От всего сердца

Глава 14

Первое испытание вот-вот начнется. Справится ли «Гертруда Хант» с организацией? Переживем ли мы остроумие кандидатов? Давайте послушаем.

— Как думаешь, эти данные реальны? — спросил Шон.

Мы шли бок о бок по короткому тусклому коридору. Чудовище следовало за мной, а Горвар трусил рядом с Шоном. Два зверя решили игнорировать существование друг друга, сосредоточившись вместо этого на охране нас.

— Косандион — племянник Калдении, и он достаточно хитер, чтобы изготовить это энергетическое считывание и использовать его для манипулирования нами. Но зачем так напрягаться? Он мог бы просто попросить меня передать рейтинги Калдении. Я бы сделала это, потому что он гость. Вместо этого он дал прочувствовать как ценно это поручение, и вознаградил меня за мои усилия.

Шон нахмурился еще сильнее.

Я передала данные Калдении сразу после моего разговора с Косандионом. Я нашла Ее Милость наслаждающейся прекрасным завтраком на нашем заднем дворе. Я положила куб на стол и сказала ей, что Косандион хочет, чтобы он был у нее. Она подняла брови и спросила: «Он создал его, не так ли?». Она просканировала куб с помощью своего считывающего устройства, а затем улыбнулась во все зубы, и с тех пор эта сдержанная улыбка преследовала меня.

Мы остановились перед темной стеной, преграждавшей нам путь. Глаза Шона все еще были мрачными. Я потянулась и сжала его руку.

— Мне жаль.

Он моргнул.

— На самом деле мы ничего не знаем, и это гложет тебя. — Меня тоже это гложет. — Мы не знаем, кто стоит за искаженным ад-алом, который похитил Уилмоса; почему его похитили; жив ли он еще, и незнание ужасает. Я знаю, что ты очень хочешь отправиться на его поиски, а вместо этого мы должны заниматься этим.

— Не в этом дело.

— Тогда в чем же?

— Я не люблю сюрпризов. И мне не нравится, когда мне лгут. Предполагалось, что задача одна: не дать кандидатам переубивать друг друга. Нам сказали, что Косандион проигнорирует присутствие Калдении. Вместо этого кандидаты пытаются убить его, а Косандион и Калдения плетут интриги либо вместе, либо друг против друга.

— На самом деле ничего не изменилось, — сказала я. — Когда мы взялись за эту работу, мы знали, что должны обеспечить безопасность Косандиона. Этот заговор с целью убийства ничего не меняет. Мы знали, что у Калдении с Косандионом сложная история. Как и следовало ожидать, их нынешние отношения непросты.

Он издал низкий рычащий звук. Уши Горвара дернулись.

— И это именно то, что я нахожу удивительным. Какова природа их отношений? Она замышляет убить его?

— Я так не думаю? — Прозвучало не очень убедительно.

Неужели из всех мест во вселенной он выбрал нашу гостиницу. Он планирует наказать ее за убийство отца? Если бы я был на его месте, я бы специально провоцировал ее, пока она не сорвется и не сделает что-либо опрометчивое. Не имеет значения, добьется ли она успеха. Как только она начнет действовать против него, нам с тобой придется выгнать ее из гостиницы. С ней будет покончено. Награда за ее голову по-прежнему заоблачная, я проверял.

Я знала, что он чувствует. Одна маленькая ошибка, и все, что мы построили, может рухнуть. Мы не могли потерять «Гертруду Хант». Просто не могли.

— Все могло бы быть намного проще, если бы мы просто заперли Калдению до тех пор, пока все не закончится, — сказал Шон.

— Иногда ты говоришь вещи, которые заставляют меня задуматься о тебе.

— Не нужно удивляться. Я обыкновенный мужчина, я люблю тебя, и я буду защищать тебя, даже если мне придется убить всех в этой гостинице.

Я встала на цыпочки и поцеловала его.

— Что, если мы никого не будем убивать?

Уголки его рта изогнулись.

— Ничего не обещаю.

— Мы готовы?

— Настолько готовы, насколько можем быть.

