Глава 17

Впечатления от путешествия по новым для нее местам, тем более таким красивым, как в Нортамберленде, отодвинули на задний план мысли о предложении Фергюса выйти за него замуж. Лейн думала о том, что хорошо было бы поближе познакомиться с этим краем.

Мать Фергюса оказалась сохранившей фигуру представительной женщиной, которая вышла из дома, услышав знакомый шум машины сына, подъехавшей по гравиевой дороге, и стояла у входа, вытирая мокрые руки фартуком. Лейн настояла, чтобы Фергюс первым вышел поздороваться.

— А я пока попытаюсь заставить эту чертову ногу работать.

Как только Фергюс вылез из машины, в дверях появилась Ханна и побежала ему навстречу, раскинув руки, с криком:

— Папа! Папа приехал!

Он подхватил ее на руки и закружил, а мать смотрела на них и улыбалась. Лейн пришло в голову, что она, должно быть, сумасшедшая, если не прыгает до потолка, получив предложение выйти за него. Кто бы на ее месте стал раздумывать? Она, пока Фергюс здоровался с матерью, помассировала ногу, чтобы восстановить кровообращение. Открывая дверцу, Лейн услышала в отдалении неистовый лай собак. К тому времени, когда Фергюс обернулся к ней, она уже стояла на двух ногах. Ханна опередила его, побежав встречать свою гостью. Фергюс крикнул ей вслед:

— Осторожней, Ужастик, у Лейн щиколотка распухшая!

Ханна добежала до дороги и остановилась. Два синих глаза, горевшие радостью встречи с отцом, оглядели Лейн с любопытством.

— Здравствуй, Ханна, как поживаешь?

— Что с тобой? — строго спросила Ханна, показывая на ногу.

— Упала с лестницы и подвернула ногу в щиколотке. Глупо, правда?

Ханна посмотрела ей в глаза и весело кивнула. Отец отодвинул дочь, чтобы помочь Лейн дойти.

— Уже полегче, Фергюс. Я сама справлюсь, — настаивала Лейн, не желая выглядеть беспомощной.

— Перестань изображать из себя суперменшу и позволь мне помочь. У матери булочки в духовке, — объяснил он то обстоятельство, что мать метнулась в дом, но вскоре вернулась, чтобы поздороваться с Лейн.

Она протянула руку, испачканную в муке, и Лейн ответила на рукопожатие, опираясь на руку Фергюса.

— Извините, что пришлось убежать. Рада познакомиться с вами, Лейн.

— Любезно с вашей стороны, что принимаете меня, миссис Ханн. — Лейн улыбнулась, оглядывая обширный сад в окружении полей, тянувшихся до леса. — У вас так красиво!

— На самом деле я миссис Фрэзер. Дело в том, дорогая, что я совершила ошибку, выйдя замуж вторично.

— О, извините!

— Называйте меня просто Верити, — предложила она. — Поскольку я вам буду свекровью, так даже лучше. Ужасно называть «мама» кого-либо, кроме своей родной матери. Мне приходилось это делать незнамо сколько лет, так что я понимаю.

Прищурив глаза, Лейн обратила свой взгляд на Фергюса. Тот сделал вид, что он тут ни при чем. Миссис Фрэзер заметила, что совершила какую-то оплошность, и прямо спросила:

— В чем дело?

Фергюс старательно избегал взгляда Лейн.

— Э-э… мам, она еще не приняла мое предложение.

На мать, похоже, это известие большого впечатления не произвело. Она помолчала немного и спросила:

— Но спать вы будете вместе?

Фергюс решился взглянуть на Лейн, сердитый вид которой вынудил его сказать в свою защиту:

— Я забыл предупредить, что моя мама самый бестактный человек из всех, кого я знаю.

А Верити уже хлопотала по дому, готовя чай, в счастливом неведении, что ее обсуждают.

— О чем еще ты забыл предупредить? — ядовито поинтересовалась Лейн. — Я не знала, что у тебя есть отчим, например.

— Действительно, был, — подтвердил Фергюс. — Он давно оставил ее.

— Вот и заводи себе мужчин, — вздохнула Лейн, словно данное обстоятельство служило обоснованием ее мироощущения.

— Тебе нужен костыль! — заявила Ханна, появившаяся неизвестно откуда как раз в тот момент, когда Лейн пыталась убедить себя в обратном.

