Отвергнутая

18

Она выждала минут десять после отъезда Тайрона, прежде чем начать действовать. Надела шляпку и завязала ленту под подбородком. Потом взяла дорожную сумку, в которой было все только самое необходимое, но даже это показалось ей лишним. Она чувствовала себя измученной и больной. Она послала человека убить другого человека.

— Нет! Я не должна так думать, — прошептала она, беря свою сумку и направляясь к двери.

У нее одна главная цель — бегство.

Двор был странно пуст. Она думала, что Тайрон может оставить одного из своих слуг сторожить ее, но с другой стороны — зачем ему это? Он получил он нее то, что ему было нужно, — новое имя Макклода. Она свободна и может идти, куда хочет.

Она пересекла двор и открыла калитку в воротах. Колокольчик наверху ожил и весело зазвенел. Она выскочила за нее и пустилась бежать по узкой темной аллее.

Филадельфия тут же услышала шаги у себя за спиной, но не стала оборачиваться, чтобы посмотреть, кто ее преследует. Она бежала мимо темных ворот и частных экипажей. Она говорила себе, что будет в безопасности, как только добежит до главной улицы и окажется среди людей. Но как только она ступила на деревянный тротуар, ее кто-то схватил сзади и потянул обратно в темную аллею.

Она успела вскрикнуть, прежде чем чья-то рука зажала ей рот и другая прижала к твердой мужской груди.

— Ну и здорова ты бегать, милая, — рассмеялся Эдуардо. — Я весь день поджидаю тебя, чтобы…

Филадельфия услышала звук удара, прервавший слова Эдуардо, и тут же ей на голову набросили сзади толстую ткань, заглушившую ее крик. Она пыталась сопротивляться, но чьи-то руки подняли ее и понесли. Уже через несколько шагов она услышала фырканье лошади, и ее стали вталкивать в экипаж.

— Быстрее! — скомандовал чей-то голос около ее уха. В следующее мгновение она уже лежала на полу экипажа.

— К реке! — услышала она тот же голос и ощутила, как экипаж тронулся.

Ее похитили. А что с Эдуардо? Звук удара, который она слышала, отдавался в ее голове с десятикратной силой. Она попыталась сесть. О Боже! Его тоже везут, или он лежит в темной аллее, истекая кровью?

Нога в сапоге уперлась ей в спину и прижала к полу экипажа.

— Лежите тихо, — произнес грубый голос. — Никто не причинит вам вреда.

Слишком перепуганная, чтобы здраво рассуждать, она пыталась закричать, но толстая ткань не давала ей возможности вдохнуть воздух. Неужели это месть со стороны Тайрона? Он угрожал расправиться с ней, если она не будет помогать ему. Теперь, когда она дала информацию, нужную ему, она одна может назвать имя убийцы Макклода. Наверное, Тайрон оставил ее потому, что подготовил ее смерть. Она припомнила рассказы о людях, которых завязывали в мешок и бросали в реку.

Ее охватил безумный ужас, и она вновь попыталась закричать. Потом она ощутила навалившуюся на нее тьму, и больше ничего.

— Дурак! Она чуть не задохнулась до смерти! На кой черт мне нужна мертвая заложница?

Филадельфия попыталась глотнуть, но ее язык прилип к гортани и каждый вздох отдавался болью в легких. Она попыталась открыть глаза.

— Добрый вечер, мисс… Хант? Я сожалею о неудобствах, которые вам приходится испытывать, но вынужден спешить.

Филадельфия обнаружила, что видит перед собой лицо Макклода. Он протягивал ей стакан.

— Вам нужно выпить. Я прошу извинить меня за грубое обращение. Надеюсь, с вами все в порядке?!

Только теперь Филадельфия поняла, что ее развязали и она может двигаться. Она лежала на койке в маленькой каюте, прикрытая легким одеялом. Филадельфия медленно села, не глядя на него. Голова у нее гудела, но она старалась преодолеть боль.

— Где я? — спросила она, борясь с болью в горле.

Макклод протянул ей стакан.

— Сначала выпейте. Вам это необходимо.

— Почему я здесь?

— Вы гостья на моем пароходе, маленькая леди.

Правота его слов подтверждалась легкой вибрацией каюты. Теперь до нее дошло, что ее захватил не Тайрон, а Макклод. Он не настолько ее ненавидел, чтобы убить. Она метнула в сторону Макклода испепеляющий взгляд.