Я коснулась стены перед нами своей метлой. Светящиеся точки запульсировали от метлы, рисуя контур огромной двойной двери в стене. Некогда твердая поверхность раскололась посередине, и две половинки двери распахнулись, позволяя потоку солнечного света омыть нас.

Перед нами раскинулась большая круглая арена, окаймленная приподнятым амфитеатром, который был разделен на четырнадцать секций, по одной для каждой делегации, одна для Косандиона и его свиты и последняя для наблюдателей. Каждая секция была отдельно стоящей, приподнятой на тридцать футов над полом арены и отделена от соседних секций тридцатифутовым промежутком. Секции были обособлены небольшой защитной стеной. Мы бесстыдно украли идею у Старой Арены Баха-чар.

В идеале я бы окружила каждую секцию непроницаемым барьером, точно так же, как я защитила балкон Косандиона. К сожалению, поддерживать такое количество барьеров одновременно было выше возможностей «Гертруды Хант». Они также вызывали искажения в датчиках, и поскольку все это должно было быть записано, я удовлетворилась большими промежутками и привела «Гертруду Хант» в состояние повышенной готовности. Если бы делегаты хотя бы дернулись друг к другу, гостиница подняла бы их прямо со своих мест и отправила обратно в их соответствующие секции.

В центре арены я воздвигла сцену. Идеально круглую и ровно 25 ярдов в поперечнике, она возвышалась примерно на десять футов над полом арены. Когда кандидатам нужно будет сойти на нее, я сделаю пандус из их секции прямо на сцену.

— А как насчет платформы модератора? — спросила я.

Нам нужен был модератор для дебатов, и Шон вызвался создать для него специальную платформу.

— Работаю над этим, — ответил Шон.

Он поднял голову к сверкающему голубому небу и прищурился от солнечного света. На самом деле арена находилась глубоко внутри гостиницы. Я нанесла серьезный ущерб физике измерений. Небо над нами было настоящим, но если бы кто-нибудь запустил квадрокоптер над гостиницей, то обнаружил бы только потертую крышу обычного богато украшенного викторианского дома.

Даже год назад потратить столько энергии было бы для меня невозможно. Каждая гостиница имела ограниченную емкость для хранения энергии. Вот почему постоянный поток гостей был лучше, чем случайные большие группы. Постоянный поток был гораздо предпочтительнее сценария «пира или голода», который «Гертруде Хант» пришлось пережить за последнюю пару лет. Наша репутация распространялась, и за последние несколько месяцев у нас было больше посетителей, чем когда-либо, каждый из них доставлял больше хлопот, чем обычный постоялец гостиницы, но был очень желанным гостем. Эти гости дали нашей гостинице шанс вырасти, но ее энергетических запасов все еще было недостаточно, чтобы сдержать массовый приток этого события. Это была ситуация «используй или проиграй», поэтому я использовала ее, чтобы придать испытаниям вау-фактор.

Тони покачал головой, увидев арену, и сказал мне, что я слишком много работаю. По его словам, аудитория колледжа была бы «подходящей и прекрасной» для этого мероприятия. Однако выбор пары транслировался по нескольким звездным системам. На кону стояла репутация земных гостиниц, и я не сомневалась, что Ассамблея хранителей наблюдала за происходящим у нас и оценивала нашу работу. Как однажды сказала мне Калдения, жизнь давала нам мало возможностей проявить себя наилучшим образом, поэтому, когда представился шанс блеснуть, лучше всего было им воспользоваться. Немного зрелищности не повредит.

По арене разнесся звон колокольчика. Время пришло.

Шон постучал копьем по полу. Огромные экраны, казалось бы, спустились с чистого неба, предлагая каждому участку возможность увидеть происходящее вблизи.

Я воткнула метлу в каменные плиты, образовав туннель между ближайшей секцией и апартаментами Дома Меер, и открыла их двери.

— ПРИВЕСТВУЮ ВАС, МОИ СОБРАТЬЯ!

