Онлайн - связь

Глава 11

Пара минут тишины, и на экране разворачивается фото. Я знала, что лицо он не пришлет, поэтому и разочарования нет. А в остальном крайне горячо, даже учитывая, что он в одежде.

Судя по всему, Ройс в машине. На фото есть немного подбородка, красивая шея с обозначенным адамовым яблоком, фрагмент делового костюма и белая рубашка. Но самое сексуальное — это пальцы. Они оттягивают галстук, словно легким не хватает воздуха после услышанного. Красивые, длинные, сексуальные. Похоже, я становлюсь немного фетишистской мужских рук. Свет падает на него снаружи, словно отсвет фонаря, и картинка размазана. Но это лишь добавляет таинственности и эротизма.

Прикрываю глаза.

— Пальцы кружат вокруг моего самого сладкого местечка, Ройс. Я уже представляю, что они твои. Раздвигаю свои губки и нажимаю на клитор. Ахххх!!! Как бы мне хотелось, чтобы ты делал это языком, как и обещал, — сладко стону в микрофон и на разрядке вскрикиваю, расплескивая воду вокруг себя.

Заканчиваю запись, и она автоматически улетает адресату.

«Тебе стоит лишь попросить, и я это сделаю»

Мои пальцы вздрагивают над клавиатурой. "Хочется и колется" — это про меня. Только в отличие от нормальных женщин, мне колется до потемнения в глазах.

«Спокойной ночи, Ройс»

Откладываю телефон и выбираюсь из ванной, завернувшись в большой банный халат. Спускаю воду, устраиваюсь в спальне под одеялом. При выключенном свете опять лезу в галерею и пересматриваю два реальных фото Ройса, что он мне прислал. Таинственный, несдержанный, настойчивый. Хочу увидеть его всего.

Он первый из моих клиентов, интерес к которому вспыхнул в двустороннем порядке. В самом начале я немного привязалась к Максиму, но когда у него поехала крыша, то быстро очнулась. Остальные были лишь голосами. Некоторые сами присылали свои фото, но мне было не особенно интересно. А вот Ройс… он сумел зацепить.

Утром перед работой звонит мама и очень просит, чтобы я приехала на денек пораньше. Отец слишком нервничает перед приемом, и ей стало бы спокойнее, если я приеду. Он бы обязательно обрадовался и был более позитивным на приеме.

Обещаю что-нибудь придумать, но заранее кисну. Колесников, сволочь эта старая, точно не даст мне отгул, из вредности. Опять же начнет приставать или лезть со своими гадкими намеками.

На работе пишу заявление на отгул, смотрю на него уныло и прячу под стопку бумаг. Знаю, что фиг Колесников подпишет, но попытку для очистки совести сделать нужно.

Решаюсь, когда в его кабинет заходит Лелес. При начальнике у него вряд ли хватит наглости приставать. О неудавшемся поцелуе с Захаром думать себе запрещаю. Может, он уже и выбросил из головы строптивую и странную сотрудницу.

Мила, увидев, что я решительно направилась с заявлением к Колесникову, держит за меня кулачки и желает удачи.

Выдыхаю и нажимаю на ручку двери:

— Можно? — сжимаю в руках листочек. На Лелеса бросаю кроткий взгляд. — По личному вопросу.

— Верочка, позже, — дребезжит Колесников, понимая что зашла я не просто так, — вы же видите, я занят.

— Брось, Семен, девушке нужно срочно, — по касательной замечаю, как Лелес насмешливо рассматривает мой очередной наряд а-ля «прощай молодость, да здравствует пенсионное удостоверение». Поправляю на себе серый свободный пиджак, под которым малиновая блузка с оборочкой, и быстро кладу перед Колесниковым заявление. Вам, Захар Петрович, следовало бы лучше выбирать руководящие кадры, тогда, возможно, и не пришлось бы сотрудникам рядиться как на маскарад. Из всех девушек в отделе короткую юбку только Гаврилова носит. Остальные максимально скромно и закрыто одеваются. Но не спасает...

— Я подумаю, — Колесников отодвигает он мое заявление и бросает на меня крайне тяжелый взгляд. Ну конечно, если я сейчас уйду, ничего он не подпишет.

