Глава 12

Разум берет контроль над эмоциями только где-то на конечной моей ветки, и я устало выбираюсь из вагона. Осматриваюсь на пустой платформе и сажусь на лавочку в центре, чтобы подождать поезд в другую сторону. Страх отпустил. Мышцы в теле, что были им скованы, начинают расслабляться и обмякать. Дальше легче — поезд, пятиминутная прогулка до дома, и я на этаже. Но оказаться дома, рядом с близкими, хочется прямо сейчас. Просто прижаться к кому-то любимому и безопасному. Жаль, телепортацию так и не изобрели.


— Привет, — после того как забрала собранную еще вчера вечером сумку, я звоню в дверь напротив. Оставаться дальше в пустой квартире, которая пугает каждым шорохом и капанием из плохо закрытого крана на кухне, было невыносимо.


На самом деле этот страх ненадолго. Острый момент пройдет, и мне станет легче. Нужно просто переждать.


— Привет, — Давид выходит в коридор и внимательно меня осматривает. — Что-то случилось?


— Ничего, — протягиваю ему ключи, — уеду на день раньше. Буду в понедельник.


Отвечаю как робот, на большее я пока не способна. Внутри вакуум. Несколько часов, проведенных под размеренный стук колес, должны меня привести в норму перед встречей с родителями. Станет легче.


— Подожди, — он подхватывает мою сумку и заносит к себе в квартиру, — прости, Вера. Ты выглядишь очень плохо, не могу тебя так отпустить. Посиди у меня хотя бы полчасика, попей чаю, приди в себя. Ты куда-то едешь?


— К родителям, — смотрю на порожек, который нужно переступить, и не решаюсь. Но так нельзя. Не все люди твари. Не все мужчины насильники. Вон Алекс видел меня во всех позах, но никогда даже пальцем — а мог бы, если б хотел. И другие, те, с кем я на свидание ходила, не тронули, и Захар не настаивал, когда я не ответила на поцелуй. Ужасных людей намного меньше, чем нормальных.


Именно эта мантра помогла мне когда-то и спасает сейчас. Без нее я бы давно закрылась в квартире с заколоченными дверями и превратилась в чокнутую отшельницу.


Ужасных людей намного меньше, чем нормальных, Вера. Не бойся!


Заставляю себя сделать шаг вперед и иду за Давидом, который зовет меня на кухню. Большую, просторную и белую. Прямо как я люблю. Вообще обожаю все белое. Для Ани это больничный цвет, а для меня умиротворяющий и чистый. Врачам я верю и в больницах чувствую себя отлично.


— Мне передали классный чай из цветов, тебе понравится. И еще есть пирожные, — забалтывает и пытается отвлечь меня от мрачных мыслей парень.


— Спасибо, — зеркалю его добрую улыбку и без сил опускаюсь на стул, — но мне бы кофе.


— Может, вина? — он вынимает из шкафчика бутылку и ставит передо мной. Тут же появляются и бокалы.


— Мое любимое, — прочесываю волосы пальцами. — Но мне еще ехать, — вздыхаю и морщусь, — не хотелось бы уснуть в поезде и пропустить свою станцию.


— Один бокал не будет лишним, — он отворачивается к кухонному гарнитуру и начинает рыться в выдвижных ящиках. — Штопор где-то точно был. Чертов переезд, все из-за него не на местах, — Давид дергает на себя очередной ящик и вздыхает с облегчением: — Нашел. Вот так зайдет к тебе девушка выпить вина, а ты даже открыть не можешь.


Он опять улыбается и выглядит так мило, что внутри теплеет и начинает отпускать.


— Ты похож на Иисуса, — оцениваю я очередной его наряд — широкие светлые брюки, просторная длинная майка с рукавами и кулон на длинной цепочке с крестом. — Ты верующий?


— Нет, — он пропускает цепочку между пальцами, — это от мамы осталось. Ношу как память.


— А что с ней случилось? — спрашиваю и осекаюсь. — Извини, не отвечай, если не хочешь.


— Умерла от сердечного приступа. Это было давно, — Давид слегка дергает плечами и принимается открывать вино. — А твои родители живы?


— Да, — я рассеянно слежу, как янтарная жидкость наполняет мой бокал, — только папа болеет. Тоже сердце.


— Ты из-за этого такая взвинченная? — мужские пальцы пододвигают ко мне бокал, и Давид ободряюще улыбается.