Чай накрыли в оранжерее, из которой был виден сад и лес вдалеке. Ханна носилась как метеор, таская Фергюсу свои рисунки и книги, которые прочитала. Под ее веселый смех он сурово комментировал их. Лейн решила, что Ханна очень похожа на отца. Ей вспомнилась фотография Дарси у изголовья его постели в Греции, и глаза наполнились слезами. Иметь такого ребенка, как Ханна, и никогда не знать ее — от этого становилось невыносимо. Она отхлебнула чаю, чтобы справиться с подступившими слезами, потом заинтересовалась садом, спросив у Верити, неужели та сама все это сделала.

— Нет, я хотела развести маленький садик, но Фергюс мастак сорить деньгами, нанял специального человека. Твержу ему, что моложе я не становлюсь. Да он ничего не слушает. Вы ничего не имеете против собак, Лейн?

— Нет, а почему вы спрашиваете?

— По-моему, хватит Фергюсу испытывать их терпение и мучить. Они знают, что он приехал. Вы уже их слышали.

— Конечно, пора.

Ханна подслушала их разговор и тут же подпрыгнула.

— Я пойду! — и вылетела из оранжереи.

— Какой они породы? — спросила Лейн.

— Гамлет — ирландский сеттер. Лир… точно не знаем, похож на метиса эрдельтерьера и скотти.

Лейн улыбнулась.

— Гамлет и Лир?

— Так их Фергюс в шутку назвал. Я всегда говорила, что он не станет настоящим актером, пока не сыграет Гамлета или Лира. Однажды он явился с собаками и сказал: единственное, на что он способен, — это играть с ними.

Лейн посмотрела на Фергюса. Он лежал на коротком диванчике, свесив длинные ноги через подлокотник и подложив под голову подушку, читал какой-то детский журнал.

— Понятное дело, — сказала Лейн, — он ведь не любит Шекспира.

— И это только потому, что его ноги плохо смотрятся в трико.

Фергюс делал вид, что не слушает их. Выручили его собаки. Истерически визжа и лая, в оранжерею ворвались Гамлет и Лир, стали запрыгивать на него. Следом вбежала Ханна и бросилась в эту кучу малу. Лейн уже сомневалась, что он выйдет живым и невредимым из этого кошмара, в то время как Верити, не обращая на шум и возню никакого внимания, занялась щиколоткой Лейн.

— Давайте поставим травяной компресс. Я умею.

— О, не беспокойтесь, сегодня уже получше, скоро совсем пройдет.

Верити поднялась.

— Никакого беспокойства, — заверила она Лейн и вышла, бросив на ходу Фергюсу: — Отгони собаку от гибискуса!

— Хорошо, мама.

Фергюс стряхнул с себя Гамлета и Ханну, проворчав:

— Нет нам, грешным, покоя…

Он оттащил Лира, который жевал листья гибискуса, и тот принялся обнюхивать ногу Лейн.

Ханна сообщила:

— Лир все время что-нибудь нюхает.

Лейн улыбнулась Фергюсу.

— Новая трактовка образа.

Верити вернулась с компрессом и посоветовала Фергюсу взять собак и Ханну на прогулку.

— Если вы будете говорить обо мне, я все равно узнаю, потому что у Ханны уши краснеют.

— Отправляйтесь! — приказала Верити.

Лейн помахала им на прощание, пока Верити помогала ей поднять больную ногу на стол и опускала марлю в миску с водой зеленого цвета. Ханна потянула отца за руку, он оглянулся и сказал:

— Две ведьмы. Я окружен!

Верити покачала головой, как только они ушли.

— Неудивительно, что ты не хочешь выходить за него.

Лейн не нашлась, что ответить, и только смотрела, как бывшая миссис Ханн ставит ей холодный компресс. Но Верити и не ждала ее ответа.

— Не знаю, что мне взбрело выйти второй раз замуж. Не скажу, что отец Фергюса был плохим мужем, но ведь скольким ради них жертвуешь. Может, лучше оставаться незамужней?..

— Но тогда у вас не было бы ваших детей.

— Пожалуй, верно. Дети хорошие… Вот и скучаешь, когда их нет. Все разъехались, так и положено. А с чем остаешься? С мыслями, что не нашла себе применения.

— Кто знает? Может, работе жертвуешь не меньше, чем мужчине.

