Ослепленная звездой

Глава 13

Лейн не терпелось вручить Джону плоды своих трудов, и она уехала еще до истечения двухнедельного отпуска.

Джон удивился, когда она позвонила ему.

— У меня кое-что есть для тебя. Когда могу заехать?

— В среду к одиннадцати тридцати при условии, что твое «кое-что» не три амбала, вооруженные бейсбольными битами.

Предоставив ему гадать, она только сказала:

— До встречи.

Поэтому он был крайне смущен, когда Лейн в точно назначенное время вошла в его кабинет, вооруженная огромным букетом цветов и законченной работой. Еще больше его смутил поцелуй, который Лейн звонко влепила ему в щеку, заявив:

— Я была готова рассчитаться с тобой, если бы не один человек, открывший мне глаза на мой неправильный образ жизни. А теперь поставь цветы в воду и я забираю тебя на ленч.

— О нет, ты…

— Давай не будем спорить. Раз ты суешь нос, куда тебя не просят, придется и последствия расхлебывать, цветы и все остальное.

Он нехотя поднялся, ворча:

— Черт, что мне с ними делать?

Лейн пожала плечами и посоветовала:

— Вручи своей подружке, раз тебе не нужны их красота и благоухание, Джон.

Он сгреб цветы со стола и открыл боковую дверь в комнату секретаря. Вид у него был дурацкий.

— Лорри, сунь их в умывальник, я потом заберу.

— С водой, — подсказала Лейн.

— Конечно, с водой, — рявкнул Джон.

Оправившись от смущения, он стал сговорчивее.

Выйдя на улицу, Лейн остановила его и показала на узкие ступени.

— Ты не боишься загреметь отсюда в инвалидную коляску, Джон? Нельзя ли их сделать пошире или вообще убрать?

Он внимательно посмотрел на нее и тяжело вздохнул.

— Кажется, я совершил ужасную ошибку. Меня больше устраивал твой голубой период.

Лейн покачала головой.

— Едва ли мой голубой период был продуктивным. Теперь у тебя прибавится головной боли, но зато ты снова начнешь потирать руки. Пожалуйста, Скрудж, не забудь сделать что-нибудь с этими ступенями. Никто из нас не обречен на вечную юность и бодрость!

Джон оказался не единственным объектом вернувшегося к Лейн чувства юмора. Фергюсу она послала через Джона факс: «По-моему, это была правая ягодица». Немедленно поступил ответ: «Нет, ошибаешься». Когда Джону в руки попало ее послание: «В зеркале она выглядела как правая», Лейн было запрещено пользоваться его факсом.

Тогда она начала писать письма, глупые, какие обычно получают в бульварных журналах, из которых можно было сделать вывод, что их авторы — люди с отклонениями.

Когда случилось, что за две недели она не получила от Фергюса никаких известий, Лейн начала обзванивать студии. Фергюс был неуловим. Она стала спрашивать Макса. Его не оказалось на месте, и Лейн оставила ему послание. Макс отзвонил в этот же вечер. Обменялись любезностями и обсудили тему улучшения здоровья Тима. Макс сказал:

— Ходит слух, что ты вняла моему совету. Зеленею от зависти.

— Можешь не зеленеть. Фергюс считает, что нам нужно провести три месяца врозь.

— Не сочти за бестактность, но я ничуть не удивлен. В данный момент мы окружены стайкой отборных красавиц… точнее, Фергюс.

Лейн прикусила губу.

— И как он ведет себя?

— По-моему, придраться не к чему. Но зато милый старый Леннокс вытворяет перед камерой такое… Ты не представляешь…

— Хватит, я уже представила!

— Даже малыш Тим смотрит во все глаза. Не могу оторвать его.

— Можешь больше не рассказывать!

— Извини, дорогая. Может, выберешься к нам?

— Может. У меня перерыв в работе, жду одобрения… Но не хочу, чтобы Фергюс думал, будто я слежу за ним.

— Передать ему, что ты звонила?

— Да, пожалуй, Макс. Он мог бы позвонить мне. Скажешь?