Гастон потрясающе выглядел посередине арены. Он сменил свою фирменную черно-белую одежду на ошеломляющий бело-серый наряд, расшитый серебристо-голубой нитью, которая подчеркивала его серебристые глаза. Он сидел на нем как влитой, но при этом излучал то, что Гастон называл «джентльменской угрозой». Раньше он был похож на космического пирата, теперь же он выглядел как принц космических пиратов, который очень хорошо себя зарекомендовывал.

Его голос соответствовал его новому образу для телевидения, будучи звучным и плавным, когда он раздавался из скрытых динамиков. Ему потребовалось ровно четыре слова, чтобы привлечь всеобщее внимание. Шон, находившийся в нескольких ярдах от него, с таким же успехом мог быть невидимым, несмотря на его мантию, довольно очевидное копье и склонность нависать.

— Добро пожаловать на первое испытание! — объявил Гастон.

12 делегаций приветствовали, топали и издавали соответствующие видам звуки. Даже Косандион, сидевший в кресле справа от меня, вежливо похлопал. Гастон явно упускал свое истинное призвание.

Голос Шона прошептал мне на ухо через коммуникатор.

— Если слова «Вы готовы к битве?!»[11] слетят с его губ, я вытаскиваю его.

Я спрятала улыбку.

— Я знаю, что все вы ждали, чтобы посмотреть, как наши конкурсанты продемонстрируют свои таланты сегодня. Вы готовы?

Я напряглась, но он не добавил «к битве». Хорошо, что он остановился.

Делегации взревели, давая понять, что они определенно готовы.

— Он превращает это в спектакль, — пробормотал Ресвен.

— А так и должно быть, — сказал ему Косандион. — Люди любят хорошее шоу.

— Сегодняшнее испытание это… ДЕБАТЫ!

Инопланетный эквивалент «ууу!» был довольно громким.

Гастон замахал руками, приглашая пошуметь, затем сделал широкий жест, который каким-то образом мгновенно привел к тишине.

— Наши кандидаты сразятся в случайно выбранных парах. Обоим кандидатам из одной пары будет задан один и тот же вопрос. Вначале отвечает один, потом другой. Победитель будет определен путем сочетания народного голосования, мнения Суверена и обратной связи от нашего уважаемого модератора дебатов.

Он дал им время переварить услышанное и продолжил.

— Наш модератор дебатов ученый с большой буквы. Он посвятил себя созерцанию тайн вселенной. Существа со всех уголков Галактики преодолевают тысячи световых лет, чтобы обратиться к нему за советом.

Пол позади Гастона раскололся, и каменное яйцо размером с внедорожник, расположенное на боку узким концом к центру арены, поднялось из-под пола на металлической ножке.

Он не смел.

Металлическая ножка подняла яйцо вверх и остановилась примерно в пятнадцати футах над сценой.

Да, да, он это сделал. Как только эти дебаты закончатся, я найду его и заставлю заплатить. Пощады не будет.

— Получатель «Звездного пера», Мудрец Великого Древа, Победитель Сфинкса, Первый Ученый Тек!

Каменное яйцо раскололось вдоль пополам. Верхняя половина откинулась, открывая Первого Ученого во всей его красе, держащего свою преподавательскую указку, его шляпа плотно сидела на голове с прикрепленным к ней сверкающим белым пером. Два его помощника покорно стояли позади него, глядя в пол и играя роль скромных учеников.

— Яйцо? — прошипела я в микрофон.

— Забавно же.

Агрх.

Арена встретила Первого Ученого оглушительными аплодисментами. Он кивнул им, благожелательно помахав когтистой рукой.

Первоначальный модератор столкнулся с неожиданными задержками в поездке, потому что его вторая жена похитила его, и теперь другие четыре его жены вели свои собственные дебаты о достоинствах его спасения. Нам срочно нужна была замена, и о Первом Ученом Теке заговорила вся Галактика после проделки Сфинкса. Ората практически пустила слюни, когда Шон предложил его.

Им не нужно было выкручивать крылья Теку. Сначала он возражал, но я поговорила с Оратой до того, как она посетила его, и как только она сказала ему, что это шанс просветить миллионы умов мудростью науки, он был беспрекословно согласен.