— Дорогая, ты, наверное, права, — согласилась Верити, заканчивая колдовать с компрессом. — Ну вот. Держи ногу повыше, пусть впитается.

— Спасибо. А что вы использовали для компресса?

— Окопник, — сказала Верити, — а можно лаванду. — Она хлопнула Лейн по ноге. — По крайней мере, меня радует его желание постоянства в жизни. Я уже стала терять надежду. В самом деле, брак больше нужен мужчинам, чем женщинам.

Лейн коснулась ее руки.

— Только не думайте, что я не люблю его. Меня пугает ответственность.

— Что именно, Ханна или остальное?

— Остальное.

— Ну что я могу сказать по этому поводу? В таком деле, как кино, кумиры не вечны. Он не становится моложе. Ну еще лет пять… а то и меньше, и он станет прошлогодним снегом.

Разделалась она с ним круто, но Лейн импонировал ее реалистический взгляд на вещи. Верити помолчала и добавила:

— Чем скорее появятся новые кумиры, тем лучше для Фергюса. Тогда он мог бы заняться чем-нибудь более серьезным.

Лейн сочла своим долгом высказаться.

— Думаю, что смог бы.


После споров, кому где спать, Лейн удалилась в спальню Фергюса, проведя до этого час с Ханной, которая показывала ей игрушки, кассеты и обои в своей комнате. Пришлось вмешаться Фергюсу, который предложил Ханне почитать.

Почувствовав, насколько она устала, Лейн блаженно вытянулась на постели Фергюса. Верити постелила им розовое белье. На подоконнике стояла ваза с цветами, источавшими сладкий аромат. Приятный ночной ветерок залетал в открытое окно и шевелил занавески. И когда Фергюс забрался в постель и придвинулся, она почувствовала себя уютно, как дома.

— Тебе хорошо? — нежно спросил он.

— Да. А тебе?

— Хорошо, как никогда.

Лейн прижалась к нему.

— Я люблю тебя.

Пожалуй, в доме его матери, считала Лейн, им было бы приличней предаться сну, но Фергюс нежно накрыл ее своим телом и начал целовать медленно и последовательно. Начав с лица и шеи, он обозначил полукружья груди и ниже, ниже… Он готовил ее с таким тщанием и так долго, что не было желания двигаться, и это совпадало с его желанием. Но наступил момент, и они слились в объятии на волне безумной страсти, которая, схлынув, оставила их без сил пребывать в сладостном дурмане, перешедшем в глубокий сон.

Когда рано утром Ханна вбежала к ним с явным намерением присоединиться, они проснулись голые и смущенные. Фергюс отослал ее под благовидным предлогом, и, как только девочка вышла, они вылетели из постели и судорожно искали, чем бы прикрыться. Вернувшаяся Ханна увидела, что они заходятся от смеха в постели, и потребовала, чтобы ей рассказали, над чем смеются. Фергюс пообещал, что расскажет Лейн. Тогда Лейн ударила его подушкой. Фергюс ответил тем же. Охваченная настроением всеобщего буйства, Ханна прыгнула к ним, чтобы принять активное участие.

Дни катились за днями. Щиколотка Лейн приходила в норму. Она стала замечать, как постепенно крепнут узы между ней и главными женщинами в жизни Фергюса. Каждую ночь любовные объятия Фергюса убеждали ее в том, что она желанна. К работе Лейн не притрагивалась и даже не вспоминала о ней.

Как-то из разговора с Верити она с изумлением узнала о звонке Фергюса из Греции, когда он сообщил матери, что влюбился с первого взгляда. Верити посоветовала ему вести себя с учетом собственного возраста, но по истечении шести недель он всерьез задумался о разводе.

— Шесть лет мучений с этой женщиной, и вот впервые он заговорил о разводе. — Верити прижала ладони к груди. — Я подумала: «Слава богу… наконец-то у этого дурака появились проблески здравого смысла!» Конечно, ему вообще не следовало жениться на ней.

— Должно быть, он надеялся, что со временем она станет настоящей матерью Ханне.

Верити открыла духовку и проверила жаркое. Потом покачала головой.

— В глубине души он всегда знал… что эта женщина — ходячее несчастье. Да, он надеялся, что Ханна сможет вернуть мать к нормальной жизни.

