Николай не теряет времени, а дематериализуется в шлейф тёмно-серого пара прямо на глазах, прежде чем Люцифер или я успеваем его остановить. Он должен знать, что это значит. Что касается меня, я всё ещё в шоке.
Чума.
Как? Почему?
Нам приходится иметь дело с ордой низших демонов и Легионом. Как, чёрт возьми, мы можем в одиночку справиться с чем-то, сошедшим прямо со страниц Откровений?
— Хочешь сказать мне, что?.. — Это звучит так странно, что я даже не могу закончить свою мысль.
— Чума, Белый всадник, — объясняет Люцифер. — Первый из Четырёх Всадников Апокалипсиса.
Срань господня.
СРАНЬ ГОСПОДНЯ.
— Но… как? Они ведь не настоящие. Думаешь, Легион выпустил их?
Люцифер качает головой.
— Чума всегда был на свободе. Деактивирован, но ходит свободно.
— И кто мог активировать его? Или её? Или… кто это?
— Только тот, кто обладает великой тёмной силой. Величайшая тёмная сила — я.
Я хмурюсь.
— Хочешь сказать, что это сделал ты?
Он качает головой.
— Я бы никогда. Я ничего не выиграю от старта апокалипсиса. На самом деле, я принял необходимые меры предосторожности, чтобы избежать его.
— Тогда кто?
— Не знаю.
Чёрт. Чёрт.
— Такой ответ меньше всего хочешь услышать от дьявола, когда говоришь о грёбаном конце мира.
— А ты не можешь это остановить? Вернуть всё обратно.
Он снова качает головой.
— Я могу только надеяться, что другие Всадники не подключатся.
— Надеешься? Ты надеешься? Люцифер, эта эпидемия убивает людей! И распространяется быстрее, чем что-то прежде! — Я поднимаюсь на ноги, мне нужно что-то сделать… что угодно, чтобы не закричать. — Может, нам стоит позвать Сем7ёрку. Да, они уже поняли, что мы выпали из игры и находимся не в Детройте. Может, они смогут помочь.
— Нет, это только ухудшит ситуацию. Мы должны держать их подальше от этого
Он тоже встаёт и поворачивается к своей комнате. Я следую за ним по пятам.
— Но нас всего двое. Мы не сможем справиться в одиночку. Люцифер, просто прислушайся к голосу разума. Если мы все отправимся на поиски Чумы, возможно, сможем найти Легиона.
— Нет.
— Мы не можем просто ничего не делать! Они вообще знают, что происходит? Нам нужна помощь!
— Иден, я сказал, нет!
— К чёрту всё. Мне плевать, что ты сказал. Я звоню Кейну. Он узнает…
Люцифер разворачивается быстрее, чем я успеваю уследить, и хватает меня за толстовку, прижимая к ближайшей стене. Мой затылок сталкивается с жёстким бетоном с такой силой, что лязгают зубы, и пульсирующая боль распространяется по всему черепу.
— Я сказал «нет», — шипит он всего в сантиметрах от моего лица. — Мне плевать на умирающих людей. Мне плевать на Сем7ёрку. И мне чертовски плевать на то, что, по твоему мнению, мы должны и не должны делать. Ты — моя забота. И всё. Это всё, что, чёрт возьми, имеет значение. Можешь проклинать меня. Можешь ненавидеть. Но прекрасно знаешь, я позволю этому миру сгореть дотла, чтобы уберечь тебя.
Я стою в шоке у стены, когда Люцифер разворачивается и уходит в свою спальню, оставляя меня смотреть, как за ним захлопывается дверь. Секунды, может быть, минуты спустя, моё сердцебиение замедляется, и я снова могу моргать. Я отталкиваюсь от стены и возвращаюсь в гостиную. Недовольная собой за то, что не бросила ему вызов, я плюхаюсь на чёрный кожаный диван и хватаю пульт, прибавляя громкость, чтобы заглушить мысли.