— Нет, — я поднимаю бокал и вдыхаю приятный аромат фруктов и винограда, — он будет в порядке. Еще одна операция, но он выкарабкается. Папа сильный и любит жизнь.


Делаю пару жадных глотков и перевожу дыхание, затем допиваю до конца и нервно смеюсь.


— Прости, я не алкоголичка, просто день был ужасным.


— Расскажи, давай, — он опять наливает вино и отправляется к холодильнику, откуда достает коробку с макарунами. — Любишь?


— Да, очень, — алкоголь внутри разливается и заставляет меня обмякнуть, — у меня целиакия, так что выпечка не для меня. А тут миндальная мука, можно.


— Не ешь глютен? — он открывает большую коробку и придвигает ее ко мне.


— Угу, — выбираю ярко-синий и с наслаждением откусываю, — вообще это не проблема. Десерты можно вот такие или ПП без муки, макароны яичные, хлеб на зеленой гречке и овсянке. А еще банановый. Так что не страдаю.


— Есть еще шоколад. Горький, с фундуком и изюмом.


— А я не буду выглядеть слишком наглой соседкой? Ты мне и дверь, и это все — я обвожу ладонью вкусности перед собой. — А я тебе даже соли не занесла.


— Это на будущее, — Давид пригубливает вино и присаживается на стул через один от меня, — зато когда понадобится, ты уже не сможешь мне отказать.


— Хитрый какой, — я вытаскиваю еще одно пирожное и откусываю от него — восторг. — Черт, а у тебя случаем не свидание намечалось? А то я сейчас все заточу, и твоей девушке ничего не останется. Нехорошо.


— Я ни с кем не встречаюсь, Вера, — Давид усмехается, — так что не переживай.


— Да я и не переживаю, — приходится прикрыть рот ладонью, потому что по нему расплывается идиотская улыбка. Это же как попытка пробить, свободен ли он, сейчас выглядело, да? — Прости, это нервы.


— Ты очень много извиняешься, — Давид указывает бокалом в сторону гостиной, — пойдем посидим на диване-агрессоре, что попортил твою дверь. На нем, кстати, ни царапины.


— Наверное, мне нужно идти, — я отставляю бокал, — еще до вокзала добираться, и все такое.


— Еще двадцать минут, и я сам отвезу тебя на вокзал, идет? Ты мне должна, я с твоей квартирной хозяйкой каждый день по три раза общаюсь.


— Оу, — поджимаю губы и смотрю на него, извиняясь. Хозяйка та еще дотошная язва, поэтому я сразу так и забеспокоилась насчет двери, — двадцать минут.


Давид галантно пропускает меня вперед и указывает на диван, стоящий в центре гостиной. Я осматриваюсь и сажусь..


— Не знала, что у нас в доме есть двухуровневые квартиры. У тебя очень просторно.


Мой взгляд падает на огромные панорамные окна с видом на центр города, на витую парящую лестницу на второй этаж, на аскетичную, но дорогую монохромную обстановку. В основном, все было белое, изредка встречались вкрапления стали в различных деталях. И еще стекло — много. Все вокруг воздушно и просторно. Сделано, в основном, на заказ. И по первому впечатлению очень дорого. Похоже, разработка игр дело прибыльное.


Не туда ты, Вера, пошла учиться и работать, не туда...


— Спасибо, — Давид опускается на диван с противоположной стороны, не забыв перед этим поставить передо мной коробку с пирожными. Я присаживаюсь на мягкий диван, немного ерзаю, устраиваясь.


— Не хочу обидеть, — он вздыхает, — но и молчать не могу. Тебе ужасно не идет. Просто кровь из глаз.


Мой взгляд сам собой опускается на бабушачью малиновую блузку и дешевый пиджак. Я даже не переоделась, забыла.


— У тебя хороший вкус, — его рука упирается локтем в подушку дивана и подпирает светлую курчавую голову, — мне понравилось твое платье. Тебе шло.


Светлые голубые глаза слегка пренебрежительно сканируют мой образ. На его лице отражается мука, будто владельцу физически плохо от увиденного.


— Это, — я сжимаю бокал плотнее, и настроение, так неплохо державшееся последние полчаса, сдувается, — для работы.


— Вера, — Давид подсаживается ближе, но все так же соблюдает дистанцию, — это из-за работы? Да что случилось, расскажи.


— Я не могу, — чувствую, как губы начинают дрожать и мурашки болезненно покрывают кожу, — это неприятно. Мы мало знакомы, Давид. И я не хочу тебя беспокоить. Просто забудь.