— С удовольствием. Если хочешь, я сейчас же разыщу его и скажу, что самая любимая женщина требует его внимания. Пойдет?

Лейн улыбнулась.

— Звучит прекрасно, Макс. Буду тебе вечно признательна.

— Для вас, дорогая, все, что угодно.

Около полуночи раздался звонок и Лейн услышала веселый голос Фергюса.

— У телефона моя самая любимая женщина?

— Если это правда, то да, — ответила Лейн, улыбаясь. — Я как раз собиралась ложиться спать.

— В одежде или без? — последовал вопрос.

— Запаковалась, будь здоров, — три пары носков, две фланелевые ночнушки, а сверху пояс целомудрия, — доложила Лейн.

— Ты и вправду знаешь, как завести мужика.

— Похоже, я тебе для этого не нужна, Фергюс.

— Что я слышу? У тебя плохое настроение?

Лейн накручивала на палец телефонный провод.

— Макс упомянул, что ты снимаешься в откровенных любовных сценах.

— Макс это сделал нарочно. Мне бы не хотелось, чтобы из-за этого у тебя портилось настроение. Тебе же нравится, когда я играю без носков.

Она поняла, что он улыбается.

— Носки ладно, меня беспокоит остальное.

— Не стоит. Тебе следует помнить, что занятие любовью с незнакомой женщиной перед камерой имеет весьма отдаленное сходство с эротикой. Я бы предпочел выполнять эту работу с тобой.

— Но я рассчитываю только на высоты… как у тебя было написано… «высоты страсти»?

— Не уверен, что я настолько хорош, — ответил он, смеясь.

— На меньшее я не согласна.

— Я устал, — пожаловался Фергюс, — ты хотела мне что-то сообщить, или я могу удалиться на…

— Сама знаю, — прервала его Лейн, — у тебя впереди напряженное утро.

— Ты сказала.

Лейн тяжело вздохнула.

— Я скучаю по тебе, Фергюс.

— А ты и должна.

— Как Ханна?

— Такая же ужасная, как всегда.

— Ладно, тебе пора на покой… — Она снова вздохнула.

Передразнивая ее, он тоже вздохнул.

— Ты права.

— Тогда пока?

— Спи спокойно, любимая. — Голос его звучал нежно-сочувственно.

Беспокойство ее утихло.

— Ты тоже. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Лейни.

Через два дня Джон рассказал ей по телефону, что до него дошли вселяющие оптимизм слухи о том, что ее работа одобрена, о дне встречи он ей сообщит. Между тем он требовал, чтобы она поторопилась с остальными сериями. Лейн не хуже Джона понимала, что, если фильм получит хотя бы скромный успех, ее ждет интерес со стороны нужных людей.

Одобрение возбудило в ней честолюбивые замыслы. Но настроение испортилось. Ей хотелось бы отметить свой первый успех с человеком, которого рядом не было. Оставалось только склонить голову и работать, отложив в сторону все, что связано с Фергюсом, чтобы не отвлекало. Ее удивило, что это оказалось легче, чем она предполагала, поскольку по-прежнему была уверена в нем, к тому же ее хранила мысль, что Фергюс не так далеко от нее на случай, если он ей срочно понадобится. Поскольку ей приходилось участвовать в бесконечных рабочих встречах, Лейн приобрела автоответчик, чтобы у Фергюса не было возможности сказать, что он звонил, но никто не отвечал.

Однажды вечером, вернувшись домой, она нашла короткое послание: «Почему прекратились любовные письма? Исчерпала свое обожание? И любовный укус прошел». В конце уже с раздражением: «За каким чертом ты обзавелась этой адской машинкой?!»

Довольная Лейн тотчас села писать ему письмо. Она старательно избегала любых упоминаний о любви, придерживаясь делового тона, сообщила новости о своей работе и так до последнего абзаца, в котором написала: «Предвкушаю, как буду восстанавливать любовный укус, когда истекут мои три месяца. Однако на этот раз тебе следует обзавестись подходящей парой, чтобы не давать повода для разногласий о соответствующей части тела. А пока точу зубки. С любовью, Лейн. P. S. Я бы писала чаще, если бы ты бомбардировал меня отвратительными знаками любви».

