеных столиков. Затем он схватил пластиковый мешок для мусора, который был переполнен после их уборки, потянул за пластиковый шнурок, закрывая его.

— Дай мне минутку, — сказал он. — Я должен выбросить мусор.

Изобель смотрела, как он исчезает в подсобке, таща мешок с мусором за собой. Она услышала, как открылась задняя дверь.

Она посмотрела на бумажник и на небольшую коллекцию колец, лежащих на столе. Одно из колец, было похоже на то, которое он носил в школе. Хотя никто бы не догадался об этом, смотря на него издалека. В квадратной серебряной рамке находился громоздкий, черный прямоугольный камень вместо традиционного синего сапфира школы Трентона. Вместо буквы Т в камне из оникса стояла буква В, а на той стороне, где у школьников был изображен символ школы — голова ястреба, был профиль вороны или ворона или чего-то, что явно не было ястребом.

Она перевела взгляд с кольца на его кошелек.

Она посмотрела на открытую дверь для персонала, а потом снова на бумажник. Она услышала, как ударилась на улице крышка от контейнера для мусора.

Изобель быстро схватила бумажник и открыла его.

Первое, что она увидела, было несколько пластиковых вставок для фотографий. Там была только одна фотография овальной формы — девушка из группы Ворена, которую она встречала у батареи рядом с боковыми дверями каждое утро. Это была девушка, которая отдала ему красный конверт. Изобель вспомнила, что ее зовут Лейси. Означает ли это, что она была его девушкой?

Девушка на фото не улыбалась. У нее было дерзкое выражение на круглом лице, она как будто молча искала смельчака, который посмеет обратиться к ней напрямую. У нее были густые черные волосы, которые были обрезаны из-за фотографии, но Изобель знала, что кончики черных волос девушки были красными. Она имела полные губы, которые были окрашены в бордовый цвет, ее темные глаза с нарисованными острыми стрелками были подведены таким же бордовым карандашом, что подчеркивало их и делало еще больше. Эти глаза в сочетании с ее медной кожей делали ее похожей на египетскую богиню.

Музыка Ворена внезапно остановилась. В комнате воцарилась пульсирующая тишина. Теребя кошелек в руках, Изобель резко закрыла его и положила обратно на стол рядом с кольцом, так же, как он его и оставил. Она села в одно из кресел и скрестила ноги, пытаясь выглядеть невозмутимо.

Он вышел из подсобки с черным буклетом CD-дисков в одной руке и курткой в другой. Он отложил CD-диски в сторону и натянул потертую темно-зеленую куртку, на спине которой был крепко закреплен силуэт мертвой птицы. Остановившись у стола, он сунул бумажник в задний карман и, наполовину отвернувшись, поднял свою рубашку, чтобы закрепить цепочки через переднюю петлю для ремня.

Изобель украдкой на него посмотрела.

Черный, обитый серебром, ремень охватывал его узкие бедра. Под мешковатой футболкой он был худым и бледным, но выглядел сильным. Она постаралась не покраснеть, когда подумала, была ли его кожа теплой на ощупь или холодной, как у вампира.

Изобель отвела взгляд. Вместо этого она стала разглядывать окна в магазине, но все еще могла видеть его отражение в темном окне. Она уставилась на него, следила за каждым его движением, в то время как он методично, по одному, надел кольца на пальцы. Его руки, мускулистые и изящные, двигались, как будто проводили какой-то ритуал, и она моргнула не в силах оторвать взгляд.

Когда он закончил, он схватил свою коробку с CD-дисками и закрыл ее.

— Пошли, — сказал он. — Я отвезу тебя домой.

— Мой дом за следующим поворотом направо, — сказала она. — У фонтана.

Фары машины Ворена осветили многоярусный фонтан, когда он направил их на соседний участок Лотоса Грова. Он водил черный Кугуар 1967 года, внутри машины была темно-бордовая обивка.

Кугуар, урча и мурлыкая, как его тезка-пума, остановился перед ее подъездной дорожкой. Изобель не стала терять времени и расстегнула ремень безопасности. Она находилась в замешательстве, вспоминая, как в магазине мороженого снова зашла речь о По. Это не могло быть совпадением, не так ли? Он, должно быть, намекал на что-то, правильно?

Она думала об этом всю поездку домой. По правде говоря, она думала об этом с тех пор, как он включил песню группы Вздохи Кладбища. Но все никак не могла набраться смелости спросить его. Сейчас, когда она была у своего дома и собиралась выйти из машины, она не могла игнорировать это чувство сейчас-или-никогда, которое бурлило у нее в животе.

— Послушай, — начала она.

Она заерзала на сиденье, чтобы взглянуть на него, но он не ответил на ее взгляд. Возможно, он знал, что она спросит его об этом. В любом случае, она уже начала это. Что она теряет?

— Ты... сейчас собираешься делать этот проект самостоятельно?

Он ничего не сказал, только продолжал смотреть вперед сквозь лобовое стекло. Изобель ждала, но, решив не задерживать дыхание, приняла его молчание как «да». Она схватила ручку двери и потянула, не собираясь спорить, что она этого не заслужила.

— Я заканчиваю работу в пять часов в воскресенье, — сказал он, и она замерла, одной ногой ступив на тротуар. — Ты можешь встретиться после?

— Да.

— Хорошо, — сказал он. — «Nobit’s Nook» — это книжный магазин на улице Бардстаун, ты знаешь, где это?

Она кивнула. Она знала, где он находился.

— Я буду там в пять тридцать, — сказал он.

«Продавец», — подумала она.

— Пять тридцать в воскресенье, — повторила она и, схватив свои вещи, вышла из машины, прежде чем он успел передумать.

Она захлопнула дверцу машины, махнула рукой и побежала вверх по склону газона к входной двери. Она принялась копаться в своей сумке в поисках ключей, но, когда она подергала за ручку, обнаружила, что дверь не заперта. Она проскользнула в дом, стараясь не шуметь, потому что ее родители наверняка легли спать где-то около одиннадцати.

Оказавшись внутри, она достала ее мигающий телефон и включила его. Подсветка дисплея засветилась, показывая семь пропущенных вызовов — что? Ох, дерьмо! Тренер всегда просила их выключать телефоны перед игрой, потому что она терпеть не могла слышать их звон из раздевалки. Она оставила его на беззвучном режиме все это время? Родители ее убьют.

— Где ты была? — Знакомый голос прорвался сквозь тьму.

Глаза Изобель широко распахнулись. Она повернулась и увидела, что ее родители сидят за обеденным столом, и при этом ни один из них не выглядел счастливым.

— И кто это был? — спросил ее отец.