Охота на русскую Золушку

Глава 11

Марко

И все. Она ушла. А я упал лопатками на пыльные доски трибуны. Закрыл глаза. Руки тряслись, колени подгибались, в голове гудело, словно от виска к виску натянули медный провод и пустили по нему ток. Взрослый, двадцати пяти летний мужик. За плечами два года армейской жизни. И не в комфортных условиях учебной базы. Нет, в Афганистане, Ираке и Сомали, — везде, куда посылала Ее Величество своих солдат. Принцы обязаны проходить военную службу. Как и молодые аристократы. Мы с Алом не раз рисковали жизнями в настоящих, а не вымышленных военных операциях. И где весь боевой опыт? Теперь я чувствовал себя долбаным дроидом Трипио, в которого попала молния. Два раза. Первый, когда Маша вышла из машины и подцепила под локоть моего друга Ала, и вторая только что. Мой рабочий протокол сожгли вместе с микрочипом, отвечающим за разумные действия. Теперь, дрожащий и шатающийся я представлял собой опытный образец сумасшедшего слияния непреодолимых обстоятельств и острого желания их непременно преодолеть. Останки, короче. Первым полетел дружеский блок. Сначала я заподозрил Лизи. С нее станется подстроить пакость. Я отлично помню, как в свои двенадцать она умыкнула паука Latrodectus mactans из инсектария школьной биологической станции, чтобы хладнокровно подложить его в автомобиль учителю математики, как ответку за E на экзамене. Жуткий был скандал. В основном, потому что ценную самку Черной вдовы прозаически прихлопнули ботинком. Лорду Кентскому пришлось построить школе бассейн, чтобы замять это дело. Так что подбросить старому другу смертоносную девушку она вполне в состоянии.

Я повернулся к ней и выдохнул гневно:

— Какого черта, Лизи!

Но она выглядела такой удивленной, что я тут же дал задний ход. Нет, на этот раз наша дьяволица ни при чем. Значит, Ал сам как-то допер до того, чтобы притащить мне Машу.

— Зачем ты ему рассказала?!

И снова возмущенный взгляд. Я уже лет пять безошибочно определяю, когда Лизи врет. Сейчас она была абсолютно искренна в своих чувствах.

— Неблагодарная скотина! — прошипел с виду ангельский цветочек в милой шляпке, — Не для того я тебя спасала, чтобы спустя пару дней ты снова слетел с катушек. Мне эта твоя Маша тоже поперек горла! Я ведь вижу, как она тебя изводит. И мне это совсем не нравится. Да-да-да! Не нравится. Потому что ты мне дорог, мать твою! И перестань сверкать глазами, если не хочешь, чтобы она заметила.

Что тут скажешь, Лизи права. Я выдохнул, загоняя бурю в чертоги грудной клетки.

«Быть не может, чтобы они сами собой познакомились! Такого просто не может быть!» — чеканилось внутри меня.

Я злился на Альберта. Нет, с одной стороны я был ему благодарен. Очень. Он хотел помочь и, в конце концов, теперь Маше придется со мной поговорить. Но с другой, какого черта такие сюрпризы?! Он мог бы меня предупредить. Чтобы я подготовился. Придумал правильные слова, сочинил хоть какое-то внятное объяснение присутствию голой Флор в нашем особняке. А не стоял бы сейчас болваном, лихорадочно соображая, поверит ли Маша, если я скажу, что она видела в гостиной мою полоумную кузину, которую я забираю на выходные из санатория для психов, где она лечится от эксгибиционизма.

Я видел, что сама Маша растеряна не меньше моего. Еле ноги передвигает. Ну, надо думать, хитрый Ал и ее не предупредил, кто ее ждет вместо обещанной игры в поло. И все же… он сказал, что привезет на стадион девушку, которая ему очень нравится. Просил, чтобы я был с ней вежлив. Что это значит? Ал не умеет так тонко играть. Да и к чему такие подкаты? Я на его месте сказал бы, что приеду со знакомой. И точно не стал бы врать про чувства к ней.

— Где они познакомились, интересно? — буркнула у моего уха Лизи.

— Может быть тоже в колледже? Просто я об этом ничего не знаю.