— Вы похитили меня.

Он улыбнулся и пожал плечами, ставя стакан на место.

— Я сожалею, что вынужден был прибегнуть к этому, но вы не оставили мне другого выхода. Ваш визит ко мне сегодня утром был для меня почти убийственен. Я не мог рисковать, чтобы Тайрон нашел меня раньше, чем я предприму кое-какие меры безопасности.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду вас. Вы живете в его доме. Да, да, за вами следили. Тельфур — Тайрон… Меня поразила эта ирония судьбы: мы занимались совместным бизнесом, не зная, кто мы оба на самом деле. Должен признаться, я преклоняюсь перед его вкусом в выборе любовницы. Он захочет получить вас обратно в целости и сохранности, и я готов пойти ему навстречу, как только буду в безопасности там, где ему не добраться до меня.

— То, что вы похитили меня, не защитит вас от него.

— Надеюсь, что вы ошибаетесь. — Его голос звучал искренне, почти радостно. — Я послал ему записку, в которой сообщил, что верну вас, когда буду уверен, что он не преследует меня. Я…

Крик с палубы прервал его, сообщая о готовности к отплытию.

— Ну вот мы и готовы, прекрасно! Путешествие вверх по реке в это время года — настоящее удовольствие.

Она не отреагировала на его слова, и он подошел к двери.

— Вы будете заперты в этой каюте, а в остальном вы свободны. Я советую вам отдохнуть. Вы пережили неприятные минуты.

Значит, она пленница. А Эдуардо тоже?

— А что с другим мужчиной, с тем, который первым заговорил со мной?

Брови Макклода полезли вверх.

— Там был еще кто-то? Я об этом ничего не слышал. Да, у вас был трудноватый вечер. Я вернусь поболтать с вами, когда мы покинем порт. Вы должны рассказать мне, откуда вы столько знаете об Уэнделле Ханте и его семье. Вы на какое-то время ввели меня в заблуждение, пока я не припомнил, что у дочери Уэнделла каштановые волосы. А вы блондинка. Маленькая ошибка, но немаловажная. Но я все равно восхищен вами. Когда вы отдохнете, вы сможете убедиться, что в ваших интересах обойтись со мной с таким же радушием, какое вы оказывали Тайрону. Увидимся позднее.

Она услышала, как повернулся ключ в замке, но все-таки, когда его шаги удалились, она встала и проверила запор. Теперь она понимала, что ей грозит опасность, и стала осматривать каюту в поисках путей к бегству. Когда ее запихивали в экипаж, она потеряла одну туфлю, теперь она сбросила и вторую.

Начав двигаться, она почувствовала острую боль в правом боку. Ощупав пальцами это место, она обнаружила, что у нее сломана основа корсета. Рукава были порваны, и под ногтями виднелось нечто подозрительное, похожее на кровь. Она с удовлетворением констатировала, что храбро сражалась со своими похитителями.

Филадельфия подошла к иллюминатору и выглянула, но ничего не увидела. Иллюминатор, выглядывавший на пристань, был задраен снаружи и не открывался. Одно было для нее ясно — она не будет сидеть и терпеливо ждать, когда вернется Макклод. Ей нужно найти чем защищаться, какое-то оружие.

Не обращая внимания на головную боль, она стала обшаривать шкафы в каюте, внимательно осматривая каждый предмет. Все вещи были мужские. Она внезапно поняла смысл последних слов Макклода. Под радушием он имел в виду, что она ляжет с ним в постель.

Разозлившись, она стала выбрасывать на пол всю его одежду. Заодно она выбрасывала и бумаги, даже географические карты. В этом был ее слабый протест против того, что ей предстояло, и, кроме того, эта активность поддерживала ее мужество. Когда она наконец добралась до запертого ящика бюро, ей под руку попалась ложка, и она, не думая о последствиях, вскрыла ящик. Там лежал бархатный мешочек.

Еще не дотронувшись до него, Филадельфия уже знала, что в нем Голубая Мадонна. Она очень осторожно взяла мешочек, взвесив его тяжесть на ладони, и вернулась к постели. Она держала мешочек в руках, раздумывая над тем, как такая прекрасная вещь могла стать причиной такой ненависти и стольких смертей.