— Я все жду, когда соскользнет его шляпа, — пробормотал Шон.

Он был прав, головной убор уже должен был соскользнуть с его перьев.

— Что бы ни сделали его ученики, похоже, это работает.

— Может быть, они ее приклеили.

— Вселенная, я надеюсь, что нет.

Первый Ученый прихорашивался в знак поддержки и размахивал преподавательской указкой. Его голос донесся из динамиков.

— Давайте начнем.

Линия нежных стеклянных цветов проросла из пола сцены под яйцом. Они были похожи на трехфутовые одуванчики, где каждый был увенчан белой сферой размером с баскетбольный мяч, переливающейся белым и золотым. По одной сфере на каждого кандидата. Когда называлось имя кандидата, его сфера опускалась под пол, чтобы они не могли случайно выбрать себя для участия в дебатах.

Я направила белый огонек между секциями, подсвечивая их подпорные стенки, и остановилась на «Команде Хмурых». Небольшая секция передней стены скользнула в сторону, и из щели открылся пандус, ведущий к нижней части арены.

Элленда встала. На ней была черная мантия с глубоким капюшоном, украшенным искусными складками. Странный выбор. Я заметила это, когда их делегация заняла свои места. Ткань ее одежды была очень простой, почти грубой, что выглядело неуместно по сравнению с официальной одеждой всех остальных.

Женщина-ума спустилась по лестнице, подошла к сферам и опустила капюшон. Косандион притих. Ее лицо и шея были забрызганы золотой краской.

Я сталкивалась только с тремя умами, считая Элленду, один из них останавливался в гостинице моих родителей. На нем тоже была золотая краска. Мне тогда было шесть лет, и я сказала ему, что он выглядит очень красиво. Мой отец извинился за меня и позже все мне объяснил. Умы наносили золотую краску, когда были в трауре. Кто-то либо умер, либо был при смерти.

Можно было с уверенностью сказать, что никто на арене был не в курсе этого. Умы очень тщательно оберегали свою культуру. Но Косандион должен был знать, они были народом его матери. Почему так случилось, что именно она была в трауре?

— Выберите своего оппонента, — подсказал Первый Ученый Тек, указывая на сферы взмахом крыла. Они выглядели одинаково.

Я заглушила ветер. «Гертруда Хант» прокачивала воздух через скрытые вентиляционные отверстия, чтобы имитировать легкий ветерок, но воздушный поток помешал бы тому, что должно было произойти дальше.

Элленда положила руку на ближайшую сферу. Ее прозрачная оболочка лопнула, как мыльный пузырь, выпустив в воздух рой светящихся золотистых насекомых. Они поднялись, развернулись, пронеслись к секции клюв-убийц, зависнув над Пивором.

Пивор с широкой улыбкой поднялся, поклонился влево, поклонился вправо, снова ухмыльнулся, показав ровные белые зубы, и направился вниз по пандусу, который образовался из его секции. Он пересек арену и встал напротив Элленды. Они стояли лицом друг к другу, разделенные десятью футами. Крошечные голубые искры у их ушей объявили о том, что их микрофоны активированы.

Я возобновила воздухопоток. Многие виды, включая людей, чувствовали себя более комфортно при легком ветерке по сравнению с абсолютно неподвижным воздухом.

— Вопрос, который вы двое должны обдумать сегодня, заключается в том… — Первый Ученый сделал драматическую паузу. — Что важнее, счастье или долг? У вас есть сто мгновений, чтобы обдумать свой ответ.

На арене воцарилась тишина. Секунды тикали.

Когда яйцо Первого Ученого побелело, время истекло.

— Дщерь ума, — сказал Тек, — слово за тобой.

— Долг, — сказала Элленда.

Первый Ученый повернулся к Пивору.

— Счастье, — сказал кандидат клюв-убийц.

Стояла тишина.

Первый Ученый подождал еще пару вдохов и повернулся к Элленде.

— Вам придется объяснить свой ответ.

