По мере того как джип удалялся от места происшествия, Майк чувствовал себя все более уверенно, когда же они свернули на автостраду, откуда до ранчо Майка было рукой подать, он приободрился окончательно. Исчез противный озноб, сопровождавший его, пока они тряслись по проклятому шоссе № 18.
Кто-то прятался около брошенной машины — в этом сомнений не было. Майк гордился своей способностью чувствовать опасность и целиком относил это на счет своей индейской крови. Но быть может, он придавал своим индейским генам слишком уж большое значение: женщина, которая спала на сиденье рядом, тоже чувствовала опасность, хотя индианкой и не была. Майк перевел взгляд на свернувшуюся клубочком незнакомку. Несмотря на ее распухшее, в кровоподтеках лицо, он готов был поклясться, что она прехорошенькая. Майк нахмурился: ну, хорошенькая, даже, может быть, красивая, но ему-то что за дело? С какой стати его должна заботить внешность совершенно незнакомой ему женщины?
А вот в остальном позаботиться о незнакомке не мешало. Она явно нуждалась в заботе и уходе, и ее внешность в данном случае не имела никакого значения. Наверняка она пробудет у него на ранчо не больше суток. После того как с ней побеседуют полицейские, а ее машину отбуксируют к автостраде и приведут в нормальный вид, она скорее всего уедет.
Майк остановил джип у двери дома. Хотя они ехали по проселочной дороге, машина отлично слушалась, не увязала в глубоком снегу, так что поездка прошла без происшествий. Но все равно Майк чувствовал усталость. Он поднял руки, развел их в стороны, чтобы размяться, потом несколько раз глубоко вздохнул. Было уже очень поздно. Его запорошенный снегом дом казался тихим, темным и каким-то заброшенным.
Спать, спать, спать, подумал Майк. А потом произнес вслух, хотя тоже обращался к самому себе:
— Интересно, Абнер не забыл накормить Брэнди?
— Что вы сказали?
Он повернулся к своей спутнице и обнаружил, что она проснулась.
— Как вы?
— У меня все болит. Куда мы приехали?
— На мое ранчо.
— На ранчо? Почему вы не отвезли меня в мотель?
Не отвечая, Майк устроился поудобнее.
— Может, расскажете мне толком, что произошло?
Некоторое время Мэгги пыталась понять, чего он от нее хочет, а потом сразу и во всех деталях вспомнила о недавних событиях. Она откашлялась, и начала:
— Генри… это… — Монолог оборвался. Она никак не могла подобрать нужные слова, да и говорить обо всех этих ужасах не очень-то хотелось. Сейчас, во всяком случае. Может быть, потом, когда-нибудь…
— Он же избил вас. Следы побоев не спрячешь. Я только одно хочу знать: почему он это сделал?
— Я не знаю почему. Он — псих. И не дает мне жить спокойно.
— Вы хотите сказать, что нечто подобное бывало и раньше?
— Нет, раньше он меня не бил. Он только разговаривал со мной по телефону — прямо-таки изводил своими звонками.
Майк, с минуту поразмышляв, кивнул. Постепенно он начал понимать, что к чему.
— Я мог отвезти вас в мотель, но подумал, что это небезопасно. Он ведь жив — не забыли? Мы не знаем даже, тяжело он ранен или нет. Тем более трудно предположить, какие у него теперь планы.
— Думаете, если бы я остановилась в мотеле, он бы меня нашел?
Майк пожал плечами:
— Кто знает?
— Полиция должна защитить меня.
Майк снова кивнул.
— Но только завтра. Сегодня им не до вас. Так что ночь вам придется провести здесь.
Женщина окинула его холодным оценивающим взглядом. Майку стало неуютно. Он себя особенно привлекательным не считал. Не урод, конечно, но и не красавец. И тут его осенило. Вчера вечером эта женщина была избита, возможно, даже изнасилована. Да ей сейчас каждый мужчина должен казаться негодяем и уродом!
— Надеюсь, не надо объяснять, что вам здесь ничего не грозит? Вы меня, конечно, не знаете, но я готов поклясться, что не обижу вас.
Мэгги некоторое время смотрела на него в упор, потом опустила глаза и тихонько вздохнула. До сих пор этот человек ничего дурного ей не сделал, и у нее не было никаких оснований думать о нем плохо. Кроме того, выбирать не приходилось: судя по всему, ни мотеля, ни гостиницы поблизости не было.
— Как вас зовут?
— Майк Стэнфорд.
— А я — Мэгги Смит. Хочу поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали.
Майк покачал головой.
— Каждый бы вам помог в такой ситуации.
— Очень может быть, но…
— Становится холодно. Давайте войдем в дом, — перебил ее Майк.
