Падшее царство

Глава 4

Сомневаюсь, что я даже дышу, пока мы с Люцифером не оказываемся в воздухе и не достигаем крейсерской высоты. Длинный туннель привёл нас к ангару, в котором легко разместился впечатляющий флот Айрин. Даже взлётно-посадочная полоса была скрыта лишь небольшим отверстием для взлёта и посадки, так что одновременно мог пройти только один самолёт. Мы не видели никого из Семё7рки, и их самолёты ещё готовились, но я более чем обеспокоена тем, что обманула их. Рано или поздно они узнают, особенно когда не найдут Искупителя. Будут последствия. И, зная Кейна, они будут суровыми.

— Кажется, тебе не помешает выпить, — замечает Люцифер, развалившись на сиденье из белой кожи.

Я постоянно думала о побеге, что даже не позволила себе насладиться роскошными апартаментами. Проклятье, до сих пор я даже не летала на самолёте, и вот я на частном борту. При обычных обстоятельствах я, вероятно, испытывала бы трепет, но сейчас могла сосредоточиться лишь на побеге и как скрыть Искупителя. Даже от Люцифера.

— Я в порядке, — лгу я, пытаясь откинуться на спинку и выглядеть более непринуждённо.

Люцифер щёлкает, вызывая стюардессу — красивую длинноногую брюнетку не старше девятнадцати. Проклятье, Айрин определённо нравятся молодые. И, судя по порочному блеску в глазах Люцифера, когда он смотрит на её катастрофически короткую униформу, не только Айрин.

— Сэр, что вам принести? — спрашивает она, наклоняясь вперёд, чтобы показать грудь.

— Дорогая, как тебя зовут? — растягивает он слова.

— Эйприл. — Она слабо хихикает.

— Эйприл. Красивое имя. Не могла бы ты принести нам шампанского? Моя подруга, похоже, нервничает из-за перелётов.

Я кошусь на него, но вежливо улыбаюсь, когда Эйприл переводит на меня взгляд.

— Хотите что-то, чтобы сделать полёт более приятным, мэм?

— Нет, спасибо

— Уверены? Ваш комфорт — мой приоритет. Я здесь, чтобы удовлетворить все потребности. — Она хлопает ресницами, глядя на меня, и прикусывает нижнюю губу. О, ради всего святого.

— Да, Иден. Наша подруга Эйприл была бы очень рада служить тебе. Она очень серьёзно относится к своей работе.

Эйприл с энтузиазмом кивает.

— Пока сойдёт только шампанское. Спасибо, — настаиваю я, начиная раздражаться.

Эйприл уходит в хвост самолёта, чтобы принести напитки. После её возвращения с двумя бокалами шампанского и напоминанием звать, когда она нам понадобится, Люцифер начинает разговор, которого я надеялась избежать.

— Ты забыла попрощаться с сестрой.

Я качаю головой и смотрю в иллюминатор.

— Не забыла.

— Она знает, что ты ушла?

— Скоро узнает. — Я проглатываю нарастающие эмоции глотком шампанского. — Так лучше. Я не стану и дальше играть с её сердцем. Не тогда, когда она до сих пор надеется на то, чего никогда не будет.

— Чего именно?

Я делаю ещё глоток.

— Ничего. Я не собираюсь это с тобой обсуждать. Давай о чём-то другом.

— Например, о чём?

— Ну… ты обещал рассказать во время полёта, о чём говорил Уриэль, упоминая, что я буду частью твоего запасного плана, — многозначительно напоминаю я Люциферу. — Мы летим.

Он оглядывается на хвост самолёта и качает головой.

— Не сейчас. Давай о чём-то другом, — говорит он, бросая мне мои же слова.

Я хмурюсь. Это же не личный вопрос; Эйприл не видно. Он тянет время.

— Например, о чём?

— О чём угодно. Кроме того, чтобы заставлять меня объяснить, иначе пришлось бы начать с самого начала. А у нас всего около полутора часов.

Я закатываю глаза.

— Ладно. Расскажи об Айрин. Кто она? И что за дела с Саскией?

Люцифер тяжело вздыхает, но прежде чем успевает прервать меня, я напоминаю об его словах, что я могу спросить что-нибудь ещё.

— Что ж, поскольку ты настаиваешь на знании информации, которая может представлять реальную угрозу для твоей жизни, хорошо. Это твои похороны. Ты знала, что ангелы не первые Божьи создания?

— Что? — Я подаюсь к нему. Я правильно его расслышала?