Ураган в груди закружил в обратную сторону, ускоряясь. А что если Ал не собирается отдавать мне Машу? Что если он привез ее для себя?! Тут же полетела моя настройка, отвечающая за братскую любовь. Теперь я готов был удавить принца голыми руками. Буквально повалить его на землю и устроить грязную потасовку. Так хотел, что даже пальцы зачесались. Неужели он, и правда, влюблен именно в Машу? Но она-то хороша! Не такая уж и скромница, если так посмотреть. С одним жадно целовалась и готова была прыгнуть в койку, с другим ходит на светские мероприятия, а за третьего замуж собралась. Причем все трое парней из одного Линкольн колледжа для богатых студентов. Хороша тихоня! Может быть, я о ней вообразил невесть что. А девица проста как ABC? В общем, к тому моменту как парочка до нас добралась, у меня внутри уже бушевала такая буря чувств, что я держался из последних сил, чтобы не взорваться. На нее хотелось наорать, презрительно цедя слова, а его так и вовсе возить физиономией по земле.

Лизи покосилась на меня опасливо и тут же включила «радостную Лизи». От такой ее хотелось отползти как можно дальше. Это защитная реакция, выработанная годами. Я успел заметить, как Ал спал с лица и попятился. Да и сам я непроизвольно отступил на шаг. Но вот Маше не повезло. Ее она схватила за руки и затараторила прямо в лицо. Мне ее даже жалко стало, хотя я и злился на нее как демон, вытащенный из Преисподней на концерт ангельской музыки.

И что в результате Лизиной трескотни прояснилось? То, что я сам послал Ала прямиком к Маше! В то утро его звонок застал меня на диване Софи. Получалось, что я не просто отказался от любимой девушки, бросив ее в отеле, я еще и другу ее подарил. Если б знать! Но тогда я ответил на звонок, не мог не ответить. Принц ведь не только мой друг, он еще и мой подопечный. Я начальник его службы безопасности. А он понес какую-то чепуху, что мы яко бы договорились встретиться. Мы? Договаривались? Утром? В Лондоне? Я такого не помнил. Так ему и сказал. А еще сделал вид, что он оторвал меня не ото сна, а от того, что у меня бывает после сна, если я остаюсь ночевать в Лондоне. Что на самом деле должно было быть у меня с Машей, если бы ночью я не повел себя как чертов средневековый идиот. Ал растерянно спросил, стоит ли ему меня ждать. И если да, то где? А я разозлился и зачем-то послал его. Хотел на то самое, а получилось в Британский музей. Странные аллюзии у меня в голове, если так подумать. Стоило бы посоветоваться с психоаналитиком, если бы он у меня был. Теперь я еще больше убедился, что небеса меня грязно подставили. Нечестно играют, и ни одной свечки от меня до конца года не заслужили. И ни одной литургии. Ноги моей в церквях не будет до самого Рождества!

В ходе допроса, который тут же провела Лизи, всплыло, что Ал представился Маше как Берти. Что вкупе с дешевой машиной, на которой он ее привез, выглядело донельзя странным. Маша не в курсе, что он принц? Ал, видимо, считает, что не в курсе. А я растерялся. Что делать в такой ситуации? Дать ему возможность самостоятельно с ней объясниться, пока они не стали центром какого-нибудь случайного скандала? А Альберт понимает, что держит за руку невесту Платона Каримова? Я едва не схватиться за голову. Мы стояли посреди разодетых людей, половина из которых обожали сплетничать, а другая сообщать эти сплетни писакам из «желтой прессы». По мне так ерунда, но ведь у Альберта и, особенно у его матушки пунктик, что их семья интересна всей стране. И не приведи господи, мальчик пописает мимо писсуара. Что уж говорить о девушке-простолюдинке, чужой невесте, с которой этот мальчик собирается пуститься в романтическое приключение. Любовь, мать его! С Машей Платона Каримова! К чертям Платона Каримова! С моей Машей! Да я прямо тут готов был устроить тот самый скандал.