— Глупости, — он хмыкает, — неприятно было сейчас двенадцать часов подряд рисовать локацию с трупами, так что за меня можешь не переживать.


— Ого, — забираюсь на диван с ногами и забиваюсь в самый уголок. В пару глотков допиваю вино и верчу в руках бокал. Знаю, это неправильно, вот так на первого встречного все вываливать, но поделиться хочется невыносимо. Просто сказать вслух.


— Мой начальник, — опускаю глаза, — он… пристает. А сегодня пытался изнасиловать, прямо у себя в кабинете. В конце рабочего дня. Не понимаю, как получилось отбиться. Господи, как же я хочу, чтобы кто-нибудь сломал этой старой падали Колесникову ноги и отбил детородные органы.


— Блядь, — Давид поднимается на ноги и за пару шагов оказывается рядом. Осторожно присаживается на корточки и сжимает руки в замок, который кладет у моих ног. — Он тебе что-нибудь сделал? — его взгляд решителен и напряжен.


— Нет, — качаю головой и отдаю ему пустой бокал, — и не сделает. В понедельник я пишу заявление по собственному желанию и ухожу. Все, больше не могу.


— А заявление в полицию накатать или пожаловаться начальству выше?


— Сотрудница со странностями против уважаемого семьянина с двумя взрослыми детьми, — криво улыбаюсь, — который давно дружит с хозяином компании и его отцом. Что думаешь, шансы есть?


— Как меня достал наш совок, — он закатывает глаза, — кругом порука и кумовство. Вот поэтому я предпочитаю иностранных заказчиков. Их интересуют только мои мозги.


— Онлайн безопасно, — пытаюсь улыбнуться Давиду, — там тебя не достать.


— Тебя больше никто не тронет, — лицо Давида на секунду приобретает яростное выражение. Он глубоко вдыхает и закрывает глаза, будто пытаясь сдерживать себя от действий. — Может быть, тебе лучше остаться сегодня? Можешь даже у меня. В гостевой, естественно.


— Хочу домой, — мотаю головой в разные стороны, — к маме. Понимаешь?


— Понимаю, — он вдруг тепло улыбается и согласно кивает. — Тогда отвезу тебя на вокзал и посажу на поезд. Договорились?


— Хорошо, спасибо, — поднимаюсь на ноги, — только переоденусь во что-нибудь нормальное.


— Давай, — Давид отпускает меня в мою квартиру и через десять минут встречает на пороге. В джинсах и водолазке. Волосы стянуты резинкой на затылке. Так он становится похож на обычного парня.


— Готова? — в его руках моя сумка. Он закидывает ее на плечо и пропускает меня вперед. Не упустив момента, оценивающе пробегается по моим обтягивающим брючкам и рубашке.


До вокзала мы едем молча, только на перроне Давид уточняет, во сколько обратный поезд, и предлагает встретить. Я отказываюсь, потому что и так слишком много времени у него отняла. Он кривится и закатывает глаза, но соглашается.


Спохватившись, вынимаю из сумочки ключи от квартиры и передаю Давиду.


— Вечеринки до десяти человек, больше не вместится. Музыку ночью громко не включать, за стеной соседка-инсультница. Наведете бардак — вызовите клининг.


— Обязательно, — парень хохочет в кулак и ставит у моих ног сумку, — еще пожелания?


— Полей цветок на кухне, а то он почти загнулся, — мнусь и цепляю за ручки сумку.


— Молодые люди, прощаемся, — выглядывает из вагона проводница и зависает на подножке, — миловаться дома надо было.


— Сами разберемся, — буркаю любопытной дамочке и машу Давиду на прощание. Он не уходит, пока поезд не трогается. Так и стоит на перроне, сложив руки и глядя на меня через окошко. Когда поезд трогается, кивает.


Улыбаюсь, пока Давид не скрывается из вида. С ним рядом так спокойно, что даже странно. Кусаю губы и с благодарностью забираю стакан чая, принесенный проводницей. До меня вдруг доходит, что именно было не так. Люди — существа, стремящиеся к телесному контакту. Особенно, если человек противоположного пола нравится. Я Давиду нравлюсь, одних его взглядов достаточно. Но за все время знакомства он не прикоснулся ко мне ни разу. Хотя мог. И хотел, я видела. Но был осторожен, словно знал о моей проблеме и не хотел пугать.

Загрузка...