— Как это, наверно, было ужасно! — Лейн почувствовала сострадание к матери Фергюса. — Вздохнуть свободно, как и прежде, вам некогда. Вырастив своих детей, вы снова оказались с маленьким ребенком на руках.

— Ну, с собаками больше хлопот, чем с Ханной, хотя признаюсь, временами это заставляет меня чувствовать себя старше своего возраста. Были у Фергюса и другие планы в отношении Ханны, но… я полагаю, семью ребенку ничто не заметит. Кто знает, в каких руках она могла бы оказаться. — Верити убавила огонь под картошкой. — Лейн, приготовишь пюре? А я пойду поищу Фергюса. Пусть хоть мясо нарежет, а то совсем не помогает.

К четвергу Лейн окончательно поправилась и пошла вместе с Фергюсом и Ханной на прогулку вдоль морского берега, на котором возвышался Бамбергский замок. Погода стояла ясная. Сняв обувь, они шлепали по мокрому песку у кромки воды. Лейн, почувствовав под ногами холодный песок, догадалась, что вода ледяная, и снова обулась.

— Она мерзлячка, — сказал Фергюс Ханне.

Пройдя еще немного, они присели на песок, и Ханна начала рыть руками колодец.

— Знаешь, — сказала Лейн Фергюсу, — здесь, на родной земле, ты мог бы сыграть кого-нибудь из великих шекспировских образов. Чудесное место для натурных съемок.

Склонившись над колодцем Ханны, Фергюс помогал ей выгребать песок.

— Почему обязательно Шекспир? Давай напишем что-нибудь новое, только без трагических вывертов. Можно было бы использовать замок, который не внушал бы ужаса, со всякими Гамлетами и Гудами.

— Гуд?

— Робин.

— Почему? — Лейн посмеивалась. — Потому что все равно придется надевать трико?

Фергюс искоса посмотрел на нее.

— Не стоит тебе слушать мою мать. Она специализировалась на латыни и древнегреческом, отсюда ее тяга к старинной атрибутике… в трико и без трико.

Лейн встала с песка. Легко дышалось. Ветер Северного моря наполнил грудь. Отдых пошел на пользу и ей и Фергюсу. Глядя сейчас на него, трудно было ошибиться и принять за Джозефа Леннокса придуманного ею героя. Теперь она поняла, что больше не любит идола.

Фергюс сидел на корточках, заглядывая в вырытую с Ханной яму. Не в силах удержаться, Лейн подкралась к нему сзади. Легкий толчок более крепкой ногой в зад — и Фергюс свалился вниз, вызвав обвал песочных стен. Несколько секунд Лейн, стоя над ним, хохотала. Ханна веселилась вместе с ней.

— Ленни дала тебе пинка по попе! Вылезай из моей ямы!

Фергюс лежал на спине, медленными движениями смахивая песок с лица. Что-то в его взгляде, несмотря на веселость, заставило Лейн прекратить смех.

— Извини, не смогла удержаться!

Не сводя с нее взгляда, он спросил Ханну:

— Ты сказала «дала пинка»?

— Ага!

— О господи! — воскликнул он.

— Э-э-э… — только и выдавила из себя Лейн, видя, как быстро он выбирается из ямы.

Она ретировалась и побежала по пляжу с той скоростью, какую позволяла травмированная нога. Сзади визжала от возбуждения Ханна. Соревноваться с Фергюсом не имело смысла. Она уже выбилась из сил, когда он догнал ее. Лейн съежилась, понимая, что будут бить. На ее плечо легла рука.

— Лейн, Ханна сказала, что ты дала мне пинка.

Она выпрямилась, решилась посмотреть ему в глаза и отрицательно замотала головой.

— Нет, я едва дотронулась до тебя. Честно! Мне кажется, ты сам соскользнул вниз.

Вспомнив эту картину, Лейн невольно улыбнулась и прикрыла ладонью рот, чтобы скрыть улыбку.

Видимо, Фергюс решил, что это последняя капля. Он подхватил ее на руки и понес к морю. Догадавшись, что он намерен выполнить свою угрозу, Лейн повела себя по-другому.

— Что ты собираешься сделать, Фергюс?

— А как ты думаешь?

— Нет, Фергюс, там холодно.

— Обещания надо выполнять, — ответил он.

— Нет, пожалуйста, прости меня.

Вода доходила ему до колен и уже намочила край ее юбки. Лейн поняла, что это не шутка.

