Момент тишины. Один удар сердца. Резкий вдох. Моргание. А затем… начался хаос.
Дориан вскакивает на ноги и склоняется над Люцифером, его глаза бледны, как опал. Нико пытается оттащить его, но выражение его лица искажено яростью.
— Что ты сказал? — Дориан шипит всего в нескольких дюймах от лица Люцифера.
— Твоя жена — Война, Красная Всадница. Та, кто несёт ответственность за убийство невинных людей. Ты хотел знать, и теперь знаешь. Так что ты можешь либо занять свое место, либо тебя постигнет та же участь. Выбор за тобой.
— Ложь. Всё это. Габриэлла — королева и защитница человечества. С твоей стороны было бы мудро взвесить свои обвинения. Оглянись. Нас трое, а ты один. И ходят слухи, что, ты недостаточно силён даже для того, чтобы контролировать низших демонов.
— Демоны? — Люцифер фыркает от смеха, небрежно скрещивая ноги. — Какое мне дело до демонов? Ты забываешь, что я был архангелом, одним из первых в творении. Я был здесь до тебя и буду здесь после тебя.
— Это мы ещё посмотрим.
Почувствовав реальную угрозу, Нико удаётся вклиниться между братом и Люцифером.
— Мы здесь не для этого. Люцифер, зачем ты вызвал меня только для того, чтобы скормить нам логическую ошибку? Тебе лучше иметь какие-нибудь доказательства.
— Доказательства? Включите грёбаные новости. Прочитайте имена тысяч жертв, убитых в домах, школах, больницах. Вот и доказательство.
Слова Люцифера только ещё больше провоцируют Дориана. Голубое пламя вспыхивает на кончиках его пальцев и облизывает предплечье. Его глаза становятся ещё бледнее. Я смотрю на Габриэллу, но выражение её лица пустое, взгляд затуманен. Почему она не остановит это? Или не докажет, что Люцифер неправ?
— Чушь собачья, — выплёвывает Нико. — Почему мы должны тебе верить?
Взгляд Люцифера становится жестче, и его губы сжимаются от ярости, когда он отвечает:
— Потому что я так захотел.
И Нико, и Дориан замирают. Голубое пламя, окутывающее руки Тёмного короля, отступает, но магия танцует на кончиках пальцев, готовая вырваться наружу. Плотная тишина настолько удушает, что меня охватывает желание что-нибудь сказать — что угодно. Хотя абсолютно нечего предложить, чтобы опровергнуть утверждение Люцифера.
— Может, нам стоит перевести дух и успокоиться, — тихо предлагаю я. — Этому должно быть хорошее объяснение. Нико, Дориан… пожалуйста. Сядьте и давайте выслушаем его, чтобы понять, как всё исправить.
— Этого уже не исправить, — торжественно отвечает Люцифер. — Но я хочу сказать — искренне, — что не хотел, чтобы всё вышло вот так.
Нико и Дориан переглядываются, прежде чем занять свои места. Дориан садится рядом с женой и берёт её за руку. Она по-прежнему не произносит ни слова и не двигается. И мне кажется, она не почувствовала его успокаивающее прикосновение.
— Расскажи нам. Расскажи всё, — приказывает Дориан так спокойно, как только может.
Люцифер кивает.
— После грехопадения я знал, что война между Раем и Адом неизбежна. Ангелы будут безжалостны, используя любое преимущество. Человечество было идеальной пешкой. Поэтому я убедился, что у меня есть способ ударить их — ударить Бога — по больному месту.
— Ты нашёл способ вызвать апокалипсис, — предполагаю я.
— Да. В то время это было назло. Они знали, что у меня есть ресурсы, и это была игра власти. Что-то, что я мог бы повесить над их самодовольными головами. В мои намерения никогда не входило осуществлять план. По крайней мере, не сейчас.
— А Габриэлла… — вступает Дориан. С чего ты думаешь, что это она совершила массовое убийство? Потому что, уверяю, это было бы невозможно. Она была дома, со мной, на Скиатосе. Она не покидала меня и, чёрт возьми, уж точно не обрушивала свою силу на невинных людей. Тебе придётся придумать что-то правдоподобнее.
Люцифер тяжело сглатывает.
— Скорее всего, она даже не подозревала, что делает. Это она не может контролировать или остановить.
— Если так, то откуда ты знаешь, что она виновата?
— Подумай: из восьми домов Тьмы, к какому принадлежит Габриэлла.
— Полемос, — отвечает Дориан. — Её отец Александр — Полемос.
— И как это переводится? — спросил Люцифер, выгнув брови, призывая его продолжать.
— Война, — отвечает Габриэлла.
Люцифер поворачивается к Тёмной Королеве, которая, так и сидела, окаменело от ужаса.