— Счастье мимолетно, субъективно и эгоистично. Подчинение своему долгу и успешное выполнение его обеспечивает дальнейшее выживание общества.

— Долг в равной степени субъективен, — ответил Пивор. — Если я вижу, что за ребенком гонится хищник, мой долг вмешаться?

— Да.

— Но, вмешиваясь, я ставлю под угрозу свое собственное выживание. Я взрослый мужчина, который пережил болезни и опасности в своем детстве. Если я буду убит хищником, не станет ли моя смерть большей потерей для общества, чем ребенок, которому еще предстоит повзрослеть? Может ли этот ребенок занять мое место и взять на себя мои обязательства? Как насчет моего долга перед моим кланом и семьей, которая зависят от меня?

Элленда не ответила.

Пивор продолжил.

— Ты говоришь, что долг существует для того, чтобы обеспечить выживание общества. Я говорю, что цель общества — создать индивидуальное счастье. Каждый закон успешного общества призван помочь его членам достичь этой цели. Мы стремимся гарантировать безопасность, доступ к ресурсам, индивидуальные права и даже охраняем обязательный досуг. Поэтому стремление к счастью важнее выполнения долга.

— Я бы спасла ребенка. Мне больше нечего сказать. — Элленда накинула капюшон.

Первый Ученый подождал несколько секунд, но капюшон остался поднятым.

— Очень хорошо, — объявил он. — Спасибо вам обоим. Вы можете вернуться на свои места.

Оба кандидата присоединились к своим делегациям. Огонек снова забегал.

Один из двенадцати претендентов был наемным убийцей. Я надеялась понять, что они за люди во время этих дебатов, зацепиться за что-то, что могло бы идентифицировать их как убийц. До сих пор Элленда вела себя вызывающе, а Пивор вел себя как эгоист. Не особенно помогало.

Огонек остановился на доме Меер. Бестата поднялась, ее черная син-броня поглощала свет. Она прикрепила к ней белый плащ, сшитый из легкой ткани. Я усилила сквозняк, и плащ стал развеваться за ее спиной, пока та спускалась по пандусу. Это был такой красивый плащ. Было бы обидно потратить такое мгновение впустую.

— Драматично, — пробормотал Косандион.

— Вампиры часто такие. Однажды они тайно посетили эту гостиницу, но им все равно пришлось представиться, поэтому они настойчиво прошептали мне свое кредо Дома.

Косандион улыбнулся.

Бестата добралась до сфер и без колебаний положила руку на одну из них. Она лопнула, и сверкающий рой устремился к душегубам и уселся на волосах Унессы, как корона.

— Хороший штрих, — одобрил Косандион.

— Спасибо.

Унесса плавной походкой направилась на арену. На ней было ярко-зеленое платье, которое колыхалось при каждом шаге, подчеркивая бледность кожи.

— Я ставлю следующий вопрос на ваше рассмотрение, — объявил Первый Ученый. — Какова цель вашего существования и почему ваша цель превосходит цель вашего оппонента? У вас есть сто мгновений, чтобы обдумать свой…

— Продолжение рода! — без промедления ответила Унесса. Она повернулась, чтобы посмотреть на Косандиона, и улыбнулась.

Бестата ошеломленно уставилась на нее, а затем перевела взгляд на Первого Ученого.

— Теперь предполагается мой ответ?

— Делайте все, что в ваших силах, — сказал ей Первый Ученый.

— Есть и другие вещи, помимо продолжения рода. Преданность, стремление к личному совершенству, обучение, накопление опыта, передача его следующему поколению.

Зная Тека, она только что заработала высший балл. Она говорила о воинском мастерстве, а он думал в терминах академической мудрости, ведь знание — есть знание.

— Честь, — продолжила Бестата. — Гордость за достижения. Слава своего Дома. Смерть, которую будут помнить. Все это более важно, чем простое совокупление и размножение.

Унесса улыбнулась. Скорее всего, она хотела улыбнуться сладко, но в этом был какой-то гнилой привкус. Она немного походила на рептилию, на ящерицу, собирающуюся схватить личинку.

