Мы вышли из Дымчатого леса, и нас словно ударило по лицу шумом, запахами и ярким светом столицы.
После звенящей тишины и магической дымки леса городской гвалт оглушал. Мы с матерью молча обменялись взглядами, полными решимости и тревоги, прикрыли лица капюшонами и углубились в лабиринт узких, извилистых улочек Старого Города.
Наконец мы вышли на крошечную, затерянную площадь. В дальнем её углу, упираясь в древнюю городскую стену, стоял тот самый дом. Узников переулок, 7.
Высокий, узкий и тёмный, словно вжавшийся в землю под тяжестью лет. От всего строения веяло заброшенностью и тихой печалью.
— Кажется, это он, — с неуверенностью произнесла я.
Мама ничего не сказала, а только вздохнула. Казалось, она была напряжена от предстоящей встречи и ей не говорилось.
Мы перешли площадь и остановились у низкой, покосившейся калитки. Дверь за ней была массивной, из потрескавшегося дуба.
Я подняла тяжелый железный молоток и дважды ударила.
Внутри послышались медленные, шаркающие шаги. Заскрипели засовы, и дверь со скрипом приоткрылась на цепочке. В щели показалось лицо — морщинистое, бледное, с глазами, уставшими от жизни. Женщина лет семидесяти.
— Вам чего? — её голос был хриплым и недружелюбным.
— Мы ищем Кая ван Гельдера, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Женщина сузила глаза.
— Его нет. Уходите.
Она попыталась захлопнуть дверь, но я успела упереться в неё ладонью, вложив в нее всю силу.
— Подождите. Мы… мы родственники. Из далёких краёв, — произнесла мама.
— У Кая нет родственников, — резко отрезала она. — Уходите.
В этот момент из глубины дома донёсся звук — не голос, а тихий, сонный плач. Детский плач.
Сердце у меня упало.
Мелисса, стоявшая за моей спиной, издала тихий, сдавленный звук, похожий на стон.
Женщина попыталась захлопнуть дверь ещё решительнее, но я уже вставила в проём ногу.
— Это он? — выдохнула Мелисса, её голос был беззвучным шёпотом. — Это плачет мой мальчик.
В её глазах стояли слёзы.
Она отстранила меня, подошла к двери вплотную и заговорила с женщиной, которую Корнелик назвал Ильзой, голосом, в котором дрожали и отчаяние, и железная решимость.
— Вы воспитываете его. Я вижу, вы заботитесь о нём. Но он не ваш. Он мой. Его зовут Кай, и ему два года. У него на левом плече родимое пятно, в форме крошечного листика. И… и он боится громких звуков, особенно грома. Спит только с той старой тряпичной лошадкой, которую ему подарили в приюте.
Ильза замерла, её глаза расширились от шока. Она не отрицала. Она просто смотрела на эту незнакомку, которая знала такие детали о ребёнке, которого она прятала ото всех.
— Кто вы? — наконец прошептала она, и в её голосе уже не было злобы, только страх и растерянность.
— Я его мать, — сказала Мелисса, и слёзы наконец потекли по её щекам. — И я пришла не чтобы забрать его силой. Я пришла… чтобы узнать, жив ли он. Здоров ли. Счастлив ли.
За её спиной плач усилился, к нему присоединилось тихое, успокаивающее бормотание няни. Ильза медленно, будто против своей воли, отодвинула засов. Дверь открылась.
Мы вошли в крохотный, тёмный холл. Воздух пах пылью, старой бумагой и молоком.
Из соседней комнаты вышла другая женщина, помоложе, с добрым, усталым лицом. На руках у неё был он.
Маленький мальчик.
С темно-рыжими, вьющимися волосами и большими, зелёными, точно как у нас, глазами, полными слёз. Он всхлипывал, прижимая к щеке потрёпанную тряпичную игрушку — лошадку.
Мелисса замерла на пороге, словно увидела призрак. Она медленно, как во сне, сняла капюшон. Её лицо было залито слезами.
Мальчик перестал плакать.
Он уставился на неё своими огромными глазами, полными детского любопытства и чего-то ещё… какого-то смутного, глубинного узнавания.
— Ма… — лепетнул он невнятно, протягивая к ней ручонку с игрушкой.
Это было слово, которое он, наверное, пытался сказать всем женщинам, что ухаживали за ним. Но в тот миг оно прозвучало как приговор и как благословение.
Мелисса рухнула на колени прямо на пыльный пол холла, не в силах сдержать рыдания. Она не решалась подойти ближе, боясь спугнуть этот хрупкий миг.
— Кай, — прошептала она, и это имя на её устах прозвучало как молитва. — Мой мальчик. Мой маленький мальчик.
Ильза молча наблюдала за этой сценой, и её собственное строгое лицо смягчилось. Она видела не колдунью, не опасную незнакомку. Она видела мать. Измученную, исстрадавшуюся, но настоящую.
Я стояла позади, чувствуя, как по моим щекам катятся горячие слёзы. Я смотрела на своего брата.
Крошечного, испуганного, живого.
Война с Фростхартами, угроза Сибиллы, древние камни силы — всё это вдруг отошло на второй план, утратило значение перед лицом самого простого и самого важного чуда. Мы нашли его. Он был здесь. И он был прекрасен.
Теперь предстояло самое трудное: не напугать его, заслужить его доверие и решить, как уберечь это хрупкое счастье от надвигающейся бури. Но в тот момент, в пыльном холле старого дома, было только тихое, щемящее чудо воссоединения.