— Габриэлла, ты помнишь… что-нибудь? Были провалы в памяти? Были ли какие-то сбои во времени, которые ты не можете объяснить? Чувствовала слабость или недомогание?
Наконец, она моргает.
— Нет, нет, — заикается она. — Конечно, нет. Я всё это время была с семьёй. После того, как Николай сообщил о том, что происходит, мы подумали, что лучше всего усилить охрану вокруг дворца. Мы покинули Скиатос после того, что случилось… после взрывов. Мы знали, что не можем сидеть в замке и ничего не делать, когда гибнут люди. Мы хотели помочь. — Она вырывает руку у мужа и сжимает пальцы на коленях. Её двухцветные глаза сузились от презрения, а между бровями залегла складка. — Это смешно. Я не способна убить всех этих людей. Даже если бы мне хватило сил, я бы не смогла… Я бы не стала. Я прожила большую часть жизни, думая, что я человек, и во многих отношениях я до сих пор человек. Эти люди — мои люди. Их кровь — моя кровь. Если бы я потеряла сознание и натворила какого-нибудь дерьма, не думаешь, что я бы знала об этом?
Теперь настала очередь Дориана опустить взгляд в пол, его челюсть сжалась от невысказанной правды.
— В чём дело? — спрашивает Люцифер, отмечая внезапную перемену в его решимости. — Если ты что-то знаешь, выкладывай.
Дориан качает головой, но говорит:
— Две ночи назад я нашёл Габриэллу бродящей по коридорам. Я окликнул её, но она не ответила. Она ходила во сне. Я тронул её за плечо, надеясь разбудить или уговорить вернуться в постель, и когда она обернулась, я понял… Я знал, что что-то не так. Она смотрела на меня так, словно вообще меня не видела, и её глаза… были красными. Затем она улыбнулась, и это было так непохоже ни на что, что я видел прежде. Ни тепла, ни нежности. Всё это шло не от Габриэллы. Это была не она. И когда она сказала: «Подойди и посмотри», голос был не её. Я должен был догадаться, что мою жену украли. Только это она сказала, прежде чем упасть в мои объятия
«Приходи и посмотри».
Те же три слова, которые я слышала во сне. Те же три слова, что были на запотевшем стекле.
Дориан поднимает подбородок, чтобы повернуться к жене. Его глаза затуманены отчаянием.
— Прости, любовь моя. Ты — моя жизнь, весь мой мир. И я не знал. Я не мог это остановить.
Нижняя губа Габриэллы слегка дрожит, прежде чем она кивает.
— Ты не виноват. Это я. Я… убила всех этих людей.
Я ожидаю, что Николай или Дориан подтвердят её невиновность, но на её защиту приходит Люцифер.
— Нет, это не ты. Ты ничего не могла сделать. Я ничего не мог сделать. В тот момент, когда Чума оказался на воле, это был только вопрос времени.
— А кто Мор на самом деле? — спрашивает Нико.
Люцифер поднимает руку, чтобы потереть висок.
— Первая жена. Мать зла. Лилит.
— Лилит? — Я ахаю, не веря своим ушам. — Поэтому смертельный штамм гриппа возник на Западном побережье, да?
— Да. Лилит — Белая всадница. Я надеялся, что у нас будет больше времени, учитывая, что она на другом конце страны. Я думал, что мы сможем добраться до него до появления Войны.
— До кого «него»? — Я знаю, кого он имеет в виду, но мне всё равно нужно услышать, как он это скажет.
— Легион — ещё одна душа, которая знала, как освободить Всадников. Он умрёт с этим секретом, даже если мы будем драться. Он знал, что эта информация может уничтожить и уничтожит тех людей, которых он поклялся защищать, поэтому никогда не отдаст её добровольно. К тому же, чтобы освободить их, потребуется огромная сила, намного превосходящая ту, что у него есть даже сейчас.
— Но что, если он не просто использует силу? — спрашиваю я. Все взгляды устремлены на меня. — Подумай: Легион убил Рафаэля, верно? Затем ранил Уриэля, прежде чем нанести удар Джинну. Что, если он каким-то образом поглотил их силу?
Люцифер качает головой.
— Она перешла бы в Искупитель. Он буквально высосал бы их жизненную силу.
— Но Джинн умер не мгновенно, верно? Он ещё жив. Что, если его каким-то образом его отключили? Что, если это означает, что Джинн на самом деле не умирает?
— Ну, нет способа узнать это, учитывая, что Кейн ясно дал понять, он останется под защитой Семё7рки, — пожимает плечами Люцифер.
Я вскакиваю на ноги и бегу туда, где бросила свою сумку. Бесцеремонно открываю её и вываливаю содержимое на пол.
— Может, у нас есть способ это выяснить, — бормочу я, находя бархатный свёрток. Я бережно сжимаю его в руках и поворачиваюсь лицом к группе. — Потому что Искупитель у меня.