— А если бы ваш народ перестал размножаться, кто бы все это делал?

— Мой народ не прекращает свой род на протяжении тысячи лет. Это инстинкт. Я понимаю, что ты была воспитана бревнами, но постарайся меньше думать как пень.

Упс.

Из большого душегуба в первом ряду их секции выскользнул длинный побег.

Бестата продолжала.

— К сожалению, тебя воспитали с единственной целью — завлечь мужчину своей внешностью, но ты не обязательно должна быть просто красивым плодом на лозе.

Она давила на больное.

Побег сам по себе свернулся тугой спиралью.

— По крайней мере, я хорошенькая, — сказала Унесса.

— Слава богам за это, — прорычала Бестата. — Природа должна была дать тебе что-то, чтобы компенсировать твой мозг размером с куриное яйцо.

Раздался щелчок выстрела, запустив снаряд в воздух. Мы с Шоном двинулись одновременно.

Посреди пола арены появилась яма, засасывающая в себя снаряд. Из нее вырвались длинные, гибкие усики, схватили душегуба, завернули его, как мумию, и втянули внутрь.

На арене воцарилась тишина. Она длилась один-единственный вдох, а затем трибуны взорвались.

Донкамины издали странный воющий звук. Отрокары топали ногами. Дом Меер встал и с ревом захлопал в ладоши. Секция умбол превратилась в шоу фейерверков на 4 июля с цветами и плавниками, сверкающими в головокружительном зрелище.

Душегубы зашипели и заскрипели в унисон. Унесса открыла рот и зашипела на Бестату. Рыцарь-вампирша усмехнулась и обнажила свои впечатляющие клыки.

Шон подтолкнул яму к деревьям-убийцам, подвесив над ними усики, в ожидании схватить следующего нарушителя спокойствия.

Я разнесла свой голос по арене. Я не кричала, не повышала голос, но это прозвучало громко и отовсюду.

— Мы не допустим никакое вмешательство в процесс.

Душегубы замолчали.

Первый Ученый расправил крылья, призывая к тишине. Когда арена подчинилась, он наклонился вперед и заговорил с Унессой.

— У вас есть чем парировать?

Ее глаза сузились.

— Мне не сказали, что я должна говорить что-то еще.

Бестата развела руками и оглядела аудиторию.

— Очень хорошо, — сказал Первый Ученый. — Эти дебаты завершены.

Унесса вздернула подбородок и бросила торжествующий взгляд на душегубов.

— Ты не выиграла, идиотка! — крикнул кто-то из секции отрокаров.

Косандион сложил руки вместе, прикрыл нос и рот, и слегка затрясся, издавая сдавленные звуки. Это было подозрительно похоже на смех. Унесса повернулась к Первому Ученому.

— Несмотря на то, что оценка озвучена грубо, она, несомненно, точна, — сказал он ей. — Ни одна из вас не выйдет победителем в этих дебатах.

Она развернулась на каблуках и прошествовала обратно в свою секцию, ее руки сжались в кулаки.

Ни Унесса, ни Бестата, казалось, не собирались убивать Косандиона. Унесса могла бы попытаться, но она была бы слишком очевидна. Бестата тоже не казалась утонченным типажом. Если бы кто-то из этих двоих нацелился на Суверена, это было бы прямым нападением. То, как он говорил о нем, наводило на мысль о хитром, скрытом враге.

— Вместо того, чтобы ответить на вопрос, рыцарша атаковала свою оппонентку, — сказал Ресвен.

— Она обвиняла ее в неуважении, — сказала Миралитт.

Ресвен поднял брови, но Миралитт не стала вдаваться в подробности.

Косандион взглянул на меня. Он был племянником Калдении, поэтому прекрасно знал, почему Бестата так отреагировала, но хотел публичного объяснения. Возможно, это было для зрителей, смотревших дома.

