— Изобель, ты слышишь меня? Я сказал, пойдем.
— Что? Куда мы идем?
Он засмеялся, и у него появились ямочки на щеках, которых она никогда не видела, но, казалось, это имело значение сейчас.
— В класс Свэнсона, куда же еще?
Он повернулся, все еще держа ее за руки, и стал пробираться через толпу.
Дверцы шкафчиков захлопнулись. Дети схватили книги и натянули рюкзаки. Впереди, у двери стоял мистер Свэнсон, пропуская учеников в класс.
Они были в Трентоне. В школе. Как они сюда попали?
— Ах, Вор-обель, — сказал мистер Свэнсон, когда они подошли. — Хорошо, что на этот раз вы пришли вовремя. Изобель, мне все еще нужен этот доклад про Сервантеса. Я знаю, что игра в эту пятницу, но могу ли я получить его на следующей неделе?
Доклад. Сервантес. Дон Кихот? Она когда-либо закачивала его?
— Я думаю, что ты почти все доделала. Тебе не нужна моя помощь с этим? Изобель?
Над головой раздался пронзительный и громкий звонок. Она посмотрела вверх в поисках источника.
— Ладно, ладно, я верю тебе, — сказал Свэнсон. Он жестом приказал им зайти в класс. — Идите. Садитесь. Учитесь.
На мгновение Изобель остановилась. Она осмотрела коридор позади нее, гадая, откуда они только что пришли. Почему она не помнила, как сидела на уроках до этого? И откуда она взяла эти темные полосатые джинсы и розовую с V-образным вырезом кофту? Ворен дернул ее, и, как мыльный пузырь, мысль лопнула. Она последовала за ним, и он повел ее к их обычным местам.
Автоматически она села за стол возле него. Почему сидеть на этой стороне комнаты ощущается так по-другому? Разве она не сидела здесь в течение всего года?
— Мы все еще ужинаем сегодня дома с твоими родителями? — спросил Ворен.
Ее голова резко повернулась к нему. Ужин с ее родителями?
— Я хотел задать несколько вопросов твоему папе по поводу Университета Кентукки. Я знаю, он поехал туда из-за футбола, но, по-моему, он упоминал, что у них там также была хорошая английская программа, верно?
— Да, — сказала она, думая, что вспомнила.
Точно. У них должна была быть лазанья, подумала она. И не донимал ли ее Денни целую неделю, чтобы она попросила Ворена пройти ему уровень, на котором он застрял?
— Хорошо, дети, — сказал мистер Свэнсон. — Сегодня очень увлекательный день, потому что мы дошли до Роберта Фроста и Эзры Паунд. Два моих любимца. Вы можете быть уверены, что эти стихи будут вбиты в самые глубины ваших податливых маленьких мозгов. И все же не волнуйтесь. Когда-нибудь вы поблагодарите меня. Теперь переходим к странице двести двадцать шесть, и давайте взглянем на «Неизбранный путь». Могу ли я найти добровольца прочитать это? Эмма?
С задних парт послышался голос Эммы Джордан:
— В лесу осеннем разошлись пути, и каждый, жаль, я пересечь не мог...
Изобель снова взглянула на Ворена. Она смотрела, как он смотрел вниз на открытые страницы книги перед ним. Солнечный свет отразился в его светлых волосах. Это как в тот день, когда они впервые встретились, — подумала она. В первый день в школе, когда он сел рядом с ней и попросил ее написать свой номер на его руке, чтобы он не потерял его.
Изобель улыбнулась про себя, вспоминая.
Он пригласил ее поесть на их первое свидание. В модный китайский ресторан. И только на прошлой неделе, не он ли подарил ей свое школьное кольцо? Изобель бросила взгляд вниз на свою правую руку. Толстый золотой ободок прочно держался на ее пальце с помощью мягкой войлочной ленты, которую он обернул так, чтобы ободок был ей впору. Синий камень Трентона сверкал внутри при свете, возвращая в памяти тот момент, когда он попросил ее надеть его. Это было в тот день, когда она сидела в его машине возле ее дома, и тогда он попросил ее пойти с ним на выпускной бал младшей школы.