Он вылез из джипа, обошел вокруг, распахнул дверцу со стороны Мэгги и жестом показал, что возьмет ее на руки.
— Я и сама могу дойти.
— Мне это не тяжело, — сказал Майк и, подхватив Мэгги, донес ее до дверей дома. Бережно поставив ее на порог, он открыл двери и предложил женщине войти.
Мэгги заколебалась. Ей было страшно.
— У вас дверь не заперта, — произнесла она шепотом.
Майк нажал на выключатель у входа, и комната озарилась мягким золотистым светом.
— Я никогда не запираю дверь. У нас в округе никто дверь не запирает.
Мэгги, едва заметно поморщившись, покачала головой:
— Это небезопасно.
— Сегодня ночью я сделаю исключение и запру двери на замок, — пообещал Майк. — Так что не волнуйтесь.
В следующее мгновение откуда-то выбежал большой ирландский сеттер и кинулся к ним. Мэгги замерла.
— Не бойтесь, он не укусит.
Сеттер в знак приветствия лизнул хозяина в лицо, а потом заплясал вокруг него от радости, вскидывая ноги, как дрессированный пони.
— Сидеть, Брэнди! — скомандовал Майк и обернулся: — Может быть, все-таки войдете? — Он направился к печке. Уселся перед железной дверцей на корточки, и начал колоть лучину.
Мэгги вошла и присела на диванчик.
— Вот разожгу печку и принесу ваши сумки. Есть хотите?
— Даже не знаю.
— Вы когда в последний раз ели?
— Думаю, дня три назад.
— Три дня? Вы что же, все это время провели в машине?
С тех пор как Мэгги заблудилась, она потеряла счет времени и не могла теперь сказать с уверенностью, сколько часов или дней просидела в своем автомобиле.
— Три дня или два, я точно не помню.
Майк кивнул, чиркнул спичкой и поджег бумажный ком, который положил в печь на лучину.
— Сейчас я что-нибудь вам приготовлю, — пообещал он и куда-то ушел.
Мэгги стала смотреть, как в печи разгорается огонь. Неожиданно ее охватило чувство довольства и покоя, которого она не испытывала, казалось, уже тысячу лет.
Веки у нее снова стали наливаться свинцом. Должно быть, она чертовски устала за последнее время: ни минуты не может посидеть с открытыми глазами!
«Это все из-за шока, который мне пришлось пережить», — сказала она себе. Потом, даже не оторвав от пола ног, она откинулась на подушку, лежавшую на диване. Когда Майк вошел в гостиную с чашкой кофе и тостами на подносе, она уже спала мертвым сном.
Майк подумал, что было бы неплохо разбудить Джейка и его жену Мириам. Мириам могла бы позаботиться о гостье, устроить поудобнее, помочь снять испачканное кровью пальто и переодеть ее в пижаму.
Время, однако, давно уже перевалило за полночь. Да Бог с ним, одну ночь можно и в пальто поспать. Поскольку Майк знал, что под пальто у Мэгги ничего не было, сам он не рискнул заниматься ее благоустройством.
Завтра ей станет полегче, подумал он. Крепкий сон придаст ей сил и прочистит мозги. Завтра она уже будет в состоянии позаботиться о себе сама.
Генри умирал от холода. Он стоял у дерева и наблюдал за домом. Время тянулось мучительно медленно. Господи, да лягут они там когда-нибудь или нет? Генри всегда считал, что фермеры ложатся рано.
Ног он уже не чувствовал, рук тоже.
Об огнестрельной ране на голове он старался не думать. Ему казалось, будто она отстрелила ему полголовы. Неожиданно Генри хихикнул: зато вторая половина цела, верно?
Все это, в общем, не важно. В любом случае ему хватит мозгов, чтобы отомстить этой сучке за то, что она с ним сделала.
Кровь натекла ему за воротник и намочила рубашку. К тому же она коркой засохла на лице и омерзительно стягивала кожу. Ничего, думал Генри, скоро эта тварь за все расплатится сполна — и за это тоже. Мысль о мести придавала Генри силы, чтобы стоять на морозе и ждать, когда свет в доме погаснет.
Поначалу он хотел постучаться и попросить помощи. Отрицать, что в него стреляли, было бессмысленно, но можно ведь сказать, что это несчастный случай на охоте. Но хозяин в любом случае вызовет полицию, а это никак не входило в его планы.
Генри, крадучись, подошел к стене и замер, дожидаясь удобного момента, чтобы проникнуть внутрь. При этом он думал, что сотворит с Мэгги, когда до нее доберется.
Теперь у него был пистолет, но стрелять в нее он не станет. Она не заслуживает скорой смерти, она должна умереть в мучениях. Интересно, сколько мук и боли она сможет перенести, прежде чем умрет?