— Святая Анократия ценит личное превосходство, — сказала я им. — Они стремятся к жизни, полной индивидуальных достижений. Бестате приходилось тренироваться и драться с тех пор, как она научилась ходить. Она знает, что может убить Унессу в индивидуальном бою, даже не повышая частоту сердечных ритмов. Теперь она также знает, что мышление Унессы недостаточно развито. С ее точки зрения, кандидатка от душегубов — бесполезная хорошенькая штучка, недостойная усилий. Она отказалась удостоить ее настоящей дискуссии.

— Каково ваше мнение об Унессе? — спросил меня Косандион.

Поставь меня в затруднительное положение, почему бы и нет?

— То, как она говорит, и то, как она общается, указывает на то, что она была воспитана душегубами с раннего возраста. Любого, кто смог пережить это, не стоит недооценивать.

Бестата путала образование и сообразительность. Унесса, возможно, имела ограниченное представление об обществе гуманоидов и его сложностях, но она опровергла аргумент Бестаты, даже если она не смогла подобрать подходящих слов, в то время как Бестате нечем было возразить, и она прибегла к оскорблениям.

Где душегубы нашли гуманоидного ребенка? Они купили ее? Украли? Были ли еще такие, как она?

Пришло время снова включить свет. Я остановила его на каях. Прайсен Ол встал, элегантным жестом откинул назад свою многослойную мантию и спустился по пандусу. Он всегда держался с достоинством. Даже сейчас, когда он шел, его жесты были кроткими, правая рука была согнута в локте и держалась поперек тела. Он не размахивал руками при движении, не делал больших шагов. Все это было очень обдуманно и сдержанно.

Самоконтроль был отличным качеством для наемного убийцы.

Прайсен коснулся сферы. Насекомые вылетели по спирали, подлетели к гахеям и заплясали вокруг пурпурных волос Никати, подстать золотой диадеме на его голове. Кандидат из Гахеи встал безупречным грациозным движением и спустился на арену.

Одобрительный ропот пронесся по зрителям и затих.

— Интересно, — заметил Ресвен. — Эти двое кажутся хорошо подобранными.

Я просмотрела видеозапись со вчерашнего ужина, и кое-что привлекло мое внимание. На бумаге Никати происходил из ученой семьи, аристократической, но среднего ранга, и все внешне указывало на то, что он был выбран за свои заслуги и достижения. Глава делегации, Наеома Тасте, был эквивалентом герцога, на шаг ниже королевской семьи. Он обгонял Никати по рангу на милю.

Вчера за ужином Наеома сделал пренебрежительное замечание о донкаминах. Никати мгновение смотрел на него, и герцог опустил глаза. Гахеи были псиониками. Они сражались ментально, пристально глядя друг на друга. Отвести взгляд означало отступить, но опустить взгляд в пол было все равно, что встать на колени со склоненной головой. Полное подчинение.

Только принц мог смотреть на герцога свысока. Никати был членом королевской семьи Гахеи. Я была уверена в этом.

Принц Гахеи, даже если он воспитывался тайно, пережил десятки покушений на свою жизнь. Большинство из них, если не умирали, были опытными убийцами к зрелому возрасту. Его делегация лгала о том, кем он был на самом деле. Они могли сделать это потому, что хотели втайне связать свою родословную с руководством Доминиона, или потому, что нацелились на Косандиона. В любом случае, шансы Никати оказаться убийцей только что взлетели до стратосферы.

Первый Ученый оглядел двух мужчин.

— Перед вами стоит следующий вопрос: почему вы здесь?

— Прежде чем я смогу ответить, — сказал Прайсен, — не будет ли уважаемый Ученый так любезен, чтобы дать определение слову «здесь»?

— Действительно, — согласился Никати. — Справедливая просьба. Означает ли «здесь» физическое местоположение или фиксированный момент времени? Относится ли это к нашему присутствию или к нашей цели?

— Как мы можем быть уверены, что мы вообще «здесь»? — добавил Прайсен.

Первый Ученый надулся вдвое больше себя, выглядя положительно легкомысленным. Его глаза заблестели.

— Интерпретация полностью зависит от вас. У вас есть сотня мгновений, чтобы собраться с мыслями.