Через три дня раздался звонок в дверь, за которой ее ожидала корзина желтых роз и приложенная к ней карточка с вопросом: «Желтые розы достаточно отвратительны?». На этом «бомбардировка» закончилась, но настроение Лейн улучшилось.

Во время очередной встречи Джон удивил ее, спросив об их отношениях с Фергюсом.

— Ну, назвать это отношениями в полном смысле слова пока нельзя, — ответила она. — Сейчас мы слишком заняты. Но я надеюсь возобновить их с того места, где мы остановились, после съемок фильма.

— Когда в последний раз ты говорила с ним?

Посчитав, Лейн, к собственному удивлению, объявила:

— По-моему, недели три назад.

Джон молча смотрел на нее тяжелым взглядом.

— В чем дело? — возмутилась она.

Он потер подбородок и вздохнул.

— Не волнуйся, я и сам этому не рад.

— Чему не рад? — Она вскочила. — Что ты ходишь вокруг да около?

— Ладно. Сядь, я объясню.

Лейн нехотя снова села.

— Так в чем дело?

— Вчера Ян Торнтон пригласил меня на ленч.

— Ян Торнтон?

— Ты знаешь его?

Раздраженная Лейн нетерпеливо ответила:

— Разумеется, я знаю, о ком ты говоришь. Он сценарный редактор моего сериала. Посещает все встречи. На вид лет двадцати, носит очки в темной оправе. Как я могу его не знать?

— С тобой и так трудно говорить, Лейн, а ты не облегчаешь мне задачу.

— А я должна? — озадаченно спросила Лейн.

Джон встал.

— Не помешало бы, черт возьми. Очень скоро я понял, что Ян говорит не о работе, а о тебе. Ты его интересуешь, Лейн, но он не хочет наступать кому-то на пятки. Я… предложил… свои услуги.

Лейн уставилась на него.

— И как ты собираешься приступить к этому?

— Ну…

— Ты же знаешь мою ситуацию. Отчасти, но создал ее ты, и слава богу! Почему было не ответить ему прямо!

— Послушай, Лейн, при нормальных обстоятельствах я бы так и сделал. Но, понимаешь, парень достаточно влиятельный…

— Денежные знаки в твоих глазах выдают тебя с головой, Джон, — заметила Лейн.

Он сбить себя с толку не позволил.

— В конце концов, мы здесь говорим о Фергюсе Ханне.

Лейн прищурилась.

— И что это должно означать?

— Если бы ты попыталась хоть на минутку стать реалисткой, то бы поняла, что я хочу сказать. Ханн один из первой десятки актеров. Он на десять лет тебя старше… И, если грубо, Лейн, у него жена и ребенок.

Лейн снова поднялась и посмотрела ему в глаза.

— Я полностью в курсе. Но он к тому же человек, который проделал на машине путь до острова Скай, чтобы только убедиться, что я не зачахла, и убедить меня в своей любви, несмотря на клеветническую отраву, посланную ему тобой по факсу.

— Достаточно посмотреть на вас теперь, — заметил он. — Будь честной и признайся, что это охлаждение.

Лейн уставилась на него.

— И не подумаю. Это так же «горячо», как и было. И никакого отношения не имеет ни к тебе, ни к Яну Торнтону!

Джон плюхнулся на стул.

— Он хороший парень, и он любит тебя, вот и все. Ты могла бы позволить ему пригласить тебя на ленч. Вреда от этого не будет.

— Если Ян Торнтон желает обговорить в деталях сценарии нынешние и будущие, он может оплатить мой ленч. Хороший парень или нет, об остальном пусть забудет. Передай ему от моего имени, если заговорит на другую тему, я верну аванс и продам свой сериал кому-нибудь еще.

— Это невозможно, это было бы незаконно, — предостерег ее Джон.

— Не уверена, что меня это остановит!

Лейн хлопнула дверью и, возмущенно бормоча себе под нос, спустилась на улицу. Он так ничего и не сделал с этими ступеньками!