— Ты же видишь, что я раскаиваюсь.

— На твоем месте я бы говорил то же самое.

— Чем еще я могу заслужить прощение?

Он смотрел на нее пристально и сурово, тогда она догадалась.

— Ты хочешь, чтобы я согласилась выйти за тебя замуж?

Он приподнял брови.

— Разве?

Вода заливала ей колени.

— Я отпускаю тебя, — предупредил Фергюс.

— Я выйду за тебя, — поспешила она сказать.

— Что?

— Я сказала, что выйду за тебя замуж, — повторила она громче.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Перекрестись, — потребовал он.

Лейн кивнула.

— Нет, ты перекрестись как положено, — настаивал Фергюс.

Лейн отпустила одну руку, чтобы сотворить крестное знамение, и едва успела закончить, как погрузилась в воду. Последнее, что она увидела, это довольная улыбка Фергюса. Когда Лейн вынырнула на поверхность, то была потрясена тем, что он равнодушно оставил ее на произвол судьбы, а сам находился уже на берегу рядом с Ханной. Она не знала, что, когда Фергюс собрался предложить Ханне встретить выходящую из воды Лейн смехом, та, не дав ему открыть рот, заявила: «Это нечестно!» На что Фергюс нарочито серьезным тоном сказал:

— Тебя бы так часто пинали!

— Это был нежный пинок, — услышал он в ответ.

Фергюс видел, как Лейн выходила из волн. Ее мокрые волосы облепили плечи, грудь просвечивала сквозь вымокший верх, юбка липла к коленям. Она отвернулась и пошла к дому вдоль берега, полная решимости не иметь с ним впредь никаких дел. По крайней мере, до тех пор, пока он не отмолит наложенную на него соответствующую епитимью.

Фергюс думал о том, что это его будущая жена. Жизнь с ней обещала быть бурной, но интересной. Он уже начал мысленно готовиться к ней. Что скажет мать, когда узнает о случившемся?

Мать Фергюса велела приготовить для Лейн горячую ванну. Пока он возился, Лейн сидела на кухне и тряслась как овечий хвост.

— Было бы не так обидно, — стуча зубами, говорила Лейн, — но ведь я сказала, что выйду за него, а эта свинья все равно уронила меня в ледяную воду.

Верити потрясала чайной ложкой.

— Если бы он совершил что-нибудь подобное, когда был мальчишкой, отец показал бы ему, где раки зимуют.

— Я знаю, что мне устроить, — ворчала Лейн.

Когда ванна была готова и Фергюс остался наедине с матерью, Верити предупредила его:

— Ты отлично знаешь, что не сможешь удержать девушку обещанием выйти замуж, которое она дала по принуждению.

— Думаю, ночью все уладится, — самоуверенно заявил Фергюс и подмигнул ей.

Вопреки всем его ожиданиям, ночь прошла абсолютно спокойно. Лейн третировала его молчанием. Она приняла решение, еще лежа в блаженном тепле ванны, что не откажется от своего обещания. Собственно, решила она этот вопрос для себя еще раньше, в тот вечер, когда узнала, что он говорил с матерью о разводе с Дарси, и в ту же ночь испытала с ним особо острое наслаждение. Так что угроза бросить ее в волны Средиземного моря только ускорила ее формальное согласие.

Но каждому преступлению положено наказание, и Лейн намеревалась какое-то время выдержать характер. Она до сих пор не оправилась от потрясения, и ярость в ней не утихала.

В ту ночь Лейн оставалась вялой и скучной, несмотря на все его попытки развеселить и расшевелить ее. Она отметила про себя, что он не делает попытки извиниться. Все вместе лишило ее сна, и, хотя Фергюс смирился с неизбежным и уснул, Лейн еще долго не засыпала.

Проснувшись рано утром, Лейн, к своему стыду, обнаружила, что лежит в его объятиях, как будто между ними ничего не произошло. Она осторожно попыталась отодвинуться, но его руки крепко держали ее. Медленно откинув назад голову, она встретилась с веселым взглядом синих глаз.

— Тебе куда-нибудь нужно? — спросил он.

— Я хотела повернуться на другой бок.

Вид у него был крайне довольный.

— По-моему, ты все еще пытаешься избегать меня.

Лейн уперлась ему в грудь, но руки Фергюса скользнули ниже, и она оказалась еще ближе к нему.