Из-за того, что свет так причудливо преломлялся сквозь этот камень, умерли многие люди, сколько именно, она никогда не узнает. Одни жертвовали жизнью, в надежде защитить Голубую Мадонну, другие рисковали, чтобы завладеть ею. Ее отец был одним из них.

Филадельфия прикрыла глаза, чтобы продумать самое странное открытие в ее жизни. Неужели ее отец сознательно отдал приказ, который привел к кровопролитию? Как ей поверить в ото? Он обожал прекрасное во всех его формах. Ничто не радовало его больше, чем новое произведение искусства, будь то драгоценность, или картина, или канделябр. Особенно его интересовали вещи, вокруг которых существовали легенды. Он вновь и вновь рассказывал ей, что ему понадобилось десять лет, чтобы выследить ожерелье из жемчужин Мэй Лин. Он хвастался ей, как в каждую свою поездку в Сан-Франциско предлагал награду за малейшую информацию, пока наконец след не привел его к торговцу в Чайнатауне, который владел этим ожерельем.

— Алчность — это страшная сила, — тихо произнесла Филадельфия фразу из легенды, которую рассказывал ей отец. — Ныряльщик за жемчугом заметил алчность, сверкнувшую в глазах полковника, и понял, что избрал правильную приманку.

Она открыла мешочек и положила Голубую Мадонну себе на колени. Камень лежал на ее юбке, темный и спокойный, синие оттенки играли на его поверхности, когда на нее падал свет. Эти темные глубины скрывали таинственное лицо, но не могли скрыть красоту совершенного камня. Вот она, приманка, запретный приз, от обладания которым ее отец не мог отказаться.

Гордость была самым большим грехом полководца. И чудовище, скрывающееся в морской пучине, схватило его, предательское подводное течение, с которым не мог справиться даже полководец.

Желая заполучить этот драгоценный камень, ее отец привел в движение подводное течение, которое настигло его в конце концов. Его слабостью была непреодолимая страсть обладать прекрасными вещами, и он использовал алчность других людей для достижения своей цели. Он не мог знать, что воры ради обещанной им награды будут убивать, но, если верить Макклоду, он понял свою вину, когда в первый раз посмотрел на камень. Неудивительно, что он не мог оставить его себе. Как и добыча ныряльщика за жемчугом, Голубая Мадонна услаждала сердца одних и приносила гибель другим.

Филадельфия отложила камень, не в силах больше видеть его. Ее никто никогда не убедит, что ее отец был злым человеком. Он был слишком мягким и слишком радовался возможности разделить с ней свою любовь к прекрасному. Но она могла допустить, что в своих делах он становился беспощадным и что неблагоприятные обстоятельства погубили его. Вероятно, он думал, что, кончая жизнь самоубийством, кладет конец всему, но не мог предвидеть, что последнюю цену придется платить ей, что его наследство будет стоить ей утраты единственного мужчины, которого она когда-либо любила, — Эдуардо Тавареса.

Она не знала, сколько времени просидела в таком оцепенении, возможно даже забылась с открытыми глазами, как вдруг услышала крики и стрельбу. Чьи-то сапоги прогрохотали мимо ее двери, потом она услышала голос Макклода, выкрикивавшего приказы. Судно накренилось и начало двигаться, но медленно.

Она бросилась к двери и принялась колотить в нее руками и ногами и кричать. Ей так долго никто не отзывался, что она растерялась, когда вдруг из-за двери услышала ответный крик.

— Отойдите! — услышала она мужской голос и успела отпрыгнуть от двери как раз вовремя, потому что раздался выстрел и пуля разнесла замок в двери. Она распахнулась, и в ее проеме стоял Тайрон.

— Сюда! — прорычал он. — Эдуардо ждет нас.

Сжимая в руке бархатный мешочек, Филадельфия бросилась к нему. Он на мгновение обнял ее и потом вытолкнул из каюты.

— Бегите к борту! — закричал он.

Она побежала к борту и увидела, что судно находится далеко от берега и с каждой секундой набирает скорость.

— Скорее! — торопил ее Тайрон. — Эдуардо взрывает котлы. — Он подтолкнул ее к поручням. — Перелезайте и прыгайте!

Она в ужасе обернулась к нему.

— Я не умею плавать!

Ее слова привели Тайрона в замешательство, а она шагнула в сторону от него. И тогда он увидел мужчину, выходившего из темноты.