Генри настолько ушел в свои мысли, что пропустил момент, когда наконец погас свет. Неожиданно он осознал, что вокруг него сплошная тьма. Он с облегчением перевел дух. Еще несколько минут, и ему снова будет тепло. Надо только еще немного подождать — для верности.
Генри на цыпочках подошел к окну и заглянул в него. Темно. Но похоже, комната пуста. Снова прижавшись спиной к стене, Генри спросил себя: хватит ли у него сил, чтобы претворить в жизнь то, что он задумал? Женщин убивать легко, к тому же большинство из них заслуживает смерти. Но убивать мужчину ему до сих пор не приходилось. К тому же он так устал и потерял так много крови… Больше всего на свете ему хотелось спать, но этого он себе позволить не мог. Если он сейчас здесь заснет, то замерзнет во сне и больше не проснется. Признаться, собственная смерть его не очень-то заботила. Он не боялся ее и готов был шагнуть в черный провал небытия, когда пробьет его час. Но прежде ему надо было закончить одно дельце.
Он не имеет права умирать, пока жива эта шлюха.
По его расчетам выходило, что свет потух около получаса назад. Интересно, в доме уже все спят? Достаточно прошло для этого времени?
Входная дверь оказалась незапертой. Генри едва не расплылся в улыбке. Черт, как легко, оказывается, в этих краях проникнуть в чужое жилье! Хорошо бы, чтобы и остальное прошло так же гладко.
Убить женщину будет нетрудно, снова подумал он. Нет ничего легче, чем убить шлюху. К тому же это благородное дело, что бы там кто ни говорил.
Генри неслышно прошел на кухню и остановился. Нужно было, чтобы глаза привыкли к темноте. Потом он выдвинул один ящик кухонного шкафчика, затем другой. Когда блеснула сталь ножа, он вздрогнул: лезвие призывно сверкало и, казалось, само просилось к нему в руки. Это добрый знак, подумал Генри, и бесшумно вынул нож из ящика.
Затем он положил нож и пистолет на разделочный столик и начал раздеваться. В доме было тепло. Постепенно продубленная ледяным ветром кожа стала согреваться. Хорошо… Генри почувствовал запах очага и дыма и улыбнулся. Сегодня он будет спать в тепле. После того как все сделает, он будет спать долго и крепко.
Генри разделся донага и теперь стоял на кухне, вбирая тепло всей поверхностью тела. Ему еще не приходилось стоять обнаженным в чужом доме. Ощущение, которое он при этом испытывал, ему понравилось. Казалось, от этого он становился выше ростом, сильнее и могущественнее.
Прежде чем выйти с кухни, Генри прихватил с собой нож и пистолет.
Он двинулся по коридору к дверям, находившимся в самом конце. Та дверь, что справа, ведет в их комнату — это точно. Там свет в окне не гас очень долго.
Генри подошел уже к самой двери, когда услышал тихое ворчанье собаки. Он замер и прижался спиной к стене, но собаку это не остановило.
Генри едва не закричал, когда на него в темноте навалилось тяжелое тело, едва не сбив его при этом с ног. Он слышал ее шумное дыхание и испытал пронзительную боль, когда собачьи зубы впились в его запястье, разрывая плоть.
Генри едва не выронил пистолет. Он хотел что-то предпринять, но не мог. Зато, оказывается, машинально, не отдавая себе в этом отчета, он снова и снова наносил собаке удары ножом, который сжимал в другой руке. Неожиданно животное заскулило и упало к его ногам. Пес был мертв.
Генри трясся как в лихорадке. Этого он не ожидал. Вот глупость — не подумать о собаке! Люди, что живут на ферме, всегда держат собак.
Чтобы передохнуть, немного успокоиться и сделать шаг, Генри понадобилось несколько минут, показавшихся для него вечностью.
Стараясь не шуметь, он отворил дверь. В комнате было темно. Генри немного подождал, потом шагнул через порог.
В комнате слышалось негромкое, ровное дыхание. Люди спали. Генри ненавидел их за то, что они могли позволить себе такую роскошь — спать, за то, что они находились в тепле, пока он сражался с их бешеным псом, а до того мерз на улице с кровоточащей раной на голове.
Генри нащупал на стене выключатель и зажег свет. Мужчина пробормотал что-то невнятное и отвернулся к стене, но женщина повела себя по-другому. Может быть, она еще не успела заснуть, или ее разбудил вой собаки, но она подняла голову, увидела в комнате обнаженного незнакомца, тихо ахнула и приподнялась на постели, опираясь на локоть. От страха глаза у нее едва не вылезли из орбит.
Генри ухмыльнулся. Этой шлюхе было от чего прийти в ужас. Кроме того что он был голым, он был весь перемазан в крови. Генри не сомневался, что больше всего женщину напугала именно его нагота. Он едва не захихикал.