— На что ты рассчитываешь? По-прежнему играешь в Джона Уэйна? Ты знал, что вода ледяная.

— Будь честной, — нежно сказал он, — по-моему, недолгое пребывание в соленой воде вполне справедливая компенсация за две пощечины, за два удара ногой в голень и пинок в зад. Ты так не считаешь? К тому же я хотел, чтобы ты знала: я всегда держу свое слово.

Все еще пытаясь отдалиться от него, Лейн тем временем размышляла над тем, что он сказал, и вынуждена была признаться: в его словах есть резон.

— Если я не ослышался, ты согласилась занять место жены? Моей жены?

Лейн обняла его.

— Если ты не расхотел меня после нанесенного физического оскорбления.

Он многообещающе улыбнулся.

— Я еще никогда так не желал тебя, ведьма!

И начал жадно целовать ее. Вскоре постель заходила ходуном.

— Что будет с пружинами?! — вырвалось у Лейн.

— Не отвлекайся, — приказал Фергюс, двигаясь все быстрей.

Слезы восторга брызнули из глаз Лейн и смочили подушку. Когда все кончилось, Фергюс нашел в себе силы поцеловать ее и воскликнуть:

— Я люблю тебя, моя будущая жена!

Лейн с блаженной улыбкой прижала к груди его голову и чуть не задушила в объятиях. Потом они заснули, чтобы через час проснуться от стука в дверь и услышать за дверью голоса. Фергюс с трудом сел в постели и крикнул:

— Входите!

Первой вбежала Ханна и, бросив пакет в подарочной обертке на постель, закричала:

— С днем рождения, папочка!

Следом вошла Верити, неся на подносе кофе и горячие тосты. Лейн моргала спросонок и все натягивала на себя простыню. Сгорая от нетерпения, Ханна помогла Фергюсу развернуть подарок и смотрела, с каким выражением он разглядывал коробку шоколадных конфет и яркий галстук.

— Мои любимые конфеты! — широко улыбнулся он дочери. — А какой положительно отвратительный галстук!

Ханна была довольна.

— Я знала, что тебе понравится!

— Иди ко мне, Ужастик, — сказал он, протягивая руки.

Дочь бросилась к нему на шею и крепко обняла. Фергюс звонко чмокнул ее в щеку и посоветовал:

— Ты бы поцеловала Лейн, а то ей будет грустно.

Ханна без колебаний обняла и поцеловала Лейн. Та прижала ее к себе и пожаловалась:

— Я не знала, что сегодня у Фергюса день рождения. Мне никто не сказал.

Верити, которая взирала на них, сложив на груди руки, призналась:

— Он взял с нас клятву, что мы сохраним это в тайне. Верно, Ханна? Понадобилось много выдержки, чтобы не проболтаться.

Но внимание Ханны было занято другим — показывая пальцем на Лейн с Фергюсом, она заявила:

— Они совсем без одежды.

— Нам было жарко, — быстро ответил Фергюс.

Верити хлопнула в ладоши.

— Давай пойдем, Ханна, а то у них завтрак остывает.

Фергюс поймал руку матери и поцеловал. Она выдернула руку.

— Веди себя прилично. Внизу тебя ждет подарок, если угодно. И не опаздывайте, у нас сегодня праздничный ленч. Пошли, Ханна. Ты можешь заняться цветами для сервировки.

Когда они ушли, Лейн спросила:

— Почему ты не разрешил им сказать, Фергюс? Теперь я чувствую себя ужасно. Мне нечего тебе подарить, даже открытки нет.

Он нежно поцеловал ее в щеку.

— Час назад ты сделала мне подарок. Чего больше может желать мужчина на день рождения? Давай завтракать, пока не остыло.


Позже, когда Лейн помогала готовить торжественный ленч, Верити сообщила ей, что Ханна разрывается от желания сказать отцу, что будут гости.

— Ей никогда не приходилось хранить столько секретов, боюсь, не выдержит.

— То-то я подумала, что еды слишком много. А кто приедет?

— Моя дочь, Трина, и ее друг Кеван. Будет Айден, старший брат Фергюса, и его жена Кэтрин с двумя сыновьями. Я пригласила их по телефону и сказала, что ты здесь. Я подумала, Лейн, что им пора познакомиться с тобой, раз вы так близки с Фергюсом. Прости им, если будут приглядываться к тебе, ведь Фергюс не приводил в дом девушек со времен своего совершеннолетия. Так что ты для них диковина.