Но проявил чудеса выдержки, даже как-то пошутил про эту судьбоносную встречу. Не удержался, спросил ее, что она забыла в музее утром в пятницу. Хотел подколоть, поглядеть, как она выкрутится. Как щечки ее покраснеют, как сверкнуть обидой и унижением глаза. Очень хотел. А больше всего хотел узнать, что на самом деле она чувствует? Она меня простила? Она злится? Она вообще поняла, что случилось? Хотя с чего бы. Я и сам не до конца понимал. Зато ответ получил похуже того ее ночного «говнюка». Она пришла в музей развеяться. После одной шуточки. Вот как, оказалось. Она сочла наши поцелуи, нашу страсть, точку, в которой наши судьбы едва не спаялись в одну, и мое позорное бегство шуткой. Шуткой! Чьей? Моей? Ее? В ее словах не было ни упрека, ни горечи. Легкий задор. Слишком невесомый, чтобы быть наигранным. Нет, она не сожалела. Смеялась. Над сообщением «Останемся друзьями», смеялась и над всем остальным. Она ведь с самого начала знала, с кем имеет дело. И когда я повел себя согласно ее ожиданиям, наблюдала за процессом с хорошей долей юмора. Действительно смешно. Стоило ей поманить меня пальцем, как я накинулся на нее с поцелуями. Только вот как она объяснила мое бегство из номера? Решила, что у меня не получилось, и я испугался позора? Или же… она не поняла, что между нами ничего не случилось? Она ведь отключилась в процессе. А теперь считает, что я повел себя как обычно. Смотался утром и прислал смс. Ну, да, именно такая у меня репутация. И тогда понятно, почему она кричала в ночь, что я говнюк. Зато Платон на моем фоне эдакий истинный джентльмен. В конце концов, каким бы он не был раньше, он изменился, и последнее время ведет себя весьма сдержано. В моей же гостиной она нашла голую Флор.

— Ал, чем ты думаешь, мать твою! — зашипел я на него, едва оттащив в сторону от девчонок.

Он посмотрел на меня эдаким ехидным дурачком и поцокал языком. Я замер в удивлении. Куда девался старый добрый закомплексованный Альберт, который краснел от одного упоминания о женщине. Теперь он намекает мне, что имеет счастье думать тем же органом, что и я? О моей Маше?! Я сжал кулаки, из последних сил сдерживаясь, чтобы не съездить ему по носу. Есть у них в команде запасные игроки? Должны же быть! Я выдохнул. Часть ярости со свистом вылетела и груди. Ал не устрашился. Но пусть не надеется! Машу я ему не отдам!

— Ты в курсе, что эта девушка скоро выйдет замуж за сына русского олигарха?

Старый Альберт вернулся и хлопнул ставшими сильно удивленными глазами.

Я приободрился. Решил закрепить успех:

— Мария Зайцева невеста Платона Каримова. Ты в одном шаге от скандала!

— Я не знал, — пробормотал он и задумался. А потом вдруг улыбнулся, как ребенок, который договорился сам с собой в сложном вопросе, стоит ли есть конфету перед ужином. Разумеется, стоит, если родители не видят.

Я замер в ожидании ответа.

— Так даже интереснее, — огорошил меня Альберт.

— Ты двинулся?

— Да, приятель, — он хлопнул меня по плечу. По-отечески так. Как будто не я, а он всю жизнь учил меня, как цеплять девочек, — Я ни черта рядом с Машей не соображаю. Да и не хочу ничего соображать. Она самое лучшее, самое удивительное и самое нереальное, что произошло в моей жизни. Я от нее не откажусь! Я разобьюсь в лепешку, но она не выйдет замуж за другого.

— За другого?! — я поперхнулся, — Что это значит? Ты же не собрался жениться?

— Почему бы и нет? — он пожал плечами, словно этот вопрос действительно находился в его компетенции.

Пока я хватал ртом воздух, он склонил голову в поклоне и отчалил к конюшне. Склонил! Голову! В поклоне, мать его! Как гребаный принц! Хотя он ведь и есть гребаный принц.

Я схватился рукой за оградку, возле которой происходил наш судьбоносный диалог. В опустевшей голове летал, входя в мертвые петли один единственный вопрос:

«Почему все хотят жениться на Маше?»

Вопрос был риторическим. Никто не собирался мне отвечать. Даже мое собственное сознание ушло в глухую защиту.