Женщина открыла рот, явно намереваясь закричать. Обычно он был не против, когда шлюхи кричали. Ему необходимо было знать, что его боятся. От этого он становился сильнее и смелее. Но теперь наслаждаться женскими криками не время. Надо делать дело. Должен же он, в конце концов, поспать?
Он спустил курок и женщина начала заваливаться на спину. Грохот выстрела разбудил мужчину, тот распахнул глаза и попытался подняться с постели, но вторая пуля впилась ему в грудь. Мужчина рухнул на кровать рядом с женой. Увидев представшую его взору картину, Генри улыбнулся. Они вроде как спали, и никто вроде их и не убивал. Но Генри-то знал, что перед ним трупы. Впрочем, было бы неплохо застраховать себя от всяких неожиданностей.
И Генри застраховал — ножом.
Затем он нахмурился. Слишком поздно до него дошло, что женщину убивать не стоило. С ней можно было еще поиграть. Рядом с трупом ее мужа — то-то было бы забавно!
Генри тяжело вздохнул. Убийство двух человек сильно возбудило его, и с этим надо было что-то делать. Не трахать же труп. Он не любил дотрагиваться до мертвецов. Существовал, правда, еще один способ утолить похоть — почти такой же приятный, как сношение. Генри прислонился к дверному косяку и стал поглаживать свой воспрянувший член. Почему-то на этот раз поглаживание принесло ему куда больше удовольствия, чем обычно. Быть может, потому что он давно этим не занимался? Хотел быть в форме перед встречей с этой шлюхой — Мэгги. Или все дело в том, что он прикончил этого тупого фермера и его жену?
Генри выключил свет и вышел из комнаты, подумав, что ему повезло: эта маленькая, уединенная ферма — настоящее сокровище. Здесь никто не жил, кроме фермера и его жены, стало быть, никто не слышал выстрелов.
Генри хотелось спать, но еще больше ему хотелось согреться. Он двинулся в гостиную, где находился камин. Пламя почти потухло, но на полу лежали поленья. Генри сунул в камин сразу три, а когда огонь разгорелся, удовлетворенно вздохнул и потер руки. Ему стало тепло и уютно. Вот теперь он поспит как следует. А об этой шлюхе Мэгги он позаботится потом — когда отдохнет и немного придет в себя. Никуда она от него не денется.
Мэгги открыла глаза и обнаружила, что лежит на диванчике в темной комнате. Она нахмурилась, пытаясь сообразить, где она находится и как сюда попала, но потом вспомнила все сразу, до мельчайших подробностей. И снова на нее нахлынул страх, как обручем сковавший ее тело. Потом так же неожиданно, как страх, к ней пришло ощущение безопасности и покоя. Она с облегчением перевела дух, потянулась и краем глаза посмотрела на собаку, спавшую у печки.
Ей захотелось пить. Надо было подниматься и идти на поиски кухни. Она попыталась приподняться на локте, но ощутила ужасную усталость. Она попыталась не поддаваться сну, но веки не слушались. Это все оттого, что в комнате так жарко, подумала она. Слишком долго ей пришлось мерзнуть, и теперь ее тело жадно вбирало тепло. Позабыв про жажду, она смежила веки и снова забылась сном.
Бросив взгляд на затухающее пламя, Мэгги поняла, что прошло несколько часов. Тем не менее в комнате все еще было темно, и утро не торопилось сменить ночь. Что же в таком случае ее разбудило? Может быть, она что-то услышала? Некоторое время она лежала без движения, вслушиваясь в тишину. Наконец до ее слуха долетели звуки чьей-то тяжелой поступи. Это были шаги мужчины. Кто-то осторожно двигался в темноте по комнате. У Мэгги заколотилось сердце. Это Генри! Он все-таки до нее добрался! Как она могла забыть, что Генри всегда будет идти за ней по пятам? Ну почему, почему она не убила его, когда судьба предоставила ей такую возможность?
Она продолжала лежать без движения, затаив дыхание. Нужно, чтобы Генри поверил в то, что она спит. Это вопрос жизни и смерти!
Она чувствовала, как он наклонился над ней, коснулся ее… Но нет, он до нее не дотрагивался. Он только поправил плед, которым она укрывалась.
Когда же он от нее отойдет? Когда он пошел прочь, она приоткрыла глаза и заметила, в каком направлении он скрылся. При свете затухающего очага можно было увидеть не много, но и не так уж мало.
Мэгги, например, заметила стоявшую у железной дверцы кочергу и лопатку для углей. Она поднялась с диванчика, сжала в руках кочергу и подкралась к двери. Там, по-видимому, находилась кухня. Она стояла в нескольких дюймах от дверного проема, прислушиваясь к тому, как он ходит, и дожидаясь того момента, когда он приблизится.