На улице осенний солнечный свет подмигнул ей сквозь пышную, хлопковую, белую дымку облачного покрова. Она посмотрела вперед и наблюдала за мистером Свэнсоном. Он откинулся на столе, держа в руках свой открытый учебник. Его глаза закрылись, и она увидела, как его рот повторял слова вместе с Эммой, пока та читала. Так всегда можно было определить, какие части были его любимыми.
Когда Эмма закончила читать стихотворение, мистер Свэнсон открыл глаза и поправил очки.
— Хорошо, — сказал он. — А теперь давайте поговорим, о чем мистер Фрост говорит здесь. Ни у кого не было мысли, что это за метафора? Да, мисс Эндрюс.
— Он говорит о принятии разных путей в жизни. Создании других альтернатив.
— Да, правильно. Безусловно, это один из способов взглянуть на это. Он говорит о создании не просто буквального выбора, прогуливаясь по материальной тропе в лесу, а о приходе к развилке дороги жизни и принятии решения. Мы — продукт наших выборов, вам так не кажется? Если рассказчик поэмы выбрал бы другой путь, все сложилось бы по-другому для него, верно? Возможно, очень радикально. Вот эта «разница», о которой он говорит здесь. Очень хорошо. Кто-нибудь еще?
Изобель опустила взгляд на свою парту, осознавая, что еще не вытащила свою книгу. Она наклонилась и открыла рюкзак, вытаскивая свою копию седьмого издания Junior English. Она взглянула на экземпляр Ворена, чтобы узнать правильный номер страницы, затем перевернула черно-белый портрет Роберта Фроста. Далее она потянулась вниз, чтобы достать карандаш и свою тетрадь. Но она остановилась, заметив время на ее розовом брелке с часами, прикрепленном к ее рюкзаку. Стрелки часов показывали 11:20. Но этого не могло быть.
Урок начинался в одиннадцать. Ее часы спешили? Или Дэнни установил время вперед в шутку? Она отцепила часы с рюкзака и, держа их между своих пальцев, покрутила крошечный циферблат в одну сторону.
Минутная стрелка отказывалась сдвинуться с места. Она потрясла маленькие часы, заставляя розовый жидкий блеск внутри метаться по кругу.
Изобель замерла, уставившись на циферблат, когда блеск остановился. Она обратила внимание на отражение ее глаз в прозрачном стекле.
Но...
Разве она не разбила эти часы?
Может быть, ей это приснилось.
Нет. Парк. Бег. Это было реально. Книга разбила часы. Книга. Книга По. Только не снова, подумала она. Она выбросила эту книгу подальше, потому что та вернулась. Или это случилось позже? Но тогда это, должно быть, действительно было сном, потому что книга не вернулась к ней сама. Изобель нахмурилась, ничего из этого не имело смысла.
Она еще раз посмотрела на открытые страницы своей книги, на фотографию Роберта Фроста, сидящего в кресле, держащего лист бумаги и читающего на расстоянии.
Вдруг это показалось неправильным. Они еще не проходили Фроста.
Медленно и осторожно, Изобель положила свои часы на стол. Она схватила книгу и перелистнула алфавитный указатель, начав его изучать. Пастернак, Плат, Поуп. Где же...
— По, — прошептала Изобель вслух. Продолжая держать голову низко, она взглянула на Ворена.
Он посмотрел на нее, вскинув брови.
Она пролистала страницы своей книги.
— Где По?
— Страница двести двадцать шесть, — сказал он и протянул руку, чтобы помочь ей.
Она выдернула книгу из его рук.
— Но мы еще не проходили Фроста, — прошипела она. — Мы изучаем По и романтизм.
Мистер Свэнсон прекратил говорить.
— Мисс Ланли, вы хотите что-то добавить? — спросил он.
Она выпрямилась на своем стуле, заметив двадцать пар глаз, уставившихся на нее. Все пялились на нее, и в ней вдруг проскользнуло жуткое чувство. Что-то было не так с ними.
Со всеми ними.
Они все моргнули в унисон.
— Эээ… По, — сказал она, а потом ей пришлось прочищать горло. — Он… его нет здесь, — пояснила она, держа книгу в одной руке. — Я думала, что мы должны были изучать Эдгара Аллана По.
Она подняла взгляд — и застыла под взглядом мистера Свэнсона.
Мистер Свэнсон опустил очки, его глаза были черными.
— Кого?