Реакция Тайрона была замедлена тем, что Филадельфия находилась между ним и этим мужчиной. Он схватил ее, чтобы оттолкнуть в сторону, и, благодаря этому, дал преимущество противнику. Матрос выстрелил.

Тайрон почувствовал, как пуля вошла в его левое плечо, а его выстрел уложил матроса. Он услышал, как вскрикнула Филадельфия, когда он качнулся вперед, потом первый взрыв потряс палубу.

— Прыгайте! — заорал он, толкая ее к поручням. — Прыгайте, черт вас возьми!

Филадельфия уцепилась за него, когда он перенес ногу через поручни, но, когда он наклонился, чтобы прыгнуть в воду, она вырвалась из его рук, охваченная паникой при мысли о черной воде, которая сомкнется над ее головой.

Второй взрыв вздыбил палубу у нее под ногами, и она упала на колени, все еще держа в руке бархатный мешочек. И тут она увидела Макклода, двигавшегося к ней. Он кричал ей и целился из пистолета. Мир позади него, казалось, был объят пламенем. Из пролома в палубе, образовавшегося в результате взрыва в котельной, языки пламени выстреливали в ночное небо.

Макклод уже навалился на нее, схватив за волосы и поднимая на ноги.

— Отдай мне этот мешочек!

Она вырвалась из его рук, колотя его тяжелым камнем как оружием. Он охнул, когда камень ударил его в висок, но не отпустил ее. Он тянул ее за волосы с такой силой, что она подумала, что он вырвет их с корнем.

— Проклятая шлюха! Отдай это мне! — прорычал он у самого ее уха.

Филадельфия задохнулась от боли и подняла мешочек высоко над головой.

— Отпустите меня, или я брошу это за борт, клянусь! — закричала она.

Неожиданно холодный металл уперся в ее левый висок.

— Только попробуй, и я убью тебя!

— Макклод!

Филадельфия почувствовала, как он напрягся, и она тоже напряглась, ибо этот голос был так знаком ей. Не обращая внимания на угрожающее ей дуло пистолета, она обернулась и увидела Эдуардо, стоявшего на палубе в десяти футах от нее.

Макклод отпустил ее волосы, но схватил за шею, выставив ее вперед себя, как щит, и уткнув дуло пистолета ей в бок.

— Пропусти меня, или я убью ее!

Эдуардо посмотрел на него.

— Тогда ты не оставишь мне иной возможности, кроме как убить тебя. Отпусти ее, Макклод, и я, возможно, сохраню тебе жизнь!

Макклод оттащил Филадельфию назад к поручням, прикидывая, каковы будут его шансы, если он прыгнет за борт вместе с ней.

Поняв, что он собирается делать, Филадельфия стала вырываться, невзирая на пистолет Макклода.

— Не надо! Я не умею плавать! Не толкайте меня туда!

Макклод ухмыльнулся.

— Ты слышишь ее? Девушка не умеет плавать! Если я выброшу ее за борт, она утонет. Назад!

— К черту! — последовал ответ.

Третий и самый сильный взрыв подбросил Филадельфию в воздух вместе с обломками дерева, и потом она стала падать сквозь пламя и тьму. Теплые воды Миссисипи сомкнулись над ее головой.

Она не вскрикнула — не могла. Речная вода затягивала ее все глубже в свои маслянистые глубины. Ее юбка за что-то зацепилась, и она перестала погружаться в воду. Она руками хваталась за воздух. Речная вода окатывала ее лицо, ей страшно захотелось вдохнуть… Она сопротивлялась до тех пор, пока не заболели ее легкие и диафрагма не начала конвульсивно сжиматься, и тогда она капитулировала.

Первый глоток воды заставил ее закашляться, и после этого каким-то таинственным образом ее голова вынырнула на поверхность, и ночной воздух овеял ее лицо. Она с жадностью вдохнула глоток воздуха, думая, что это скорее всего будет ее последний вдох.

Обезумев от стремления не утонуть, она судорожно цеплялась за что-то, что поддерживало ее в этой тьме.

— Тише, милая! Ты так можешь утопить нас обоих!

Знакомый голос нес надежду на спасение. Она инстинктивно повернулась в темной воде, чтобы обнять Эдуардо.

Она не утонула! Это было чудо!

Эдуардо спас ее, вытащив из воды. Она мало что помнила, только пожар на пароходе, горевшем факелом на черной поверхности воды, а чуть позже голоса тех, кто на берегу помогал им спастись.