Он был уже рядом с дверью, но неожиданно шаги затихли. Мэгги затаила дыхание. Почему он остановился? Он что, знает, что она здесь? Услышал, как она дышит или как непозволительно громко стучит ее сердце?
Подняв кочергу над головой, Мэгги замерла.
Прошу тебя, Господи! Пусть он только выйдет! А уж все остальное она сделает сама. Все на себя возьмет, на все пойдет, только бы избавиться от испепелявшего ей душу страха. В следующее мгновение он появился в дверном проеме и остановился, повернувшись к Мэгги боком. Она поняла, что лучшей возможности ей не представится, и что было силы ударила кочергой по плечу.
Майк держал в руке кружку с кофе и Как раз собирался поднести ее ко рту. Боковым зрением он заметил какое-то движение в углу, но отреагировать не успел. В следующий момент рука у него онемела и из ослабевших пальцев выпала кружка. Он не успел еще как следует осознать происходящее, как последовал новый удар — на этот раз по голове.
На долю секунды он потерял сознание, а когда опомнился и бросил взгляд на опустевший диванчик, то сразу все понял. Мэгги между тем снова взмахнула кочергой, но на этот раз Майк опередил ее. Он пригнулся и ушибленным плечом нанес женщине удар в грудь, сбив ее с ног. Потеряв при этом равновесие, Майк вместе с нападавшей рухнул на пол, придавив ее к полу.
Мэгги хотела было закричать, но обрушившийся на нее всей массой Майк сбил ей дыхание, и из ее уст вместо крика вырвался какой-то сиплый рык. Заворчал, вскочив, Брэнди, но Майк быстро призвал его к порядку, сердито бросив:
— Ты опоздал, приятель!
Он вырвал из рук Мэгги кочергу и теперь держал у самого ее горла, давая тем самым понять, что последние события до чрезвычайности испортили ему настроение.
— С чего это вам взбрело в голову меня бить, леди? Что вы замышляете?
Но у Мэгги и в мыслях не было, что она могла сражаться с кем-нибудь, кроме Генри. По этой причине она продолжала пребывать в уверенности, что на нее навалился все тот же ее вечный преследователь, и ее сознание отозвалось на это вспышкой буйной истерики.
Она закричала так, что у него заложило уши. В эту минуту Майк боролся с сильнейшим искушением: уж очень ему хотелось огреть эту женщину кочергой по голове, то есть поступить с ней точно так, как она поступила с ним.
Справившись с искушением, он отшвырнул в сторону кочергу и схватил Мэгги за плечи. Глаза у него грозно сверкали, но Мэгги, продолжавшая биться в истерике, не замечала этого. Майку ничего не оставалось, как основательно ее встряхнуть, как трясут спелую грушу. Это возымело действие — крики прекратились, уступив место слабым стонам.
Между тем у Майка появились к гостье кое-какие вопросы. Прежде всего ему хотелось узнать, зачем она набросилась на него, не было ли у нее какого-нибудь коварного плана на его счет и не поджидал ли ее где-нибудь неподалеку сообщник, чтобы вернее с ним, Майком, расправиться.
Но зачем ей все это было нужно? Никаких ценностей у него отродясь не водилось. Все, чем владел Майк, это была его ферма — если не считать страховки, конечно. Он покачал головой: во всем происходящем следовало основательно разобраться.
Долго, бесконечно долго он всматривался в ее черты. Чтобы наброситься на человека без видимой причины, нужно основательно повредиться в рассудке, и ему следовало не злиться на нее, а пожалеть. Но Майку в своей жизни приходилось видеть всякое. Что, если это всего лишь игра? Он решил не искушать судьбу.
— Я так больше не могу… Я не вынесу… Убей меня — и покончим с этим, — бормотала женщина, а потом снова принималась жалобно стонать.
По всем признакам она все еще не пришла в себя. Но Майк больше не доверял ей. Поднявшись, он заметил, что пальто на ней разошлось и грудь обнажилась. Он презрительно скривил рот. Что это, еще одна попытка его разжалобить, заставить позабыть, что минуту назад она едва не вышибла ему мозги?
— Лежите и не двигайтесь, — проворчал он. — Я скоро вернусь.
Майк хотел было скомандовать собаке «охраняй!», но передумал. Глупый пес даже не сумел предупредить своего хозяина, что его ждет засада, а ведь для этого ему было достаточно всего разок тявкнуть. Майк надел пальто и нахлобучил на голову шляпу, прикрывая шишку, которая пока что была невелика, но увеличивалась в размерах с каждой минутой.
Когда мужчина встал и отошел от нее, в сознании у Мэгги произошел перелом и страх уступил место недоумению. Он уходит! И это после того, как она лежала под ним, вся в его власти? Но почему?