Изобель резко повернула голову назад, чтобы посмотреть на Ворена. Он наблюдал за ней со странной яростью, разочарованием в глазах, которые потом стали черными, как чернила. Его лицо, теперь бледное и осунувшееся, исказилось от гнева, едва вообще напоминая Ворена.
Вот тогда она и поняла, что это был не Ворен.
Изобель вскочила со своего места. Она рванула к открытой двери. Крики поднялись от ее призрачных одноклассников. Их лица искривились, их выражения стали демоническими. Руки хватали ее со всех сторон, но она вырвалась и сбросила беспорядок со столов.
Комната вытянулась и удлинилась перед ней, как туннель. Дверь отодвигалась дальше. Она побежала быстрее, и дверь скользнула еще дальше в сторону. Она стала закрываться. Чем быстрее она бежала, тем быстрее дверь двигалась. Она с грохотом закрылась, когда Изобель потянулась к ней. Она попыталась нащупать ручку, но там уже ничего не было.
— Ты всегда убегаешь. Ты все портишь, — послышался статический голос сзади.
Изобель развернулась и обнаружила себя наедине с Пинфаверсом. Его жуткое тело сидело, занимая стул поддельного Ворена. Он медленно поднялся, Изобель ударилась плашмя о дверь и почувствовала ее холод на своих обнаженных плечах. Она посмотрела вниз и заметила, что снова оказалась в своем вечернем платье. За дверью она слышала музыку и людей.
Тихими шагами он снова двинулся к ней, заправляя карандаш за ухо.
— Знаешь, у тебя могло бы быть все это. Если бы ты только отпустила, — сказал он с долей угрозы в голосе.
— Я не хочу лжи.
— Почему бы тебе просто не подумать, что это просто другая версия? Лучшая версия. Реально, не менее правдивая, чем прошлая. Возможно, даже более правдивая. Думай об этом, как о еще одном шансе вернуться на эту неизбранную дорогу. Посмотреть, на что это будет похоже. Пожить тем, на что это будет похоже.
— Ты не он.
— Не он?
Изобель посмотрела на него осторожно, когда она заметила его приближение, хотя бежать было некуда. Его слова просочились в нее, зарываясь глубоко в тайники ее сознания и поднимая признаки сомнения. Он остановился на расстоянии, позволяя ее глазам тщательно пробежаться по нему, сложив руки за спиной и опустив подбородок, словно позируя для снимка. Изобель недоверчиво разглядывала его, не в силах отрицать основные моменты сходства с Вореном, которые она никогда не замечала раньше. Там, где это не могло бы быть найдено на его лице или в поведении, это заполнило его телосложение, его рост — сам его внешний вид.
Она покачала головой, отказываясь верить, что его слова имели хотя бы ничтожную долю истины. Она не могла признать, что это существо, эта пустая кошмарная зомби версия могла иметь какую-то прямую связь с Вореном.
— Это не просто сбивание с толку на этот раз, не так ли? — сказала она. — Скажи мне, почему ты это делаешь.
Он вздохнул, закатив глаза.
— Блондинки, вам всегда нужно все объяснять.
Изобель свирепо посмотрела на него, сжав руки в кулаки.
Он мечтательно улыбнулся.
— Видишь, вот почему ты мне нравишься. Ты никогда не сдаешься, даже когда должна. Нам нужно немного твоей решительности, бесполезной, какой она является. Я думаю вот почему, чирлидерша. Потому, что правда заключается в том, что я не хочу убивать тебя. Нет, если могу избежать этого.
Он сделал еще шаг вперед. У нее сбилось дыхание, ее спина ударилась о дверь. Ее рука пыталась нащупать ручку, но она знала, что ее не найти…
— И это зависит от тебя, — сказал он, смягчая свой тон. — Если ты просто сыграешь в одну игру, останешься потанцевать со мной подольше…
Его голова наклонилась в одну сторону. Он впился в нее этими черными глазами, в которых застыл вопрос. Она была потрясена, увидев в них искренность — если это было тем словом, которое можно было применить к Пинфаверсу.
Этот взгляд пугал ее еще больше, чем его слова. Что это было, подумала она, что таилось под этой чудовищной фарфоровой оболочкой? Если это не душа, которая питала его, тогда что? Важнее всего, что он хочет от нее?
Он сделал один шаг к ней, затем другой.