Потом я ходил вдоль поля, пытаясь понять, что делать дальше. Скандал неизбежен. Но разве это меня сейчас занимало? Я мучился, не зная, что думает обо всем этом Маша? А главное, что она чувствует? Почему она водит дружбу с Алом? Что у нее с Платоном? Они действительно собираются пожениться, или это только слухи?

— Ну же, Мария, уделите мне пару минут…

Выдохнул я, отловив ее в потоке бегущих к полю зрителей. По тому, как она сорвалась от Лизи, та уже успела загрузить ее своим клекотом под завязку. Теперь она смотрела на меня с таким ужасом, что я понял, я не ослышался, когда стоял за трибуной и разбирал в воздухе крики моей подружки на тему «С Марко спят только идиотки!». Ну да, Лизи наверняка успела расписать меня в самых интересных тонах. Кроваво-золотых. Она обожает рассказывать, какой я омерзительный субъект. Ей кажется, что таким образом она делает себя немного ангелом в глазах окружающих. Обычно мне плевать. Но не в этот раз.

Маша от меня отвернулась. Уперлась лбом в пыльные доски. А мне до боли в мышцах хотелось подойти и обнять ее. Прижать к себе, коснуться губами ее волос, втянуть носом ее запах. Знакомый, нужный и недосягаемый. Она не моя. Она принадлежит Платону. Или Альберту. Меня мгновенно захлестнула такая ярость, что я едва сдержался, чтобы не схватить ее за плечи и не встряхнуть, как следует. Хотелось развернуть к себе и крикнуть в лицо:

«Ты не можешь! Не имеешь права быть с кем-то! Потому что ты моя! Потому что без тебя я исчезну! Потому что так на небе написано!»

А вместо всех этих правильных слов я сказал самую ужасную глупость. Что-то про важную роль Альберта в истории человечества. И что рядом с ним должна быть безупречная девушка. Хотел ли я обидеть Машу? О да! Так же как она обидела меня тем, что пришла с Алом, что собралась замуж за Каримова и что меня в упор не видит. Я хотел, чтобы она разозлилась. Потому что только злость обнажает душу. Только разъяренный человек не в состоянии себя контролировать. А мне до черта нужно было увидеть, что она прячет внутри. Я все еще надеялся. Я все еще помнил наши отчаянные, не прикрытые стыдом и правилами приличия пьяные поцелуи. Я хотел увидеть, как она чувствует то же что и я!

И не удержался, поймал ее в объятия, притянул к себе, прикоснулся губами к горячему виску. Стоял бы так вечность, сжимая пальцами ее локти, жадно втягивая ее щекочущий душу аромат, словно в последний раз, на память. Она замерла на секунду, а потом задергалась как птица в силках.

— Неужели я так тебе противен?

Вопрос вырвался из самого сердца и повис между нами холодным облачком. Нужно было посмотреть ей в глаза, чтобы увидеть ответ. И я снова не мог решиться. Удивительное дело, рядом с Машей я превращался в тлеющее нечто, не достойное уважения, и даже не пытался сопротивляться. Я с малых лет топал наперекор желаниям разных людей: отца, тетушек, и матери Альберта, учителей, профессоров, командиров, умудрялся противостоять журналистам и даже вооруженным бандитам в Сомали. Но Маша в этот список не входит. Она мой личный Давид, которая завязывает в узел мою волю одним лишь своим изумрудным взглядом. Самым страшным, самым опасным, самым губительным для меня. И вот теперь мне с ним нужно встретиться. Для меня нет ничего сложнее этого. Потому что пока я не увидел ответ, пока не убедился, я могу надеяться. А так…

— Отпусти, пожалуйста, — прошептали ее губы.