Тогда и только тогда она поняла, что ударила кочергой не Генри, а совсем другого человека. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но он вышел из дома и захлопнул за собой дверь.
Мэгги уселась на полу в гостиной. Совсем одна, если не считать собаки, которая с любопытством на нее поглядывала. Она попыталась размышлять, разобраться в этом новом для нее мире. Но облегчение оттого, что она осталась жива, затопило ее с головой, и Мэгги снова залилась слезами.
Понадобилось не менее пяти минут, прежде чем ей удалось совладать с собой, прекратить плакать и заставить себя подумать о человеке, который только что вышел из дома. Интересно, куда это он направился? Помнится, он был зол на нее. Еще бы ему не злиться! Каждый бы на его месте пришел в бешенство, если бы его без всякой на то причины огрели кочергой.
Должно быть, Майк Стэнфорд решил, что она сошла с ума. Возможно, он и прав — кто знает? Не лишено вероятности, что события последних дней и впрямь лишили ее рассудка. Мэгги нахмурилась. Помнится, Майк пробурчал нечто вроде «что это вы замышляете?». На что это, интересно знать, он намекал? Непонятно.
Оказавшись во дворе, Майк обошел вокруг дома, высматривая на снегу следы. Ни одного. Тогда он направился к амбару. Снова ничего. Если бы эта женщина имела какой-то преступный план, ее сообщник наверняка бы прятался около дома или в амбаре, дожидаясь условного сигнала.
Майк покачал головой. Воображение завело его бог знает куда. Ничего она не замышляла и никакой преступницей не была. Ее поступок имел какое-то простейшее объяснение. Может быть, он ее напугал? Или она вдруг решила, что перед ней тот самый злодей по имени Генри?
Майк вошел в дом. Все лампочки и осветительные приборы были включены — даже на кухне горел свет. Интересно, что она придумала на этот раз? Он направился на кухню, где что-то падало и гремело.
Обнаружив, что гостья роется у него в кладовке, Майк неслышно подкрался к ней и гаркнул:
— Что это вы здесь делаете, а?
Женщина заверещала диким голосом и упала головой вперед. При других обстоятельствах это потешное зрелище до того рассмешило бы Майка, что он и сам, наверное, не удержался бы на ногах. Он и вправду чуть не упал, но не от смеха, а от ее пронзительного крика, от которого, казалось, у него вот-вот лопнут барабанные перепонки.
— Знаете что, леди? — произнес он, переводя дух. — Если вы будете так вопить всякий раз, когда я окажусь поблизости, меня может разбить паралич.
Мэгги, вся в пыли и паутине, выбралась наконец из кладовки.
— Извините. Я не слышала, как вы вошли.
— Так что вы все-таки делаете? — поинтересовался Майк.
— Ищу совок, швабру и тряпку.
— В кладовке я ничего этого не держу.
— Я уже поняла… — протянула Мэгги. Насколько она успела заметить, в кладовой он хранил жестянки с собачьей едой и свою винтовку.
— Все это хранится у меня в прачечной.
— В этом есть определенный резон, — заметила Мэгги, обращаясь преимущественно к себе самой.
Прачечная оказалась небольшой комнатой, где стояли стиральная машина и сушилка, а также хранилось множество всевозможных предметов, не имевших никакого отношения ни к белью, ни к стиральным порошкам. К примеру, там находились лопата для разгребания снега, та самая швабра, которую Мэгги искала, и большая железная жаровня. На стенах висели свернутые в кольца веревки, а также всех размеров капканы и ловушки в виде клеток. В одном углу стоял ящик для инструментов, в другом — сломанный торшер. Корзина для грязного белья, пачки со стиральным порошком, флаконы с отбеливателем и моющими жидкостями занимали только две полки, висевшие на вмурованных в стену кронштейнах.
Пока Мэгги разгуливала по прачечной и с критическим видом разглядывала его хозяйство, у Майка в душе копилось раздражение. Прежде, до ее появления, он полагал, что в собственном доме он вправе класть и вешать свои вещи куда ему вздумается. Но об этом он говорить не стал.
— Почему вы меня ударили? — спросил он.
Мэгги вышла из прачечной, вооруженная шваброй и совком, и стала собирать осколки стекла, лежавшие на полу гостиной. Свою добычу она вынесла на кухню и выбросила в мусорное ведро.
— Я подумала, что вы — Генри.
Майк и сам пришел примерно к такому же выводу, но тем не менее решил продолжить допрос:
— С какой стати Генри должен был оказаться у меня на кухне и распивать там кофе?
— Я не знала, что вы пьете кофе. Я подумала, что ко мне в темноте кто-то подбирается. И потом, с чего это вам вдруг вздумалось пить кофе среди ночи?