Смотрю на Лелеса: он закинул ногу за ногу в кресле, руки сложил и упер в подбородок, ухмыляется и наблюдает.

— Семен Александрович, у отца сердце, и мне нужно...

— У меня тоже сердце, — не проявив ни капли сочувствия, обрубает он, — а у тебя постоянные клиенты и хороший подход к ним. Андрейченко только с тобой и договаривается, у остальных нервов на него не хватает.

Да весь секрет в том, что я его слушаю первые три минуты, пока еще диалог возможен, потом отнимаю трубку от уха и извиняюсь невпопад. Когда выговаривается — прощаемся. А после перезваниваю его секретарше и прошу окончательный уточненный список. Рабочая схема, когда уволюсь, Милке передам.

— Я ему в понедельник лично позвоню.

— Нет, свободна, — теряет он терпение и указывает мне на дверь.

Черт!

Оборачиваюсь к Лелесу, глаза которого пытливо за мной смотрят, и использую последний шанс.

— Пожалуйста, — одними губами, пока Колесников отвлекся на звонок по телефону.

Он дергает бровями, цепляет мои губы взглядом и протяжно вздыхает. Я этой комбинации не понимаю.

— Что застыла? — почти шипит Колесников.

— Семен, — раздается из кресла, где сидит Лелес, — подпиши.

— Захар, — тот удивленно переводит взгляд с меня на него, — давай я в своем отделе сам…

— Подпиши, — чуть тише, но железобетонно, — семья важнее, обойдешься один день без Верочки.

Захар Петрович, зачем Вы так? Колесников за эту "Верочку" уже зацепился и смотрит на меня угрюмо. Вижу, чуть сдерживается, чтобы ядом все тут не забрызгать. И ждет меня в понедельник допрос, скандал и какой-нибудь штраф. Об остальном думать пока не буду.

Перьевая ручка скребет по бумаге, и в мою сторону небрежно летит заявление.

— Спасибо, — быстро хватаю его, пока никто не передумал, и разворачиваюсь к двери.

— Я тоже пойду. Семен, вы на выходных на рыбалку с отцом?

— Нет, меня Лида на дачу тащит, — откашливается тот, и меня передергивает. Какая там дача? Бедная Вероника за перевод в экономический отрабатывать будет.

Выходим вместе, и Лелес прикрывает дверь.

— Интересная ты девушка, Верочка, — его глаза задерживаются на малиновой глухой блузке, — такая разная.

— Я? — тревожно сглатываю.

— Каждый день удивляют твои метаморфозы. Про отца хоть правда?

— Да, — краска заливает все лицо. Мысль, что он думает, будто я могу спекулировать здоровьем близких или придумывать им болезни, чтобы отлынить от работы, обижает, — ему уже делали операцию, ставили искусственный клапан. Но теперь опять проблемы и анализы не очень. Похоже, придется делать еще одну.

— Сочувствую, — он делает шаг вперед и сжимает мой локоть. — Дорого?

— Сделают бесплатно, страховка покроет, — осторожно вытаскиваю свою руку из захвата и делаю небольшой шажок назад, — только реабилитация штука дорогая и лекарства. Но мы справимся, все нормально, — бросаю взгляд на опенспейс, откуда за нами слишком активно наблюдают. — Я пойду. Спасибо Вам за помощь.

— Будешь должна, — раздается тихо на прощание, и мурашки ползут по коже, — свидание.

Воздух застывает в легких, и я быстро топаю к своему месту, чтобы перевести дыхание. Милке показываю подписанное заявление. Отворачиваюсь к компьютеру и старательно делаю вид, что ничего особенного не произошло. Просто поболтала с гендиром, с кем не бывает.

Перед самым обедом отношу заявление в отдел кадров и затем присоединяюсь к Милке, которая, как обычно, заняла столик в нашей любимой кафешке.

— Рассказывай, — отставляет она тарелку и нетерпеливо постукивает одной пухлой ручкой о другую.

— Заявление отнесла, завтра в отгуле.

— Вера, — отмахивается она, — я не о том. Все видели, как ты с Захаром Петровичем-властным пирожком любезничала. Гаврилова чуть свои красные накладные ногти не сгрызла. И как ты вообще отгул выцарапала у этого козла? Делись, всем надо.