Сейчас уже рассвело. Она проснулась за несколько минут до этого и обнаружила, что вновь лежит в спальне, где она спала как гостья Тайрона. Он, видимо, погиб. Она видела, как кровавое пятно расплылось на его рубашке в тот момент, когда он первым нырнул в воду. Ее вина. Она в отчаянии прикрыла глаза.

— Милая?

Филадельфия повернула голову и увидела Эдуардо, склонившегося над ней. Ее радость была чистой и глубокой, но длилась недолго. Глядя в его красивое лицо, она вспоминала каждый миг за прошедшие двадцать четыре часа и как неправа была она в отношении него, в отношении своего отца. Она, устыдившись, отвернулась.

Эдуардо дотянулся до нее и нежно провел пальцем по ее щеке.

— В чем дело? Ты все еще сердишься на меня?

— Нет. — Филадельфия повернулась к нему, стараясь не реагировать на его пальцы, поглаживающие ее грудь. — Я знаю правду, Эдуардо. Тайрон мне все рассказал.

— Все? И что же это за «все»?

— Я знаю про Голубую Мадонну. И про твоих родителей. — Филадельфия чуть было не коснулась его руки, когда она замерла на ее плече, но удержалась. Она чувствовала себя низким существом. — И о твоих шрамах. Я… мне очень жаль, так что… — Она не смогла закончить фразу, потому что у нее судорогой свело гортань.

— Тебе не о чем жалеть, милая.

«Какой он добрый, сильный», — подумала она. Как она могла жить без него?

— Я знаю, что мой отец несет ответственность за то, что случилось с твоей семьей. Ты… — У нее пресекся голос, но она нашла в себе силы продолжать. — Ты был прав, возненавидев меня.

— Милая, это не имеет к нам никакого отношения. Ты должна верить мне.

Она с несчастным видом затрясла головой.

— Не говори так. Я знаю, что чувствую. Думаю, что сама немного ненавижу его. — Она старалась не заплакать, но слезы непроизвольно текли по ее щекам. — Я хочу вернуться в Чикаго — одна.

— Ты хочешь, чтобы я шел по твоим следам, как вчера? Не думаю, чтобы тебе этого хотелось.

— Ты шел за мной?

— Уж не думала ли ты, что я оставлю тебя без защиты, одну, с Тайроном? После того как я вылез из твоей постели, я до утра поджидал в аллее, когда увидел, как ты спускаешься по лестнице. Я не мог понять, куда ты направляешься на рассвете, и пошел за тобой. — Он улыбнулся. — К мессе? А потом зачем ты пошла в меняльную контору?

— Я пошла к Макклоду.

— Макклоду? Святой Боже! Как ты разыскала его?

— Он живет под именем Ангуса Макхью. Но как ты узнал, где искать меня? Я думала, от такого удара по голове можно умереть.

Эдуардо пробежал пальцами по своим черным волосам.

— Эта голова испытывала и худшее. Тайрон нашел меня в аллее вскоре после того, как тебя увезли. Мы не были очень уж вежливы с посланцем, который принес записку о выкупе. Он рассказал нам достаточно, чтобы мы разобрались в стратегии Макклода. Речной пароход не так трудно догнать, когда двое мужчин гребут как надо.

Его лицо стало спокойнее.

— В записке ничего не говорилось о том, что ты с Макклодом. Тайрон собирался убить его, пока я буду готовить взрыв судна. Святой Боже! Так мы могли убить и тебя!

— Сейчас это уже не имеет значения. А Макклод… он утонул?

— Мы не уверены, но это не очень влияет на настроение Тайрона.

Она в удивлении села на постели.

— Тайрон жив?

Он протянул к ней руки, но она уклонилась. Он нахмурился и решительно положил руки ей на плечи.

— Спокойно, милая. Потребуется не одна пуля, чтобы добить Тайрона. Рана у него болит, и он полупьян от выпитого виски. Мне пришлось припугнуть его, что я привяжу его к кровати, чтобы удержать от поездки вверх по реке с целью выяснить, не скрылся ли в темноте Макклод.

— Я сказала ему о Тайроне, — уныло сказала Филадельфия. — Если бы он умер, я была бы ответственна за это.

Он выругался и не очень деликатно потряс ее.

— Твоя совесть обременена не больше, чем у любого святого.