Она еще полыхала гневом, когда вошла к себе в квартиру. Вместе с тем Лейн понимала, что Джон задел ее больное место. Фергюс не ответил на ее последнее письмо ни письменно, ни по телефону, ни розами. Лейн платила тем же — полным молчанием. Но теперь это касалось не только ее личной гордости. Джон предал это огласке. Она смотрела на опавшие сухие темные лепестки некогда желтых роз, надеясь в душе, что они не станут символом состояния их отношений.

Лейн схватилась за телефон, набирала номер за номером; никого не застав, ни Фергюса, ни Макса, ни Роуэна, везде оставляла сообщения. Прошло два дня, но никто не позвонил. У нее появилось навязчивое предчувствие: что-то неладно. И она снова начала звонить. Ей удалось выяснить, что группа выехала на натурные съемки, понадобилось еще немало времени, чтобы уточнить куда. Через пятнадцать минут Лейн забросила рюкзак в машину и отправилась в Дорсет. Мыслей в голове не было, зато, по крайней мере, она действовала. По дороге попала в ливень, словно разверзлись хляби небесные, и дворники с трудом справлялись с потоком воды.

Съемки наверняка отменили, подумала Лейн, а у нее нет ни малейшего представления, где они остановились. Когда она добралась до шоссе А31, словно по волшебству дождь кончился, в разрывы туч хлынул солнечный свет, преобразив окружающий пейзаж. Лейн ахнула от такой красоты и повеселела.

Наконец она съехала на обочину и вскоре увидела на вершине холма аппаратуру и пеструю группу людей. Видимо, ливень обошел это место стороной. Тем временем облака таяли и начало припекать. Лейн поднималась по травянистому склону. На полпути ей стало жарко, она стянула с себя свитер и повязала его на талии.

Роуэн резко обернулся при ее приближении, опасаясь, что кто-то из публики может попасть в камеру, но сразу узнал, махнул рукой, улыбнулся и снова вернулся к работе. Вокруг юного героя в коляске стояла группа актеров-ровесников, ожидая, когда их позовут. Лейн сразу узнала сцену, которую они готовились снимать. Бочком подойдя к Роуэну, она шепотом спросила:

— Где Макс?

— В вагончике… у него сенная лихорадка…

И, отвернувшись, тут же забыл о ней, как всегда, когда работал на съемочной площадке.

Лейн, посмотрев немного сцену, в которой мальчишки наскакивают и запугивают сына Леннокса, поспешила вниз.

Найти Макса не составило труда, его чихание слышно было издалека. Лейн постучала в дверь и заглянула.

— Макс?

— Кто там?

Лейн вошла и закрыла за собой дверь.

— Это я.

Макс сидел, уткнувшись в носовой платок. Вид у него был удивленный, но не смущенный.

— Что ты здесь делаешь?

— Я автор, — напомнила Лейн.

— Рад видеть тебя. Только не смотри на меня так, Лейн. У меня всегда на пыльцу такая реакция.

— Ты прекрасно знаешь, почему я так смотрю. Ты не отзвонил мне.

Он громко высморкался, потом признался:

— Нет, не позвонил.

Лейн начала рыться в сумке.

— По-моему, у меня есть что-то антигистаминное.

Макс с несчастным видом покачал головой.

— Не стоит, оно меня с ног валит.

— Нет, от этих не бывает сонливости. Тебе станет легче даже от половины таблетки. Что-нибудь принимаешь?

— Нет.

— Попробуй тогда это. Чайник есть?

— Где-то там. — Макс показал в дальний конец вагончика.

Лейн наполнила чайник и поставила на плиту, затем вернулась к Максу.

— Почему ты не позвонил?

— А, знаешь, все время занят. Тим бывает настоящим диктатором, не хуже Гитлера.

Она недобро улыбнулась.

— Валяй, ты ведь способен на большее, Макс.

— Извини.

Лейн села напротив него.

— Где Фергюс?

Вид у Макса стал еще несчастнее.

— Я не знаю.