— Мы… — он сглатывает, прежде чем исправиться, — ангелы не были его первыми детьми. И, по-видимому, те намного могущественнее ангелов, которые сейчас бродят по небесам. Они были созданы парами — братом и сестрой. Каждый служил своей цели. Были Разрушители и Созидатели. Вместе они могли давать жизнь, а могли и отнимать её. Начало и конец. Инь и Ян. Разрушителей боялись, в то время как Создателей обожали. Разрушителям стало завидно, и со злости они начали убивать Создателей, полагая, что поглотят их силу и станут всемогущими, без необходимости в паре. Тогда началась война, которую Создатели быстро проиграли бы, поскольку не были предназначены для уничтожения жизни. И Бог, который устал от междоусобиц, позволил бы всем погибнуть. Но была… та, кто сопротивлялась. Против своего брата.

— Айрин была Создателем? — Я буквально чувствую, как глаза вылезают из орбит от шока. Чёрт возьми. Я знала, что Айрин что-то особенное, но не ожидала такого.

— Да, но в день, когда она убила своего брата, защищаясь, стала чем-то большим. Она эволюционировала, чего Бог не планировал для детей. И другие Создатели увидели это и начали сопротивляться. Война длилась тысячу человеческих лет, и, в конце концов, уцелел только один.

— Айрин, — выдыхаю я.

— Да. — Люцифер кивает. — И Бог пощадил её, потому что в попытке спасти собственную жизнь она использовала дар. Она породила жизнь по своему образу и подобию. То, что мог сделать только Бог.

У меня отвисает челюсть.

— Она забеременела?

— И Отец, скорее всего, ошеломлённый и впечатлённый, позволил ей жить при одном условии: она будет прикована к Земле, вынуждена вечно наблюдать за жизнью вокруг, не имея возможности создать её снова или по-настоящему принять в ней участие самой. Она всё видит, всё записывает. Но заперта в стенах своего дома. И в этих стенах она могущественнее любого существа, кроме Бога.

— Поэтому в доме запрещено кровопролитие, — предполагаю я. — Её брат был Разрушителем, который пытался убить её, тем самым делая её убийцей. Она яростно отвергает насилие.

— Да, и она знает, насколько ценна жизнь. — Он пожимает плечами. — По крайней мере, для неё.

Я киваю. Теперь всё обрело смысл. Конечно, она отвергла и то, что стёрло её вид с лица земли.

— А её ребёнок?..

Люцифер вздыхает.

— Есть кое-что, что даже Создатели не могут создать идеально

— Саския. Саския — дочь Айрин?

— Да.

— И кто же она? Создатель? Или Разрушитель?

Он качает головой.

— Ни то, ни другое. Айрин создала мерзость. Саския родилась кем-то иным. Чем-то непохожим на любое существо в истории. Её способности скорее Разрушительные, но бессмертное сердце — сердце Создателя. Само её присутствие — чума на природу. Вырвавшись на волю, она кровожадна.

— Ого.

— Да. — Он задумчиво потягивает шампанское. — Айрин раньше питала слабость к кошкам. И не только к домашним кошкам. Огромные звери джунглей, которых она любила и боготворила, будто были котятами. Однажды ночью Саския разозлилась на мать — мелкая ссора — и, не задумываясь, убила всех питомцев Айрин. После этого Айрин отдала её мне на хранение. Видишь ли, Саскии надоело оставаться в пределах комплекса. И Айрин знала, рано или поздно Саския узнает, что может уйти. И тогда Айрин не смогла бы контролировать её, особенно не зная степени сил. Если бы она могла убить взрослого бенгальского тигра, что бы сделала с людьми?

— А разве такое не могло произойти в аду? Она разве не убила бы всё живое?

— Ну… в Аду нет живого. По крайней мере, такого, что уже не умирало.

Кроме…

— Я, — выдыхаю я. — Я живое существо. И ты приказал ей прислуживать мне! — Я останавливаю себя, чтобы не швырнуть пустой бокал ему в голову

— Да, ну… бывают исключения. Плюс, как я уже сказал, свободная она бы всё уничтожила. Вот почему она носит особый поводок, который я разработал и которым управляю.

Её голос. Я помню, что она едва говорила, а когда открывала рот, звучала так, будто её душили изнутри, учитывая, что я ничего не видела у неё на шее. Больной ублюдок. Он мучил её за то, в чём она невиновна. Я не понимаю почему, но чувствую к ней что-то вроде родства. Она не выбирала такое рождение. Она просто хотела нормальной, счастливой жизни. И была наказана, превращена в рабыню, за то, что была чем-то, частью чего не хотела.

Я качаю головой. Не знаю, почему удивлена. Люцифер грёбаный дьявол. Почему я ожидаю от него чего-то большего?

— Знаю, твоё мнение обо мне усугубилось. Таков её мир и твой. Я сделал то, что должен.

Я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю в иллюминатор.

— Я вообще ничего о тебе не думаю.

Словно почувствовав напряжение, Эйприл приходит проведать нас, предлагая заправки, закуски и тёплые полотенца для рук. Я принимаю всё, не в силах собраться с силами, чтобы протестовать. Мне тяжело справиться с вышесказанным. Флиртовать — слишком большая головная боль.