— Ты серьёзно? — Широко раскрытые глаза Люцифера говорят мне, что даже он потерпел неудачу.
— Феникс дал его мне. Он хотел, чтобы я… использовал его. На Легионе.
Я кладу лезвие на кофейный столик. Никто не пытается к нему прикоснуться.
— Смерть архангела не окончательна, — начинает Люцифер, не в силах оторвать взгляда. — Подобную Силу нельзя уничтожить, её можно только передать. Так что, если Рафаэль действительно мёртв, я смогу почувствовать его сущность в этом клинке. А если её там нет…
— Тогда Легион забрал её, — заключаю я. — И он мог её использовать, чтобы освободить Всадников.
Люцифер сглатывает, затем присаживается на краешек кресла, протягивая руку. Он словно неохотно находится в его присутствии. Мы видели, что кинжал сделал с Серафимом. Насколько легко было бы одному из нас схватить его и вонзить себе в грудь? Его пальцы останавливаются на кровавых рубинах на рукояти, и он втягивает воздух, закрывая глаза. Никто не дышит.
— Где ты? — шепчет он и сосредоточенно хмурится, его губы подёргиваются от усилия. После нескольких минут молчания его ярко-фиолетовые глаза распахиваются, и он отступает.
— В чём дело? — спрашиваю я хрипло.
— Рафаэля нет. Однако, Джинн… — Он смотрит на меня, и его плечи слегка опускаются. — Прости, Иден. Я чувствую его. Не всего; он силён и борется. Но он умирает.
Хотя я и знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, укол печали пронзает грудь. Я надеялась, даже молилась. Я так сильно хотела, чтобы был способ пощадить его. Какой-нибудь способ обратить вспять то, что натворил Легион. Потому что, если мы спасем его от Многих, он никогда не сможет жить с тем, что натворил.
— И что теперь? — спрашивает Нико. — Чума, Война… и мы просто будем ждать, пока не появится третий всадник?
Люцифер качает головой.
— Последнее, что я видел, — Мор был подавлен. Но я начинаю понимать, что все меры предосторожности, которые я предпринимал, каким-то образом сорваны.
Подавлен?
Я прикасаюсь пальцами к приоткрытым губам, когда понимаю, о ком именно он говорит.
— Саския. Саския — Мор, да?
Люцифер кивает
— Чёрный всадник. Первая в своём роде. Я понял это в тот момент, когда забрал её у Айрин.
— Саския? — Нико тяжело вздыхает. — Значит, я был прав? Дочь Айрин действительно у тебя.
— Только потому, что она отдала её мне, как только поняла, что её создание способно убивать, даже не пытаясь.
Нико смотрит на меня, и я киваю.
— Это правда. Саския — дочь Айрин, но она отдала её Люциферу на хранение. Ради неё самой и ради всего живого.
— И нет никакого способа узнать, находится ли она ещё в Аду?
Люцифер качает головой.
— Я потерял контакт. И если вернусь, могу попасть в ловушку. И пока я не разберусь со Многими и оставшимся Всадником, это просто слишком рискованно.
— Значит, будем ждать.
— Ждать, — передразнивает Люцифер.
— А что, если Многие доберутся до последнего Всадника раньше нас? Что тогда?
— Тогда мы умрём.
Тяжелая тишина повисает в комнате, пока мы обдумываем эту истину. Последний всадник — Смерть и тот самый ключ к концу света. Мы думали, что Легион — плохо. Но, честно говоря, он им не ровня. Что наводит меня на мысль…
— Что, если за освобождением Всадников стоят не Многие? Что, если это Легион?
Люцифер выгибает бровь.
— Э-э, я не совсем понимаю.
— Ну, если бы ты раньше не вёл себя как огромный мудак… — Я бросаю на него свирепый взгляд. Нико фыркает от смеха. — Я бы сказала, что слышал эти слова во сне. «Приди и посмотри». Это было так, будто он прошептал их мне на ухо.
Глаза Люцифера увеличиваются в размерах.
— Почему ты не сказала мне об этом сразу, как проснулась?
— Потому что мне нужно было принять душ. И, как я уже сказала, ты вёл себя как настоящий мудак, и эта деталь меркла по сравнению со всем остальным мерзким дерьмом, которое я видела. Но также… — Я сглатываю, мечтая ещё выпить. Я испытываю искушение протянуть руку и стащить полный стакан Габриэллы, который стоит на кофейном столике перед ней. — После душа зеркало запотело. И кто-то написал эти слова на запотевшем зеркале. Приди и посмотри. Я думала, мне показалось. Но теперь думаю, что, если Легион пытался отправить мне сообщение? Например, подсказка, как нам найти последнего всадника?
— И зачем ему это делать?
