Ночь. Остров. Вурдалаки

22

В ушах шумела вода. Шумела очень настойчиво, шуршала, шептала, уговаривала. А мне больше всего хотелось заползти в какую-нибудь нору и поспать. На звук был слишком настойчивым, он словно аркан обхватил меня и потащил куда-то, куда я совершенно не хотела. К цветным перемещающимся пятнам. Одно из них было крупнее остальных. Оно рывком приблизилось, а потом медленно обрело объем и чёткость. Оно превратилось в лицо моего отца.

– Папа, – проговорила я, но с губ сорвался лишний невнятный шепот. – Папа, – повторила я, на этот раз получилось лучше, потому что он ответил:

– Миа.

– Мы умерли? Я утонула? А где мама?

Лицо отца помрачнело, и это странным образом сделало его моложе. Он осунулся, зарос щетиной и смотрел на меня виновато:

– Вынужден разочаровать, утонули только твои кроссовки.

Цветное пятно, что окружало нас, вдруг расширилось, и я поняла, что нахожусь в больничной палате с голубыми стенами. Высокая кровать, тумбочка, шкаф, какой-то шуршащий медицинский прибор с цифрами. Так вот что я приняла за шум волн. Я окинула взглядом палату и снова вернулась к лицу отца. Понимание того, что он сидит рядом с моей кроватью живой и относительно здоровый, едва не заставило меня улыбнуться. Всё портило серая больничная пижама и стойка с капельницей, за которую он держался.

– Папа, – произнесла я с безграничным облегчением, попыталась приподняться, но голова вдруг стало тяжелой, плечо дернуло болью, а правая кисть, казалась закованной в кандалы. Или в гипс.

– Прости, что допустил все это, – сказал отец.

– Прости, что ушла из дома и оставила тебя одного, – сказала я. – Я поступила как избалованная принцесса.

– Ты есть моя принцесса. – Он вздохнул. – Надо было сразу тебе все рассказать, но я смалодушничал. Я не хотел видеть разочарование в твоих глазах.

– Ты его не увидишь, – пообещала я.

– Пожалуйста, не перебивай меня, не уверен, что найду силы рассказать все это ещё раз. – Он обвёл невидящим взглядом палату. – Дни после большого наводнения были самыми тяжелыми в моей жизни. Давно вода не поднималась так высоко. Давно не было такого количества жертв. Я помню, как тебя привезли на лодке, помню, как один из узлов, что был словно завязан где-то внутри, развязался. Тебя нашли, а Нину пока нет. И передо мной встал выбор либо тихо сходить с ума в ожидании вестей, либо стать тем, кто эти вести приносит, помогать по мере сил. Собственно выбора не было, каждый житель острова делал всё, что мог. Даже твой Воронов.

«Он не мой», – хотела сказать я. А ещё хотела спросить, жив ли он. Хотела и одновременно боялась узнать правду. Поэтому я не решилась прервать отца.

– Вода отступала, выживших находили всё реже и реже. В основном тела. У меня был грузовик, на котором я их привозил. Помню, как родственники пропавших толпились возле палатки, куда складывали погибших. И каждый из них пытался заглянуть тебе в глаза в безумной надежде, что сегодня ты привёз не их сына, брата, сестру, мать… – Отец вздохнул, тяжелые воспоминания легли ему на плечи неподъемным грузом. – В тот день мы работали вместе с Коротковым. Седьмой день после наводнения. Я запомнил его навсегда. Мы объезжали северную часть острова, она наименее пострадала от воды, а конкретно, мы осматривали плато у Лазурного ручья. Да-да, то самое. Там все началось, там все и закончилось. Водопад в те дни совсем не походил на волос, а скорее на жирную прядь, вода напитала ручьи Кихеу… Как тяжело переходить к главному, – признался папа, но все же продолжил: – Осматривая плато, в какой-то момент я заглянул за край… За восточный край, что дальше переходит в горную гряду и увидел Болотова. Он стоял, а у его ног лежал кто-то. Или что-то в красном. Я видел, как Сергей сложил какой-то листок и убрал в карман, словно он был в офисе, а не на краю скалы. А потом… Он столкнул это что-то в одну из горных трещин. Ты знаешь, там вулканическая порода, трещины уходят так глубоко, что и не измеришь, а с другой стороны, порода пористая и толком не закрепишься. В общем, все знали, если что-то туда упало, достать его могли только боги острова. А Болотов только что на моих глазах скинул туда кого-то… Или что-то. А потом поднял голову и посмотрел на меня и даже помахал рукой. Это походило на театр абсурда. Видимо это пришло в голову и Вячеславу, потому что он спросил:

– Ты это видел?

– Да.

– Но это же… Он же…

– Погоди, сейчас он поднимется и все узнаем, – сказал я тогда ему.

А когда Сергей поднялся, он первым делом поинтересовался, как дела, как мы, нет ли каких новостей о моей Нине, спросил, как ты себя чувствуешь. Он вёл себя так, словно ничего не произошло. Театр абсурда продолжался. Первым не выдержал Вячеслав, он прямо так и спросил:

– Кого ты скинул расщелину?

– Что? – удивился Булатов и это удивление выглядело очень натурально. – Вы чего? Вы подумали, что я скинул туда… Человека? Совсем того, да?

– А что тогда? – спросил я.

– Тюк с мусором, что принесла река. Ну вы, блин, даете, – попенял Сергей.

– И ты поверил? – спросила я, возвращая отца в настоящее.