А Ханна в это время была уверена, что стала обладателем еще одного секрета. Ей всегда, еще в Греции, казалось естественным, что отец хочет обниматься с Лейн в постели. Теперь она узнала, что отец хочет жениться на Лейн, а это означало, что она станет членом их семьи, и люди могут подумать, будто она мать Ханны. Фергюс, гуляя с ней и с собаками, спросил, не тревожит ли это ее. Ханна призналась, что так не думает, поскольку всегда может сказать правду. Тут Фергюс, почесав в затылке, сказал, что ведь и она сама могла бы думать о Лейн, как о своей матери, и тогда правда не будет столь уж важной. Ханна напомнила ему, что правда важнее всего, мол, он сам так ее учил.

— Правда бывает разная, — сказал он.

— Как это? — недоумевала Ханна.

Отец засунул в карманы руки, перевел дух и стал объяснять.

— Если кто-то поступает плохо, например совершает кражу, тогда надо сказать правду. Да, будет наказание, но зато все честно. Красть нельзя. Пример другой. Никто точно не знает, какой породы их пес Лир и кто были его родители, но все считают его метисом эрдельтерьера и скотти. Разве здесь важнее правда? Важно, что Лир член нашей семьи и ты любишь его.

Ханна улыбнулась, она все поняла.


Ленч проходил исключительно весело. Поскольку Ханна делала ему прозрачные намеки, Фергюсу пришлось притворяться, что приезд сестры и брата для него полная неожиданность. Все члены семьи держались исключительно доброжелательно, словно зачарованные тайной, окружавшей его новую подругу. Когда в конце застолья Фергюс поднялся и сказал, что хочет сделать объявление, Ханна запрыгала на месте и крикнула:

— Папа, можно я скажу им?

Фергюс беспомощно посмотрел на Лейн. Она улыбнулась и кивнула. Тогда он поставил Ханну на стул, поправил на ней праздничную шляпку и сел на свое место.

— Поскольку, — начала Ханна, театрально разведя руки, что свидетельствовало об унаследованных актерских генах, — у Лейн нет родителей, как у Лира, папа собирается взять ее в дом.

Возникло всеобщее замешательство и раздалось несколько сдавленных смешков. Лейн смотрела на Фергюса, Фергюс — на дочь…

— Ужастик, — сказал он ей, — ты мелешь чепуху. Слезай.

Она сложила руки, дернув плечом.

— Ты сам говорил, — упорствовала Ханна, — что хочешь жениться на ней. Говорил?

— Да, — согласился он.

Ханна победно кивнула головой.

— Вот, и нет необходимости никому знать правду о Лейн, потому что это не важно.

Лейн уставилась на Фергюса.

— Какую правду? Что ты ей наговорил?!

Фергюс встал на ослабевших ногах.

— Так сказать, леди и джентльмены! — Он положил руки на плечи дочери. — Боюсь, все, что влетает Ханне в уши, в ее головке превращается в фарш и выходит бесформенными кусками изо рта, вызывая всеобщее непонимание.

Ханна смотрела на него убийственным взглядом.

— Суть этого объявления на самом деле намного прозаичней и состоит в том, что Лейни по глупости согласилась влиться в клан Ханнов и стать моей женой.

Все разразились аплодисментами. Фергюс жестом остановил их.

— Чтобы до конца прояснить все, скажу, что она не похожа на Лира, у нее есть родители и абсолютно приемлемая родословная… и, я надеюсь, что они с Ханной будут работать на одной волновой длине, потому что я, совершенно очевидно, нуждаюсь в точной настройке.

— Где кольцо? — спросила Трина.

— Кольцо?

— Обручальное кольцо, Фергюс, ради бога!

— Я… Э…

— Где будет свадьба? — спросила Кэтрин.

Фергюс снова беспомощно посмотрел на Лейн. Ей оставалось только пожать плечами. Фергюс не знал, что ответить.

— Можно я пойду? — спросила Ханна.

В ту ночь, лежа в постели, Лейн сказала ему:

— Если подумать, ты не так уж виноват. Хочешь, чтобы свадьба состоялась, значит, как проснемся, начнем составлять план действий.

Загрузка...