— Захар на Колесникова нажал, — признаюсь и быстро отпиваю воды из высокого стакана.

— Захар? — Мила округляет глаза. — Это с каких пор у нас так к генеральному принято обращаться? Захар... ммм. Верочка, я жажду подробностей. Неужели твой красный лифчик выстрелил и вы теперь… — она играет бровями и закусывает пошло губу.

— Мы вчера встретились в ресторане, случайно, и он подвез меня домой.

— О боже, — Милка хватает меню и начинает им обмахиваться, — Захарка. Моя мечта.

— Ты замужем, — напоминаю ей на всякий случай и забираю меню. Пока она печально вздыхает, успеваю сделать заказ и отпустить официанта.

— Ты хоть не в этом была? — она брезгливо тыкает в мою блузку.

— Нет, — качаю головой, — в платье. И даже очень неплохом.

— Платье, — повторяет Милка шепотом.

— И на каблуках.

— И-и-и-и? Не томи, — она нетерпеливо забирает у официанта мою тарелку и дает знать, чтобы он быстро испарился, — я жажду эротических подробностей.

— Ну-у-у-у, — тяну я и прищуриваю один глаз, — он пытался меня поцеловать и позвал на свидание.

— А ты? — подруга подается вперед с горящими глазами.

— Отказала.

— Вот дура, — она откидывается на стуле и опять хватается за меню, чтобы им обмахнуться. — Господи, Вера. Сжечь тебя на костре. Такого мужика продинамила.

— Слишком самонадеянный и напористый, — опускаю глаза в тарелку и придирчиво осматриваю салат из овощей и куриной грудки, — меня такие пугают.

— Угу, тебе мямлю-маменького сына подавай. У меня такой, Вера. И скажу тебе, ничего интересного. Мужик должен быть мужиком.

— Да... — больше не вступаю с ней в споры и принимаюсь за еду.

До конца дня стараюсь работать тихо и не привлекать к себе внимания, только это все равно меня не спасает. Колесников вызывает к себе под занавес, когда все уже разошлись, и для начала долго и оценивающе осматривает. Хмыкает и поднимается со своего рабочего кресла.

— И что такого себе наша Верочка удумала? Решила на рыбку покрупнее замахнуться и раздвинуть ножки перед Захаркой?

— Ничего подобного, — мой голос дрожит, когда Колесников оказывается в опасной близости. От него несет резкой туалетной водой.

— Брось, я видел, как ты на него пялилась. Только у Захара невеста есть, если ты не в курсе. Свадьба в следующем году, — он опирается бедрами о стол и гладит край моего пиджака.

— Меня это не касается, — я выдергиваю пиджак из его захвата, — между нами ничего нет. Захар Петрович просто вошел в мое положение, вот и замолвил словечко.

— Бесит, когда через голову всякие выскочки лезут, Вера, — он резко поднимается и ударяется своим телом о мое. Руки жестко сжимают мои предплечья, и искаженное злостью лицо оказывается совсем рядом. — Ты поняла?

— Вы права не имеете так со мной разговаривать, — пытаюсь от него оттолкнуться, но не выходит. Ладони только бесполезно скребут по его гладкому пиджаку.

— Тебе никто не поверит, дура, — он разворачивает меня и толкает к столу.

— Я буду кричать, — повышаю голос и осматриваюсь по сторонам, чувствуя, как беспомощность и безумие накатывают разом.

— Заебало уламывать какую-то тупую вешалку, — Колесников толкает меня на стол, и я спиной ударяюсь о клавиатуру и мышку. Слезы брызгают из глаз.

— Пустите, — отбиваюсь от него руками и ногами. В голове бьется только одна мысль: только не снова, только не со мной. Сдохну, но не дамся. Не знаю, как удается нащупать перьевую ручку и со всей дури ударить его в руку. Пока тварь, чертыхаясь, пошатывается, я вскакиваю на ноги и опрометью бросаюсь на выход.

— Вот сука, — донеслось вдогонку, — в понедельник будешь уволена.

Толкаю дверь и опрометью несусь между пустыми столами. На выходе из здания чуть не сбиваю охранника, но даже не реагирую, просто бегу в метро. Знаю, что Колесников меня не преследует, но не могу остановиться. Просто бежать как можно дальше и не думать.