Она внимательно посмотрела на него и пошла заваривать чай.

Вернувшись с двумя кружками, Лейн дала Максу половину таблетки.

— Попробуй и убедишься.

— Спасибо, дорогая.

Она снова села.

— По-моему, ты знаешь, но по какой-то причине не говоришь.

Почему Фергюс не дает о себе знать? Где он?

— Мне запрещено говорить, но это не значит, что я знаю.

— Что значит запрещено?

— Всем нам.

Лейн с полным непониманием так смотрела на него, что ему стало ее жаль.

— Фергюс сказал, если ты позвонишь, не говорить тебе ничего…

— Ничего о чем, скажи ради бога.

— Ну… — он пожал плечами, — о том, что он уехал, я полагаю.

— Уехал куда? — Лейн не могла сдержать паники.

Макс рискнул проглотить таблетку и запил чаем.

— Понимаешь, считается, что мы этого не знаем.

— Но ты знаешь.

— Не совсем.

— Макс, я обеспокоена, неизвестность сводит меня с ума. А может, правда еще хуже?

Он громко вздохнул.

— Я не знаю, дорогая.

— Что-то случилось с Ханной?

— Не думаю.

Его интонация насторожила Лейн.

— Макс, если ты мне ничего не скажешь, я найду того, кто это сделает. Я хочу сказать, что будет с графиком съемок, если его нет здесь?

Макс допил чай и отставил кружку.

— Все, что я знаю, — заявил он, — и пусть Фергюс повесит меня на собственных кишках, — это то, что он одну минуту говорил по телефону, а за вторую собрал вещи. Кто-то сказал, что он улетел в Штаты.

Лейн едва осмелилась повторить:

— Штаты?

— Пойми, — досадовал Макс, — тебе же лучше, если ты вообще ничего не знала.

— Когда он улетел?

— Около двух недель назад.

Лейн закрыла лицо ладонью.

— О боже, Макс, что же случилось?

На этот раз Макс ободряюще похлопал ее по плечу.

— Все будет в порядке.

— Если бы… У меня какое-то отвратительное предчувствие, что случилось что-то очень плохое.

Макс развалился на стуле и авторитетно сказал:

— Это ведь только второй барьер, держись, девочка.

— Но почему он не позвонил мне? Почему понадобилось держать меня в неизвестности?

— Я убежден, что у него была причина. Тебе надо довериться ему.

— Я еду домой, — решительно сказала Лейн.

— Но ты только что приехала.

— Я должна вернуться, вдруг он позвонит.

— Лейн, тебе нельзя вести машину в таком состоянии. Отдохни, поешь хотя бы.

— Поем по дороге.

— А как же остальные? Ты не видела Тима.

— Видела, издали. А ты перестал чихать?

— Действительно…

Раздался грохот, и в дверь ворвался запыхавшийся Роуэн.

— О!

Макс в ужасе подскочил.

— Тим?! Он перевернулся?

Роуэн покачал отрицательно головой.

— Нет. Мне нужна Лейн. Нам требуется ваша помощь. Другого выхода нет, как признаться вам, что Фергюса нет и чем дольше он отсутствует, тем глубже в… мы сидим. Можете помочь и написать что-то, чтобы обойтись без него?

Лейн ошеломила не просьба Роуэна, а причина. Мало того что Фергюсу не хватило воспитания сообщить ей о своем отъезде, так еще дополнительная работа свалилась на нее по его милости. Отказаться помочь она не могла, но нарастающий гнев быстро охлаждал ее чувства к Фергюсу.

Только спустя несколько дней, заставив себя выполнять то, о чем ее просили, Лейн появилась в студии. Впрочем, стоило ей погрузиться в работу, она, как обычно, начала получать удовольствие от самого процесса создания характеров и сюжетных линий.