– Я очень хотел поверить. Думал об этом всю обратную дорогу. Но нет, не поверил. Я всегда знал, что он столкнул расщелину человека. Но когда я вернулся в спасательный лагерь, то забыл обо всём на свете. Мне стало глубоко безразлично, что сделал Сергей Болотов там на плато, потому что нашли тело моей жены. Следующие месяцы я помню смутно.

– Ты пил, – подсказала я.

– Да, я хотел допиться до смерти, чтобы снова быть с моей Ниной, пока однажды не увидел, как ты сидишь в грязном платье за холодильником и грызешь заплесневелый кусок сыра, потому что я забыл тебя покормить. – Он вздохнул. – Твоя мать была мертва, и как бы я не хотел к ней присоединиться, у меня ещё была ты. Я протрезвел и поехал искать работу. С этим на острове была туго, слишком многие потеряли всё. А ещё они смотрели на меня с такой жалостью, что я частенько срывался. Именно в таком состоянии и застал меня звонок Вячеслава. Оказывается, он звонил не в первый раз, но в первый раз застал меня трезвым. Это был тяжелый разговор. Он напомнил мне, что мы видели и даже сказал, что узнал парня…

– Ой ли? – удивилась я. – Для уроженцев с большой земли в большинстве случаев мы все на одно лицо.

– Да, но он узнал его не по лицу, а по красной куртке. Вроде таких на острове всего пять штук, их вручили призёрам после какой-то олимпиады то ли по физике, то ли по химии…

– По химии, – кивнула я.

– Пусть так, но их, куртки я имею в виду, сделали на заказ и… В общем Коротков все проверил, четверо остальных были живы, здоровы и при своих куртках. Все, кроме одного.

– Он назвал имя?

– Да. Лэйте Виши… Надо же помню, хотя так хотел забыть. Коротков знал парня по школе, он же там работал, а этот Лэйте видимо успел отличиться.

– И что ты сделал? – спросила я, когда отец замолчал.

– Я пошёл к Болотову.

– Почему не в полицию?

– Потому что это остров, Миа. Мы привыкли решать свои проблемы не привлекая посторонних, во всяком случае, старались. Я отправился к Болотову, почему-то казалось, что если я спрошу его сейчас, он не соврёт. Или соврёт, но я пойму. Я смутно представлял себе свои дальнейшие действия, но реальность, как известно, внесла свои коррективы. Когда я приехал на фабрику, он просто меня не принял. Его секретарша очень извинялась, но у хозяина фабрики не было ни одной свободной минутки. Она очень постарается, что-то для меня сделать, например, запишет меня на завтра на это же время.

– Дай угадаю, эта встреча тоже не состоялась?

– В точку.

– Он снова тебя не принял, а возможно и не собирался.

– Понятия не имею, потому что на следующей день уже не пришёл я.

– Почему?

– Потому что предыдущим вечером мой счёт в банке пополнился на три миллиона, как ты знаешь. Я их принял. Принял правила игры. Решил отвернуться от того, что видел. И забыть.

– Ты сделал это из-за денег?

– Да. А ещё из-за того, что я был должником Болотова. И это был не денежный долг. Я говорил, что у меня был грузовик, и я помогал искать выживших? Говорил. Так вот у Болотова была лодка, и он тоже помогал. И именно он снял тебя с крыши сарая и привёз в лагерь. Ты держалась из последних сил, и если бы не он… Я остался бы один. Так что, да, я был ему должен, хоть об этом долге никогда не было произнесено ни слова.

Я вспомнила мужской голос, вспомнила чужие сильные руки, которые оторвали маленькую напуганную девочку от крыши сарая. Значит, это был Болотов.

– Хреновая история. – Только и могла сказать я. – Но станет ещё хреновее, когда о ней узнают.

– Парня все равно не вернёшь, даже его тело останется в этих горах навсегда.

– Да, но есть люди, которые заслуживают того, чтобы знать правду. Хотя бы София Болотова.

– Ты права. Значит, мы расскажем ей правду.

За дверью палаты раздался какой-то шум. Отец тяжело поднялся.

– Мне пора, а то моя медсестра настоящая мегера, она даже запрещает мне вставать.

– Вот и слушался бы её, хочу напомнить, что ты едва не умер.

– Как и ты. – Он внимательно посмотрел на меня и попросил: – Не делай так больше. Ни один преступник не стоит твоей жизни.

– И ты… Не делай так больше. Мне хватает мамы. Ещё тебя моя совесть не выдержит.

– Что? – Отец нахмурился. – Ты же не считаешь себя виновной в её гибели?

– Если бы не я, она была бы жива.

– Мия, ты была ребёнком. А мы твоими родителями. Мы были взрослыми. Мы отвечали за тебя, а не наоборот, девочка. – Он коснулся моей щеки. – Почему ты никогда не говорила мне об этом раньше?

– Потому что я боялась увидеть в твоих глазах обвинение и… Разочарование. Я бы этого не выдержала.

– Мия, – повторил он и поцеловал меня в лоб. – Мы ещё поговорим об этом, когда ты поправишься. – За дверью снова послышался шум. – А пока… Я бы хотел, чтобы ты отдохнула. Навряд ли тебе дадут, как раз сейчас медсестра пытается отогнать от двери твоего рыжего рыцаря.

Я вздохнула. Воронов жив. Слава богам острова.

– Вон как глазки засверкали, – отец улыбнулся. – Знаешь, когда в жизни появляется человек, который вопреки всякой логике становится слишком дорогим, не стоит им разбрасываться.

– Папа, я сама разберусь.

– Конечно, разберёшься. Я только хотел сказать, что совсем не против рыжих внуков.

– Папа!

– Ухожу-ухожу. А ты все же попытайся отдохнуть.