С этими словами он прижал ее так крепко, что ей не оставалось ничего другого, как положить голову ему на грудь.

Филадельфия слышала биение его сердца и вдыхала неповторимый мужской запах его тела. В этот момент ей ничего не надо было больше от жизни. «Почему нельзя удержать это мгновение», — в отчаянии подумала она.

Эдуардо ощутил это и понял ее боль лучше, чем она сама себе представляла. Но при этом она испытывала и чувство радости, зная, что боль пройдет и навсегда останется возможность для счастья.

— Ты сегодня ночью совершила чудо, милая. Я не поверил своим глазам, когда развязал грязный мешочек, который ты сжимала в руке, когда я вытаскивал тебя из реки. — Его темные глаза сверкали, как бриллианты. — Ты нашла Голубую Мадонну!

— Это то, что мой отец украл в вашей деревне.

— Совершенно верно. Я видел ее последний раз, когда мне было двенадцать, но тот, кто хоть раз видел ее, не может забыть. За последние четырнадцать лет о ней ничего не было слышно, и я думал, что она пропала или разбита на мелкие кусочки. Я уже и не надеялся вновь увидеть ее.

— Она все эти годы была у Макклода. Я рада, что спасла ее для тебя. Это маленькая компенсация за все то, что тебе пришлось пережить.

Эдуардо старался оставаться терпеливым, но ее голос и манера поведения начали раздражать его.

— Мне не нужна твоя благодарность. — Он взял ее за подбородок и приподнял голову, чтобы посмотреть ей в глаза. — Неужели ты не понимаешь? Без тебя, без твоего бесстрашного поиска правды Голубая Мадонна была бы потеряна для моего народа навеки. Найдя Голубую Мадонну, ты заплатила долг твоего отца. Теперь ты можешь быть спокойна.

Филадельфия посмотрела в эти черные глаза, так много обещающие, и не поверила тому, что увидела в них.

— Если бы все это было так просто.

— Но так оно и есть, — медленно кивнул он. — Так и есть.

«Я никогда не забуду этот момент», — подумала Филадельфия, пораженная выражением счастья на его лице. Он освобождал ее от чувства вины за ее отца. Но если он мог пойти на это, то она не могла. Когда она с любовью смотрела на него, то не могла не думать о шрамах на его спине и руках, и вновь ощущала вину своего отца с такой же силой, как если бы это была ее собственная.

— Что ты теперь собираешься предпринять? — спросила она.

— Если ты готова путешествовать, я хотел бы, чтобы ты поехала со мной в Бразилию. Я должен вернуть Голубую Мадонну на то место, где она была. А после этого… — В его глазах засветилась чувственность. — После этого я весь твой.

— Нет, ты должен совершить это путешествие один. В том, что тебе предстоит сделать, мне нет места. Я уверена, что ты это понимаешь.

— Может быть, ты и права. Ты можешь остаться в моем поместье, пока я отправлюсь в глубь страны. Тебе там понравится.

Филадельфия покачала головой.

— Я не хочу ехать в Бразилию или еще куда-то. Я хочу домой, и как можно скорее.

— Тогда я подожду, пока ты не будешь готова поехать со мной.

— Нет, не надо. — Она в первый раз погладила его по шее. — Ты должен отвезти Голубую Мадонну домой. Это никогда не кончится, пока она не вернется туда.

Эдуардо рассматривал ее лицо, заглядывал ей в глаза, пытаясь понять ее подлинные мысли.

— Хорошо, я готов сделать это.

— Тогда уезжай немедленно, сегодня же. — Она улыбнулась, чтобы скрыть свою взволнованность. — Подумай, это будет необыкновенный праздник! Ты станешь героем!

Она, сама того не зная, коснулась истины — того, что сам Эдуардо думал о себе.

— Это снимет позор с имени моего отца. Проклятие будет снято.

Филадельфия не спросила его, что он имеет в виду, потому что видела решимость на его лице, которая влекла его в Бразилию.

Когда он поцеловал ее, она прижалась к нему всем телом. Жар его любви и страсти был как жар солнца, и она знала, что будет носить шрамы от его любви на своем сердце до конца дней своих.

Когда он положил ее на постель, у нее вырвался стон, вызванный болью.

— Любимая, я причинил тебе боль, — горестно сказал он. — Ты слишком пострадала, чтобы заниматься любовью. Но когда я вернусь, то займусь этим как следует — обещаю тебе.