Майк неожиданно для себя начал оправдываться, что еще больше увеличило его раздражение.
— Так было уже пять часов!
— И что с того?
— Как что? Пора вставать. Вы не забыли, что мы на ранчо?
— Наверное, забыла. Кстати, а вы говорили мне, что живете на ранчо?
Майку вдруг стало стыдно. Она вчера была в ужасном состоянии. Хорошо еще, что наутро вспомнила собственное имя. А он заладил про свое ранчо… Кричал на нее… А все потому, решил он, что у него чертовски болят плечо и голова. И еще — нога. С чего бы, спрашивается, болеть ноге? Ведь по ноге она вроде его не била?
Он опустил глаза и увидел торчавший в бедре осколок разбитой кружки. Он прикоснулся к осколку пальцами и застонал: тот засел глубоко и крепко. Этого еще не хватало! Вообще денек складывался так, что лучше всего было завалиться в кровать, проспать минимум сутки и снова начать жить с завтрашнего утра.
— Что случилось? — тихо спросила Мэгги.
— Да вот — нога.
— Что — нога? — Мэгги, проследила за его взглядом, увидела осколок и побледнела: — Господи, вот ужас-то! Да вы садитесь, садитесь.
Майк сделал, как ему было велено, удивляясь, что рана в бедре разболелась по-настоящему только сию минуту, а когда он ходил по двору, тревожила его не больше, чем какая-нибудь царапина.
— Где у вас ванная?
— Сразу же за гостиной.
Мэгги пошла в указанном направлении. Включив свет, от которого резало глаза, она потянулась к аптечке, и вдруг увидела в зеркале свое отражение.
— Боже! — вскричала она.
Мэгги знала, что Генри рассек ей ударом кулака губу, чувствовала, как опухло и отекло лицо, но не подозревала, что выглядит так ужасно.
Через несколько минут она вернулась на кухню и положила медикаменты на кухонный столик.
— Что так долго?
— Рассматривала свое отражение. Не думала, что картина столь удручающая. — Мэгги стала распаковывать пакетики с бинтами и пластырем. Раскладывая их на столике, она мрачно пошутила: — Сейчас мне самое время брать банк. Когда опухоль спадет, ни один свидетель не признает во мне грабителя.
Майк ухмыльнулся. Что ни говори, у этой женщины имелось чувство юмора, и ему это нравилось.
— Насколько я помню, обошлось без переломов?
— Если не считать головы. По моему разумению, «легкая контузия» означает наличие в черепе трещины. Одной — это уж как минимум.
Майк вспомнил, что недавно вел себя с ней не слишком любезно. Ему следовало быть по отношению к ней добрее. Опустив глаза, он пробормотал:
— Прошу простить за мое поведение. Я совсем забыл про вашу контузию.
— Я сама виновата. Не узнала вас. — Она пожала плечами. — Уж извините меня за кочергу.
Майк с готовностью кивнул.
— Закатайте штанину! — скомандовала Мэгги.
— Не выйдет. Джинсы слишком тесные. — Майк поднялся и стал расстегивать ремень на брюках. — Придется снимать штаны.
Мэгги не слишком понравилось это заявление, хотя она и понимала, что никакого подтекста в его словах не было. Просто рана, которую Мэгги собиралась врачевать, находилась в таком неудачном месте.
— Может быть, вы… — начала было она, но Майк перебил ее, скомандовав:
— Тащите!
Мэгги вздрогнула. Брюки у Майка были расстегнуты, и первое, на что напоролся ее взгляд, был обтянутый синей материей трусов тугой комок плоти. Мэгги охватила паника, а рот приоткрылся в немом крике.
О нет, только не это! А она-то думала, что теперь находится в безопасности…
Майк заметил, как она побледнела, как расширились у нее глаза, и нахмурился. Что, черт возьми, с ней происходит? И почему она не вытаскивает осколок? Даже не пытается!
— Чего вы ждете? Разве вы не понимаете, что я не могу снять брюки, пока осколок торчит в бедре? Тащите его скорее, боль страшная!
Суровый окрик Майка подействовал на Мэгги лучше всякого успокаивающего. Уж тут при всем желании нельзя было отыскать двусмысленности или непристойного намека. Мэгги на мгновение почувствовала себя маленькой и глупой. В самом деле, сколько можно бояться? Или она обречена теперь так жить всегда и принимать за непристойность даже самые невинные слова? Нет, Господь свидетель, пора уже взять себя в руки и вытравить из души эти кошмарные воспоминания!
Мэгги глубоко вздохнула и решительно ухватилась за осколок. Когда она после секундного колебания выдернула наконец стекло из ноги Майка, тот, скрипнув от боли зубами, спустил джинсы до колен, после чего снова уселся на кухонный табурет.