— Лишь вечности достаточно, чтобы забыть. — Его лицо стало серьезным. — Испей, — сказал он стихающим голосом. — О, пей же сладкое забвенье.
Он пересек оставшееся расстояние между ними слишком быстрой последовательностью движений, чтобы заметить и прижал ее к двери. Он схватил ее за подбородок, заставляя посмотреть на него. Его ногти впивались в ее щеку, угрожая разорвать кожу.
Она отвернулась, но он заключил ее в объятия и дернул на себя. Его тело ощущалось жестким и пустым рядом с ней. Опустошенным. Его хватка на ней усилилась до тех пор, пока она не смогла больше дышать. Он прижался своими губами к ее.
Глаза Изобель расширились. Его рот, гладкий, холодный и жесткий, чувствовался почти острым на ее губах, как стекло. Он пах глиной и чернилами, кровью и смертью.
Желчь поднималась по ее горлу, а вместе с ней крик.
Он оторвался от нее, смеясь, и отпустил ее, толкнув вперед, прежде чем рассеяться, раствориться в клубах дыма. Изобель упала, неуклюже кувыркаясь. Вдруг иллюзорный пол раскололся под ней. Она провалилась в него, и крик внутри нее, наконец, вырвался. Она скрестила руки на лице, защищая глаза от острых осколков изумрудного стекла, мелькающего вокруг нее в темноте, угрожая раскромсать ее. Она падала, пока резко не остановилась, будучи пойманной несколькими парами рук, которые окутали ее, убаюкивая. Стекла сыпались, как смертоносное конфетти, один осколок впился ей в плечо, другой порезал ее лодыжку. Она открыла глаза и обнаружила себя в кругу лиц в масках. Потолочный свет с разбитыми цветными стеклами открывал водоворот штормом охваченного неба. Пепел падал через отверстие, оставленное ею при падении.
Группа весело закричала, поймав ее, и быстро поставила ее на ноги. Потом фигуры рассеялись, смеясь между собой.
Одного взгляда вокруг было достаточно, чтобы она поняла, что вернулась на маскарад и сейчас стояла в центре темно-зеленой комнаты.
Огромные гобелены висели на стенах. Тяжелый черный гранитный Египетский Саркофаг стоял в каждом углу широкой прямоугольной комнаты, как будто на страже. Вышитые подушки и ковры вытянулись на полу, в то время как густые облака сладкого дыма обволакивали воздух. Вялые придворные сидели, наклонялись и стояли вокруг кальянов и чашей с фимиамом. Насыщенный аромат пронизывал пространство, заставляя ее чувствовать головокружение.
Как мираж, темная фигура появилась в ее затуманенном зрении. Фигура выплыла из толпы и двинулась навстречу ей, как сама смерть, лицо было размытым и наполовину скрытым от глаз. Она вздрогнула.
Еще не могло быть двенадцати — или могло? Она пропустила последние удары часов?
Она не успела отстраниться или даже сдвинуться с места до того, как фигура схватила ее. Рука в перчатке зажала ей рот, останавливая крик, прежде чем он мог вырваться наружу. Он потащил ее к одной стороне комнаты, несмотря на ее сопротивление, и, достигнув стены, он отодвинул один угол тяжелого гобелена, изображавшего лошадь, растаптывающую своего всадника. Открывая небольшую потайную дверь, он толкнул ее внутрь.
Изобель прокатилась по холодному и сырому каменному полу.
Она посмотрела вверх и обнаружила себя внутри скрытого прохода, как в старом добром триллере, где убийца прячется, чтобы следить за своими жертвами через глазные отверстия в висящих портретах. Внутри этого узкого прохода, факел на треноге горел желто-оранжевым пламенем. Его огонь отбрасывал неровные формы на каменную кладку и изумрудные витражные стекла окон, придворные по ту сторону двигались в тенях играющих силуэтов.
Ее похититель в маске нырнул внутрь и появился перед ней, возвышаясь во весь рост и выглядя зловещим. Она опрометью бросилась назад, пока не наткнулась на влажную стену.
— Ты хоть представляешь, в какой опасности находишься? — спросил приглушенный голос.
Охрипший и когда-то предостерегающе резкий, это был голос, который она узнала сразу же.
Рейнольдс.
И это было очень вовремя.