А глаза… в глазах тлело что-то. Тоска? Усталость? Ей надоело играть по моим правилам. Она устала от меня. Она хотела совсем другого. Общения, участия, может даже деловых контактов. Но я все испортил. Влез по колено в ее личную жизнь и натоптал в душе грязными ногами. Теперь пытаюсь предъявлять на нее права. С чего бы? Оспариваю их любовь с Платоном? Требую чего-то на основании пьяных поцелуев в ночном клубе? А взамен предъявил голую Флор в своей гостиной. Ал вот хоть и новичок в отношениях с девушкой, но строит их правильно. Опираясь на присущие ему честь и совесть. И такая добрая дружба, как у него сейчас с Машей имеет все шансы перерасти в любовь — прекрасное, скрепляющее чувство. У меня же нет ни чести, ни совести. Дурь одна, обильно сдобренная страстью. Я интересен похожим натурам. Мы с ними сливаемся в бурное целое, а расставание наше всегда взрыв с кучей обрывков грязного белья. Я псих и притягиваю психованных девиц. Ал правильно подметил, что только таких я и затаскиваю в свою постель. Нормальные люди, как Маша от меня быстро устают. Мы с ней из разных вселенных. Из очень далеких вселенных.

Я отступил от нее, с трудом сдерживая опять вспыхнувшую ярость. Теперь не на нее, а на себя. И еще на судьбу, я ведь и сам не рад, что такой негодяй. С дурными намерениями, с дурными поступками. Но побороть себя опять не смог. Попытался задеть побольнее. Наговорил каких-то глупостей, а в ответ получил внятное, чтобы шел от нее ко всем чертям. Разумеется, приличными словами, но от этого ничуть не менее унизительными.

И вот теперь все. Она ушла, а я стоял, закрыв глаза, прислонившись лопатками к пыльным доскам. На поле снова затопали лошади, подгоняемые нетерпеливыми всадниками. Мне тоже нужно было топать. Но куда и зачем? Мой всадник вылетел из седла, и управлять мной некому. Наверное, поэтому я просто пошел, куда глаза глядят. Не по земле, тут я был плотно привязан обязательствами к Альберту и этому стадиону, а метафорически.

— И что ты будешь делать? — Лизи чокнулась со мной. В глазах ее поблескивало подозрение, а в бокале плескалось что-то неприятно-зеленое. Что за коктейль?

Спустя три дня после той игры в поло, она вытащила меня в бар. Я поставил стакан с бренди на стойку, так и не отпив ни глотка.

— Э? — подруга двинула бровью.

— Не хочется. Впервые в жизни.

И я не врал. Меня словно темным пледом накрыла апатия. Ничего не хотелось, ни о чем не думалось, ничего не чувствовалось.

— Эта Маша — та еще штучка, — носик Лизи заострился, глаза превратились в щелки с пышно накрашенными ресницами. И стали похожи на двух многоножек, расползающихся от переносицы к вискам. Ну да, она злилась. А злая Лизи большое несчастье. Все мы помним ее выходку с математиком и пауком.

Мне пришлось быстро собраться, чтобы гнев подруги не пал на невинную Машу. Она ведь, и правда, ни при чем. Живет человек, как хочет, и совершенно не обязан обращать внимание на типа, который шатается рядом и требует к себе особого отношения.

— Ты с Алом говорил?

— У них с Машей ничего серьезного, если ты об этом. Но он намерен пуститься с ней во все тяжкие.

Лизи дернула плечом, хмыкнула и, задрав подбородок, изрекла:

— Ничего у него не выйдет. Ваша Маша холодная как ледышка. Пока у них дойдет до всех тяжких, он поседеет.

Я с трудом подавил улыбку. Маша — ледышка! А еще говорят, что женщины видят друг дружку насквозь.

— Знаешь, мне все это надоело, — подруга решительно поставила ополовиненный бокал и сверкнула глазами так, что сразу вспомнилось, она внучка той самой женщины, которую боялись все алкаши графства Кент и руководитель СССР Хрущев в придачу, — Два моих друга влюбились в одну девицу. Слюни пускаете, смотрите на нее как побитые щенки. И эта девица даже не я! И ладно бы какая-то стоящая была. А то, ну надо же, рандомная русская пизда!

— Эй, полегче! — возмутился я, но в ответ получил лишь ее гневное: «Пф!»

С продолжением:

— И Платон туда же! Платон! Уж казалось бы! Смотреть на вас троих тошно. Водите вокруг нее хороводы. А что в ней такого-то? Она же никто и ничто! Даже сисек приличных, и то нет!