Я ненавижу его. Ненавижу его, но, чёрт возьми, понимаю. Потому что, будь я на его месте, и у меня была сила защитить Легиона от влияния Многих душ, я бы сделала всё, что потребуется. Но это всё равно не объясняет преданности Люцифера моей безопасности. Возможно, он чувствует вину за то, что заразил меня своим Вызовом, чтобы гарантировать, что я попаду в список убийств Сем7ёрки. Или, может, из-за всего дерьма — оргии в дамской комнате, таран бронированной машиной, связывания верёвкой, пропитанной ангельским ядом, манипулирования, чтобы я попала в ад, демонстрация, как он калечил и пытал людей для своего удовольствия ночь за ночью — он всё ещё чувствует себя плохо.
Однако Дьявол ни о чём не сожалеет. На самом деле, я бы предположила, что для него это вполне в порядке вещей.
Я переключаю каналы, не желая, чтобы ещё какие-нибудь новости подпитывали мои кошмары, и попадаю на кулинарное шоу. И тут же вспоминаю о сестре. Я помню, как в один из выходных ей пришла в голову блестящая идея поиграть в шеф-поваров. Вот мы сидим в этой крошечной, обветшалой квартирке, пытаясь превратить лапшу рамэн, консервированную ветчину и доритос в деликатесы для гурманов. Мы умирали со смеху, и хотя наши шедевры были несъедобны, я бы променяла всю изысканную еду, частные самолёты и роскошные гостиничные номера всего лишь на ещё один такой день с ней. Она никогда не простит меня за то, что я не попрощалась. У меня было время — я могла бы навестить её, как только мы вернулись из Грант-парка. Могла бы настоять на том, чтобы отложить путешествие, чтобы пробраться в больничную палату. Но я эгоистка, и вместо того, чтобы поступить правильно, берегла своё сердце, зная, что меня снова сломит, если я уйду от сестры, от единственной семьи, которая у меня осталась.
Я отказываюсь пролить слёзы боли и сосредотачиваю всю энергию на том, чтобы держать веки открытыми. Я не хочу спать. Сон пробудит монстров. Меня мучили огнём и кровью. Что дальше? Буду заживо съеденной саранчой? Учитывая то, что эпидемия усилилась, я не удивлюсь, если проснусь в сочащихся гноем фурункулах
Я не уверена, как это происходит, но в одно мгновение я смотрю на Бобби Флэя, сражающегося с шеф-поваром-претендентом. В следующее — я с трудом просыпаюсь и обнаруживаю, что вокруг темно, а я укрыта тёплым флисовым одеялом. Но я не вижу снов. И за это бесконечно благодарна.
Утро наступает слишком рано, и я просыпаюсь от того, что мой временный сожитель грубо и довольно неприятно прочищает горло.
Я едва успеваю прогнать сон, как он тяжело вздыхает и заявляет:
— Мне скучно. Просыпайся.
Я моргаю, потягиваясь.
— Что за?.. — Я разлепляю веки, чтобы осмотреться. Я всё ещё в гостиной, на диване и одетая (слава Богу), а Люцифер сидит на подлокотник дивана, буквально в нескольких дюймах от моего лица. О, чёрт возьми.
— Давай, Иден. Ты уже долго спала. Ты беременна или что-то в этом роде?
— Какого чёрта, Люцифер, — зеваю я, накрывая лицо одеялом. — Который час?
— Почти полдень.
— Полдень? — Я сажусь прямо и поворачиваюсь, чтобы посмотреть в окно, убеждаясь, что уже рассвело. У меня возникло чувство, будто я заснула всего полчаса назад.
— Да. Кто вообще так долго спит? Мне показалось, ты умерла, если бы не храп.
— Ты так говоришь, потому что не спишь. А я не храплю.
— Ха! Храпишь. И у тебя немного текут слюни.
Я ищу, чем бы в него швырнуть, но он быстро встаёт и подходит к окну.
— Я хочу показать тебе Новый Орлеан. Одевайся.
— Ты издеваешься надо мной, да? Хочешь осмотреть достопримечательности? — Я недоверчиво усмехаюсь. — Сначала ты исчезаешь и не говоришь, что делаешь. Затем сбрасываешь на меня бомбу Чумы. А потом бьёшь меня о стену и говоришь, что тебе вообще всё равно, чего я хочу и что думаю. — Я провожу рукой по спутанным серебристым волосам. — Мы здесь не для того, чтобы осматривать город, Люцифер. А приехали найти Легиона. Так что, если у тебя нет зацепки, моя счастливая задница будет припаркована прямо здесь.