— Потому что он хочет, чтобы мы его остановили. Он умолял меня покончить со всем этим прямо там — убить его. — Я качаю головой, отгоняя эту мысль. — Что, если он активировал Четырёх Всадников, потому что знал, им хватит сил его убить.
— И рискнуть устроить всю эту бойню? — Нико бросает вызов. — Подвергнуть Лилит, свою подругу и сестру, чувству вины и стыда за то, что она вызвала чуму?
— И Габриэллу, — добавляет Дориан. — Мы открыли для него наш дом. Помогли ему вопреки здравому смыслу. Она помогла Иден, его возлюбленной. Он действительно был бы таким чёрствым и предал бы наш союз?
Люцифер проводит рукой по волосам и качает головой.
— Возможно, он не знает. Кое-какие детали я предпочёл не раскрывать. Он даже не подозревал, насколько всё будет плохо.
— Проклятье, — сплёвывает Нико. — Значит, мы действительно сидим, засунув большие пальцы в задницы, и ждём, да?
— Не совсем, — предполагает Люцифер. — Видишь ли, настоящая причина, по которой я позвал тебя сюда, заключалась в том, что у тебя есть старый друг, который, по-видимому, воскрес из мёртвых и живёт неподалёку».
— Ставрос, — невозмутимо произносит Нико.
— Нет. Аврора.
При звуке её имени интерес Габриэллы пробуждается.
— Что она здесь делает?
— Утверждает, что пришла помочь. Она сказала, что понятия не имеет, где может быть Ставрос. Однако после прошлой ночи… — Он переводит взгляд на меня и вздыхает. — Я поразмыслил. Из всех мест, куда она могла бы сбежать, попала сюда. Теперь, если бы я только что сбежал из тюрьмы, стал бы расхаживать с важным видом, сеять смуту и устраивать показные трах-фесты в городе, где когда-то жили мои смертельные враги?
— Ты думаешь, её специально послали сюда, — предполагает Дориан.
— Да. И ещё думаю, что она солгала насчёт Ставроса. Поэтому в качестве акта доброй воли, чего бы это ни стоило, я хочу помочь вам поймать и убить её.
— Нам не нужна твоя помощь, — быстро замечает Габриэлла. — Я убила её однажды. Я была бы счастлива, сделать это снова.
— Не сомневаюсь, дорогая, — подзадоривает Люцифер. — Однако есть большая вероятность, что это именно то, чего она хочет. Чтобы ты попала в ловушку. Она должна знать, что я расскажу Николаю, ведь мы «друзья».
Николай закатывает глаза, но говорит:
— Он прав. Аврора слишком самовлюблённая, чтобы быть самоубийцей.
— И если мы столкнёмся с демонами, тебе понадобится моя помощь, — продолжает Люцифер.
— Знаю, вы все готовы разорвать её в клочья, и, честно говоря, я бы с удовольствием поучаствовала в этом действе, — начинаю я, учитывая, что она устроила прошлой ночью. — Но как думаешь, у неё могла быть информация, которая привела бы нас туда, где мы могли бы найти четвёртого Всадника? Ты сам сказал — Аврора считает своим долгом знать обо всём понемногу. Возможно, она не знает, где именно, но, возможно, ей что-то известно. Когда, где, кто. А если она не знает, возможно, знает того, кто знает. Я бы не возражала против того, чтобы пытками вытянуть из неё информацию.
— Нет, — качает головой Люцифер. — Она ничего не знает о Бледном Всаднике.
— А откуда ты знаешь? Секрет раскрыт. И поскольку она — наша единственная реальная зацепка, я полностью за то, чтобы исчерпать наши возможности. Я имею в виду… Последний всадник, Бледный всадник, худший, верно? Это Смерть. Сначала была эпидемия. Затем, день спустя, Война. — Я чувствую на себе пристальный взгляд Габриэллы, но не могу танцевать вокруг реальности. — Голод может объявиться в любой день. Мы гонимся за временем, не говоря уже о том, что ангелы поставили нам крайний срок. Нам нужно найти Смерть до того, как Смерть найдёт нас, и всё было бы напрасно.
— Нам не нужно искать Смерть, — настаивает Люцифер. Его голос спокоен, но в выражении лица есть что-то такое, от чего у меня внутри всё сжимается. Воспоминание о голосе, шёлке между пальцами, бесконечной боли. Я знаю этот завораживающий взгляд.
Я задвигаю мысли в дальний угол и продолжаю.
— Почему нет? А? Чтобы дать погибнуть ещё большему количеству людей?
— Нет. — Он качает головой. — Нам не нужно искать четвёртого Всадника, потому что я смотрю на неё прямо сейчас. И я не мог перестать смотреть на неё с того дня, как она ворвалась в мою жизнь. Нам не нужно искать Смерть. Потому что, Иден… Ты и есть Смерть.