Кровь струйкой потекла у него по ноге, но Мэгги сразу наложила на рану марлевый тампон и сказала:
— Вообще-то порез следует зашить.
— Может, оно и так, только я не буду ради этого гонять джип в госпиталь. У меня работы по горло.
— Ну а если кусочек стекла обломился и остался в ране?
Майк обратил внимание на то, что у пальто Мэгги очень низкий вырез, и когда она к нему наклонялась, он видел гораздо больше того, чем ему бы хотелось.
— Плюньте на это. Полейте перекисью водорода, и все дела.
Мэгги последовала его совету и залила рану перекисью. При этом она не могла отказать себе в шутке:
— Кажется, вы сказали, плюньте?
Майк некоторое время раздумывал, что бы такое сказать ей в ответ. Бедро так болело, что ему было не до шуток. Но какой-то непонятный шум в доме прервал его размышления и заставил положить руку ей на плечо.
— Спокойно, девочка, — произнес он и тем самым сразу же положил конец ее страхам, которые мгновенно стали громоздиться у нее в голове.
Распахнулась дверь, и в гостиную ввалился обросший бородой человек, похожий на дикого медведя гризли.
Он прошел на кухню, присел на табурет и сказал:
— Здорово, Майк.
Казалось, сцена, свидетелем которой он стал, не произвела на него ни малейшего впечатления. А полюбоваться было на что: перед Майком на коленях стояла красивая женщина, прижимавшая к его обнаженному бедру комок марли. У женщины непрестанно распахивалось пальто, открывая голую грудь. Между тем бородатый великан невозмутимо наливал себе из кофейника кофе и пил его чашка за чашкой.
— Привет, Абнер, — наконец ответил Майк, потом, указав на Мэгги, добавил: — А это Мэгги Смит.
Мэгги широко улыбнулась. При этом шрамик на губе разошелся, и кровь снова стала сочиться. Абнер, оторвав зад от табурета, изобразил подобие светского поклона, тактично не обмолвившись и словом по поводу ее странного вида. Вместо этого он перевел взгляд на стоявший в гостиной диванчик и громко заметил:
— А ведь я знал, что все так и будет.
— Как? — спросил Майк.
— А так — чтобы уговорить женщину остаться, тебе пришлось предварительно ее избить!
Майк ухмыльнулся во все свои тридцать два белоснежных зуба.
Мэгги тоже улыбнулась. Неизвестно почему, но Абнер ей ужасно понравился.
— Знаешь что, Абнер? Я ведь ее не бил.
— Я тоже настаиваю на этой версии, — подтвердила Мэгги, продолжая бинтовать ногу Майка. Когда с делом было покончено, она с удовлетворением посмотрела на свою работу и сказала: — А все-таки, Майк, вам надо обратиться к доктору. А вдруг там остались осколки стекла?
Майк промолчал. Они оба знали, что Майк не последует ее совету.
Он поднялся с табурета, натянул джинсы и застегнул ремень. Пока он одевался, Мэгги убирала с кухонного столика бинты и перекись водорода. Потом она вышла из кухни, чтобы отнести все это на место. Тем не менее она слышала, как Абнер произнес:
— Что, Майк, далеко зашло дело, а?
— Не лезь, куда тебя не просят, — огрызнулся Майк.
— А что я такого сказал?
— Ты всегда говоришь именно такое — намеки себе разные позволяешь, вот что.
— Да я просто считаю, что ты еще слишком молод, чтобы жить бобылем.
Майк прислушался к удаляющимся шагам. Он надеялся, что начала разговора она не слышала.
Когда Мэгги вернулась на кухню, то сразу почувствовала возникшее напряжение. С чего бы это? Разговор прошел мимо ее ушей, зато когда она вошла, то услышала энергичное «заткнись». Она решила, что мужчины разговаривали о ней — и неудивительно: ее избитое лицо просто обязано было привлечь внимание Абнера. Ее, впрочем, это заботило мало.
— Куда вы положили мои вещи? — спросила она у Майка.
Майк прекратил гипнотизировать гостя грозным взглядом и мотнул головой, указывая куда-то в недра дома.
— Ваш багаж в комнате для гостей.
— А где она, эта самая комната?
— Справа от ванной.
Мэгги кивнула.
— Ничего, если я сейчас искупаюсь?
— Да на здоровье.
Мэгги предоставила мужчинам возможность испепелять друг друга взглядами и выяснять отношения, а сама, достав из чемодана чистое белье, пошла в ванную комнату. Она забралась в теплую воду и провела там, наверное, не меньше часа. Хотя она знала, что раны мочить не следует, но устоять перед искушением принять горячую ванну не смогла. Потом она сделала себе новые повязки и решила прилечь на кровать в гостевой комнате.
Зевнув, она натянула на себя свежее белье и отправилась спать.