— Прежде всего, я убирал ванную — кстати, не за что — и выяснял, как, чёрт возьми, кто-то или что-то взломало защиту вокруг отеля. И, во-вторых… нет никакой бомбы. Тогда бы уже пришёл Война.
Я закатываю усталые глаза.
— И третье замечание?
— Я был захвачен моментом. Подай на меня в суд. — Он пожимает плечами. — Что, если мы осмотрим город и насладимся достопримечательностями? И ты могла бы проветрить трусики.
— Ты невероятен, — фыркаю я, поднимаясь на ноги.
— Знаю. Теперь можешь одеться? И пожалуйста… сделай что-нибудь со своим дыханием. Определённо, это одна из наименее очаровательных граней человечности.
На этот раз я подготовилась и швыряю декоративную подушку ему в лицо. Конечно, он ловит её прежде, чем с его головы упадёт хоть волосок. Расстроенная тем, как чертовски идеально он выглядит, и тем, в каком беспорядке, должно быть, я, тащусь в свою спальню, прежде чем он сможет бросить ещё какие-нибудь оскорбления моей смертности.
— И поторопись! Я умираю с голоду, — кричит он мне в спину.
Я отмахиваюсь, хотя желудок урчит при одном упоминании еды.
Как он и сказал, комната чистая, в ней нет ни пятнышка крови. Стоило поблагодарить его, но от этого он злорадствовал бы ещё больше. Плюс, я должна признать, что сверх живой Люцифер пугает меня. Жизнерадостный, высокомерный Люцифер раздражает, но терпим.
Я быстро привожу себя в порядок и одеваюсь, стремясь проглотить что-то большее, чем дорогие закуски в баре. Когда я выхожу в общую зону, Люцифер корчит гримасу.
— Что? — Я смотрю на свои джинсы, толстовку и кроссовки, одну из очень немногих не ослепительных, обычных одежд, которые мне удалось тайком стащить у Айрин.
— У тебя нет ничего, что не кричало бы о том, что покупаешь одежду в «Спортивные товары Дика»? Мы в Новом Орлеане, Иден. Не в Ньюарке.
Я упираю кулак в бедро.
— Ты хочешь идти или просто стоять здесь и оскорблять меня весь день? Я уверена, что смогу раздобыть чехол с дыркой для головы.
— Шучу, я шучу, — смеётся он, отмахиваясь. Затем подходит ко мне элегантной походкой и протягивает согнутую руку. — Могу я иметь честь показать тебе окрестности, миледи?
Я смотрю на предложенную руку и фыркаю.
— Сначала еда. Остальное обсуждается.
Мы без происшествий спускаемся на лифте вниз и выходим на тротуар.
— Поймаем такси?
Люцифер качает головой.
— Это Орлеан, детка. Вкусная еда на каждом углу. Пошли.
Даже ранним утром город полон туристов в бусах и ярких одеждах. Я позволяю Люциферу вести меня сквозь толпы людей, заходящих в рестораны и магазины и выходящих из них.
— Почему на улицах уже так многолюдно? — кричу я, когда мы проходим мимо духового оркестра.
— Это ещё ерунда. Нам надо приехать сюда во время Марди Гра. Лучшая вечеринка на Земле.
Я не упускаю слова «нам» в его утверждении, но и не утруждаюсь обращением к нему. Он знает, что этого никогда не может — и не произойдёт — случиться, и если у нас ничего не выйдет, другого Марди Гра никогда не будет.
Мы добираемся до ресторана на Канал-стрит, на который, честно говоря, снаружи смотреть особо не на что, но восхитительных ароматов с кухни, достаточно, чтобы у меня буквально потекли слюнки. И, судя по очереди людей на улице, это то, что нужно. Я начинаю отходить в конец очереди, но Люцифер хватает меня за руку, прежде чем позволить своим пальцам скользнуть вниз к моей руке. Наши ладони соприкасаются.
— Мы не ждём, дорогая. Пошли.