С этими словами он вышел, оставив на ее губах вкус прощального поцелуя.

— Почему вы не поехали с ним?

Тайрон стоял у ее постели, обнаженный до пояса, левая сторона его груди была забинтована. Он только что попрощался с Эдуардо, который уехал на рассвете, и теперь поднялся в ее комнату за объяснениями.

— Я не могла. — Она выходила на балкон, чтобы посмотреть, как будет уезжать Эдуардо, но не стала спускаться во дворик, опасаясь, что он увидит ее слезы и останется. — Как он может смотреть на меня и не думать о своих убитых родителях?

— А вы можете смотреть на него и не думать о своем отце?

— Да, конечно, но это…

— Потому что вы женщина и, следовательно, дура, — закончил Тайрон без тени сочувствия.

Под загаром скрывалась бледность, вызванная большой потерей крови, но Филадельфия тем не менее подумала, что предпочла бы иметь дело с бешеной собакой, чем с Тайроном.

Он сел в стоявшее рядом с кроватью кресло и уставился на нее своими прозрачными глазами.

— О женщины! Все вы одинаковы. Ему будет лучше без вас. Я сказал это при нашей первой встрече.

— Да, помню, — согласилась с ним Филадельфия, которую его слова неприятно задели. Эдуардо уехал. Она его отпустила. Дура!

Тайрон приложил руку к ране повыше сердца и пробормотал:

— Вы сказали мне, чтобы я не лез не в свое дело. — Намек на улыбку искривил его губы. — Тогда вы вели себя храбрее, чем сейчас, — хотя у вас было меньше для этого оснований. Дура.

— Да, конечно. — Она отвела глаза.

Тайрон какое-то мгновение продолжал смотреть на нее. Каждый раз, когда он подступал к ней, он мог определить степень ее страсти, отвращения и сексуального возбуждения, которое он в ней пробуждал. Она никогда не признала бы последнее, и, если быть честным, он знал, что первые два чувства превалируют. Одна мысль об этом вызывала возбуждение в его чреслах, но на этот раз он подавил свою похоть. Святой Боже! Это трудно. Ха! Он уже стоял, как каменный.

Тайрон начал массировать свою рану. Одного он не мог понять, почему она позволила Таваресу уехать без нее. Предположение, что Эдуардо не может отделить свое отношение к ее отцу от чувств к дочери, не выдерживает критики, учитывая, что он влюбился в нее, зная, кто она.

— Большинство женщин очень высокого мнения о своей силе убеждения. А что вы?

Филадельфия заморгала.

— Прошу прощения, я вас не поняла.

— Я сказал, что большинство женщин, которые заманивают в свои сети такого богатого мужчину, как Таварес, не отпускают его.

Филадельфия покраснела под его проницательным взглядом.

— Меня не интересовало его богатство.

— Конечно, на женщин, которых я видел с ним, большое впечатление производили его скрытые достоинства. Так в чем же дело? Или вас не удовлетворяет его поведение в постели? Или его оснастка? Если вам нужно с чем-то сравнить, вам достаточно сказать слово.

— Вы грубый и жестокий человек, Тайрон.

Он кивнул.

— Я только никому не лгу, особенно самому себе, а вы сейчас солгали. Дьявол меня возьми, если бы я знал, в чем дело. Но если вы потеряете Эдуардо, вам некого будет винить, кроме самой себя.

Он приподнялся, застонав от боли.

Филадельфия заметила, что на его бедрах висит пояс с пистолетом.

— Куда вы отправляетесь?

— Убить хищника.

— Макклода? — прошептала она.

Он кивнул.

— Его труп не обнаружили на берегах реки. Я не хочу повторять ошибку и верить, что он умер, пока собственноручно не потрогаю его труп.

— Почему?

Его глаза стали ледяными, а лицо застыло, как гранит. Она ожидала грубых слов, но их не последовало. Лед начал оттаивать, а гранит становился мягче.

— Пойдемте со мной, Филадельфия Хант, и я смогу рассказать вам…

— Я… — Ей не удалось продолжить фразу. Он повернулся и вышел.

Она покинула дом Тайрона на следующий день. В то время как Эдуардо плыл по Карибскому морю, а Тайрон — вверх по Миссисипи в поисках следов Макклода, Филадельфия села на пароход до Натчеза, где она пересела на поезд, идущий на восток, к Нью-Йорку.