О том, что за ее спиной шепчутся, она знала. Информация об их отношениях с Фергюсом стала общеизвестным фактом благодаря ее слепому увлечению. Люди, вероятно, немало посмеялись, когда замечали ее письма или прослушивали послания на автоответчике. Теперь у них еще больше поводов для веселья. Лейн была в большой растерянности. Она догадывалась, что Джерри известно о Фергюсе больше, чем он мог рассказать. Доказательством тому служила нетипичная для него терпимость к отсутствию главного героя и новый заказ автору заполнить этот пробел. Закончив работу и договорившись с Роуэном о своем возвращении домой на следующее утро, Лейн приняла успокаивающую дозу в баре отеля, где проживала съемочная группа, и поднялась к себе в номер. Не успела она скинуть туфли и прилечь, как зазвонил телефон. Лейн удивилась, услышав довольный голос Джерри.

— Вы не поверите, — сказал он, — Фергюс только что звонил из аэропорта.

Лейн онемела, отодвинув трубку, она уставилась на нее. Джерри продолжал говорить:

— Теперь нам не придется вносить изменения, это облегчает всем жизнь.

— Понятно, — выговорила Лейн, опасаясь сорваться и дать выход своим чувствам, далеко не самым приятным для его уха.

— Я знаю, он захочет увидеть вас, потому позвонил сразу вам.

— Спасибо, Джерри, большое спасибо, — сквозь стиснутые зубы произнесла Лейн.

Она едва дождалась момента, когда смогла повесить трубку. Сколько у нее времени? Лейн понеслась в ванную комнату и смахнула все с полочки в сумку, а потом в чемодан, та же участь постигла и предметы на столике возле постели. Утрамбовав и закрыв чемодан, она устремилась к двери и выбежала в коридор, избегая лифта, спустилась по лестнице и на одном из поворотов налетела на поднимавшегося навстречу Макса.

— Не спрашивай, только не спрашивай, — предупредила она, продолжая спускаться.

— Я и так знаю. Мне сказали, он возвращается. Так ты ничего не решаешь! — крикнул он ей вслед.

Дольше всего ей пришлось задержаться в регистратуре, где нужно было оплатить телефонные разговоры. Наконец она выбежала оттуда, не взяв квитанции. На выходе из вестибюля раскрылись замки чемодана, застегнутые впопыхах наполовину, и вся скомканная одежда вывалилась на площадку перед отелем. Кто-то из съемочной группы, случившийся поблизости, подбежал помочь, но Лейн сказала, что справится сама. Она еще стояла на коленях, пытаясь закрыть оба замка, когда подъехало такси.

Боясь оглянуться, Лейн сгребла в охапку чемодан и, пытаясь удержать его под мышкой, поспешила в сторону автостоянки. Она слышала, как ее зовет голос, от которого внутри все переворачивалось, но не оглядываясь прибавила ходу. Она услышала его шаги за спиной, но ей удалось открыть багажник и бросить туда чемодан. Захлопнув крышку, она торопливо вставила ключ в замок дверцы. В этот момент он оказался рядом.

— Лейн, остановись!

Ей хватило духа и самообладания медленно обернуться. Если бы она не кипела от ярости, его вид обезоружил бы ее. Он был похож на тяжелобольного человека. Усталое лицо, затравленный взгляд, она еще не видела его таким, но боялась задуматься, что бы это могло значить. Фергюс взмолился:

— Лейн, мне надо с тобой поговорить!

Она обнаружила, что ей трудно говорить спокойно, голос срывался.

— У тебя было достаточно времени для разговоров со мной. Наши три месяца истекли.

Лейн отвернулась и открыла машину. Он ухватился за дверцу, пока она усаживалась за руль.

— Пожалуйста, Лейн. Это важно.

— И это важно, — сказала она, сверкнув холодом зеленых глаз. — Между нами все кончено.

Он застыл на месте, отпустив дверцу.

Лейн воспользовалась этим.

— Прощай, Фергюс. — И захлопнула дверцу, чуть не задев его.

Визжа шинами, Лейн рванула машину с места. Фергюс смотрел ей вслед, затем, словно во сне, обернулся и увидел, что возле входа в вестибюль отеля собралась съемочная группа, в полном составе ставшая свидетелем развернувшейся перед ними драмы. Опустив голову, он зашагал обратно и молча прошел, как сквозь строй, в вестибюль.