Он ведёт меня внутрь, и нас приветствует хозяин, который сразу же отводит нас к нашему столику.
— Здесь уютно, — замечаю я, рассматривая потёртые деревянные столы и выцветшие фотографии. — Похоже, я одета соответствующим образом. Не могу сказать того же о тебе, если только не планируешь после обеда провести гей-свадьбу.
Он изображает обиду.
— А что не так с моим костюмом?
— Э-э… немного тесноват, тебе не кажется? Словно прыщ, который только и ждёт своего часа.
Мы разговариваем, слегка игриво подкалывая друг друга, пока не появляется первая порция еды: корзинка с кукурузными оладьями, только что из фритюрницы.
— Они с лангустами, — объясняет Люцифер, когда я разглядываю хрустящие золотистые наггетсы.
— Но мы их не заказывали. — Хотя я серьёзно подумываю оставить их себе.
— Я заказывал.
Я поджимаю губы.
— Ты заказывал за меня? И откуда ты знаешь, что я люблю? Откуда знаешь, что у меня нет аллергии на морепродукты?
Он фыркает от смеха.
— Потому что знаю.
Не в силах больше отрицать голод, я беру и откусываю кусочек, обжигая язык. И, чёрт возьми, оно того стоит.
— Вкусно, правда?
— Боже мой, да, — стону я, прежде чем отправить остаток в рот и взять другой. — Забудь о гей-свадьбе. Я готова выйти за них замуж.
Мы даже не успели опустошить корзину, как принесли ещё еды. Дымящиеся горячие миски с гумбо и этуфи, которые пахнут так, словно их благословил сам Господь, ставятся на наш стол, и, клянусь, я чуть не плачу
— Оставь место. Это ещё не всё. — Люцифер улыбается, когда я принялась за еду.
Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз по-настоящему пробовала еду без кислого привкуса страха, отравляющего язык. И быть здесь? В Новом Орлеане, есть лучшую еду, известную человеку? Даже ужин с дьяволом не сделает этот опыт менее удивительным.
Следующее блюдо — огромная тарелка с жареными морепродуктами. Всё, от креветок до устриц и крабов в мягкой скорлупе, подаётся с картофелем фри и капустным салатом. Я ем, пока чуть не лопаюсь, в то время как Люцифер наблюдает за мной поверх вилки с весёлым блеском в глазах. Я не сомневаюсь в этом, и, честно говоря, плевать. Возможно, если бы он не пытался произвести на меня впечатление претенциозными обедами в Аду, я бы съела больше.
Когда приносят десерт, кажется, я могу упасть в обморок от переедания. Но не раньше, чем позволю себе попробовать самый невероятный пудинг, политый соусом из виски.
— Готова идти? — спрашивает Люцифер, не давая мне заснуть прямо за столом.
— Надо? Я едва могу двигаться, — хнычу я.
— Не волнуйся. У меня для тебя сюрприз.
Он кладёт на стол несколько купюр, которых более чем достаточно для оплаты обеда почти каждому из посетителей кафе. Я слишком сыта, чтобы протестовать, и мне не помешала бы помощь, чтобы вытащить оттуда свою задницу. Я бы сказала, что это просто совпадение, что на выходе нас ждёт велорикша, но знала, что Люцифер никогда ничего не оставляет на волю случая. Мы забираемся внутрь — он грациознее меня — и несёмся по улицам в велорикше, мимо магазинов вуду и туристических ловушек.
Я хлопаю себя ладонью по лбу.
— Чёрт. Я была так поглощена едой, что даже не потрудилась оглядеться в поисках подсказок.
— Я нашёл, не волнуйся.
— И?
— Я ничего не почувствовал. Грех повсюду. Для меня он как воздух. Но есть определённое ощущение — вкус, который излучает сильный грех. Он остаётся на человеке, как клеймо, и его нелегко смыть. Не без искупления.
— Итак, где планируешь найти такой мощный вид греха? — спрашиваю я.
— Место, с которым тебе стоит поближе познакомиться. Пора нанести визит нескольким друзьям. — Он ухмыляется, и я понимаю, что он замышляет что-то недоброе, и что мне конец. — Мы идём на кладбище.