Я хотел было возразить, что есть у Маши сиськи. Вполне приличные. И волосы, чистый шелк. И тонкая шея. И глаза… Но, вообще-то все это не о том. В Маше есть нечто другое… Но Лизи уже усвистала, мотнув напоследок кудряшками и съездив ими мне по носу. Нехорошо вышло. Я действительно последние три дня являю собой жалкое зрелище. С той игры в поло, когда мой друг увез любовь всей моей жизни на старом Вольво нашего дворецкого. Больше я Машу не видел. А Ал, вернувшись под вечер, светился Менорой и, храня загадочное молчание, прошествовал в спальню. Больше мы с ним не общались. Я не хотел знать, что у него с Машей. А он, видимо, прекрасно справлялся сам, раз не искал у меня ни совета, ни поддержки. Я его понимал. Со мной рядом сейчас было так скучно, что скулы сводило. Меня самого от себя тошнило. В этом Лизи права. Я глянул на стакан с бренди, торчащий передо мной на барной стойке немым укором. Нет, алкоголь мне не поможет. Дурь? Тоже мимо. Я уже пытался, чуть не сдох. Маша преследует меня даже в наркотическом угаре. Мы с ней рука об руку до самой гробовой доски. До моей. Она-то даже не знает, что сопровождает меня во всех моих кошмарах по пути в ад.

Возможно, чуть выше облаков раскаялись, потому что у меня в кармане ожил телефон.

— Просьба к тебе, сын, — старший Сеймур был как всегда предельно лаконичен, — Ты ведь знаешь моего хорошего друга Итана Мура?

— Папа он известный продюсер. О нем знают многие, кто с тобой даже не знаком.

— Так вот, его дочь Вивиан завтра прилетит в Лондон. По работе.

— Вивиан Мур?! Завтра в Лондоне?!

Я слишком поздно понял, что в баре вокруг меня разлилась тишина, и десятки поклонников молодой голливудской звезды только что узнали о свалившемся на наш остров счастье. Во избежание расспросов, я поспешно выскочил на улицу.

— Ты мог бы сказать заранее, — укорил я родителя.

— Ты же знаешь этих киношников, скрытные, как японцы. К тому же малышка Вивиан до последнего отказывалась продолжать работу в том проекте. И если бы не ее бурный разрыв с грязным рокером…

— Вивиан рассталась с Кирком Дугласом? Вот черт! Она, наверное, страдает, бедняжка.

— Она уже не страдает, — кажется, отец хмыкнул в своем нью-йоркском пентхаусе, — Она застала мистера Дугласа в одном джакузи с горничной отеля. И судя по настрою Итона, она могла бы стать вдовой еще до свадьбы. Люди из мира кино зачастую переносят бурные страсти с экрана в личную жизнь. Издержки профессии, полагаю.

— Да уж…

Значит, папаша Мур отправил свою знаменитую дочурку развеяться подальше от Лос-Анджелеса. Как можно дальше. Пока он мешает с дерьмом ее бывшего бой-френда. Грамотный ход. Женщинам не стоит видеть мужских драк.

— А пока суд да дело, Вивиан снимется в чем-то таком в стиле Джейн Остин?

— У девочки контракт с Netflix. Она снимается в этих как их… да не важно, у нее всего несколько смен в Дувре. Итан нажал на пару рычагов, чтобы их придумали и включили в производство. В общем, я хотел бы тебя попросить…

Это было лишним. Три года назад мы с Алом целый месяц развлекали в Бате моих престарелых тетушек, выполняя эту печальную обязанность за моего отца, лишь бы он познакомил нас с юной актрисой из популярного сериала. И он познакомил. К сожалению, сердце Вивиан было уже не свободно, так что ни мне, ни принцу ничего не обломилось, кроме пары дежурных улыбок и десятка фотографий с автографами. Но теперь все складывалось на редкость удачно. Просьба отца опекать теледиву на время съемок, а заодно и засветить ее в обществе, показалась мне подарком судьбы. В моем сумрачном существовании появился смысл. И даже начал намечаться какой-никакой план по возвращению себе золотых эполетов альфа самца. И самое главное, во мне снова проснулась надежда сблизиться с Машей.