— Прошу меня извинить, — слышу я бормотание Люцифера после нескольких минут тишины.

Я не утруждаю себя каким-то ответом, и слышу, как он встаёт и идёт в хвост самолёта. Я даже не успеваю приняться за антипасто, как слышу ритмичные удары и бурные стоны стюардессы-подростка.

— Серьёзно? — ворчу я, жалея, что у меня не хватило здравого смысла взять с собой наушники. Планируй я выжить, находясь рядом с Люцифером более двенадцати часов, ему пришлось бы купить мне другие. И я потребую шумоподавляющие наушники.

Пять минут я могу выдержать. Десять — ладно. Но в течение следующих сорока пяти грёбаных минут Эйприл вопит так, словно член Люцифера — золотой билет Вилли Вонки, а она — Верука Солт. Она хочет этого прямо сейчас. И более чем очевидно, что получала желаемое и даже больше.

Вне себя от раздражения, я беру один из журналов, искусно разложенных на маленьком столике, но едва могу сосредоточиться на словах на странице из-за нелепых звуков животного царства. Я в отчаянии захлопываю журнал. Как Люцифер может даже думать о сексе в такое время? Неужели он настолько эгоистичен и поглощён собой, что даже не видит, насколько отвратительно его поведение? Эта девушка едва окончила школу, не говоря уже о том, что работает. Меня не волнует, что в её работу входит удовольствие. Прояви немного грёбаной сдержанности.

После того, как хриплые стоны, наконец, прекращаются, Люцифер возвращается, будто ничего не случилось, и он не потратил большую часть часа, ублажая член. Я поворачиваю голову обратно к иллюминатору, чтобы посмотреть на облака.

Эйприл появляется несколько минут спустя с раскрасневшимися щеками и растрёпанной причёской, чтобы сообщить нам, что мы скоро приземляемся. Она спрашивает, принести ли мне что-нибудь, прежде чем мы начнём приземляться в Новом Орлеане, но я отказываюсь, не глядя в её сторону и не одаривая сердечной улыбкой.

— Ой, это немного грубо.

— Неважно.

Мы приземляемся, не произнося больше ни слова, и когда двери самолёта открываются, я только рада вернуться на твёрдую землю. К моему удивлению, прямо на лётном поле нас ждёт машина. Водитель поспешно хватает наши сумки, но я быстро отказываюсь от помощи, точно так же, как и в ангаре перед посадкой. Искупитель, ни при каких обстоятельствах, не исчезнет из поля моего зрения.

— Понравился полёт? — спрашивает Люцифер, пытаясь завязать разговор после того, как мы устроились на заднем сиденье элегантного чёрного автомобиля.

Я пожимаю плечами и категорично отвечаю:

— Могло быть и лучше.

— О? Часто летаешь частными самолётами?

— Самолёт отличный. У Айрин хороший вкус.

И всё. Это всё, что я даю. Люцифер живёт для того, чтобы тешить эго, и я не доставлю ему удовольствия видеть, как я встревожена. Однако моё раздражение мгновенно проходит, когда мы въезжаем в сердце города. Новый Орлеан наэлектризован. Музыка, танцы, люди повсюду празднуют только по той причине, что любят жизнь. Архитектура не похожа ни на что, что мне доводилось видеть, и есть что-то волшебное в энергии, которая, кажется, излучается каждым кирпичом и каждой деревянной доской. Будто у Нового Орлеана есть собственный пульс, отличный от остального мира.

Водитель подъезжает к отелю на Канал-стрит, и я настолько ошеломлена внешним видом в стиле бутика, что даже не обращаю внимания на название. Только когда мы заходим внутрь и подходим к стойке регистрации, я удивлённо выгибаю бровь.

— Добро пожаловать в отель «Святоша». У вас забронирован номер?

— Нет, — беспечно отвечает Люцифер.

На бейджике у женщины написано Дон, милая молодая рыжеволосая девушка с южным акцентом. Мысль о том, что Люцифер трахнет и её в обмен на номер, проносится в голове, и мгновенно настроение снова начинает портиться. Она что-то печатает и опускает взгляд на экран компьютера.

— Извините, сэр. Похоже, у нас всё занято. Если хотите…

Люцифер приближается, заряжая воздух статическим электричеством. Волосы у меня на руках встают дыбом, и возникает необъяснимое покалывание — почти как шипение, — которое воспламеняет кожу.

— Посмотри на меня, дитя, — тихо требует он.

Сбитая с толку, Дон уступает. И затем видит это. Я не уверена в том, что открылось в его бурлящих, пёстрых глубинах, но что-то встаёт на свои места. Её глаза расширяются от ужаса и благоговения. Я не знаю, то ли она на грани того, чтобы заплакать, то ли упасть к его ногам. Возможно, и то и другое.

— Помни, кому ты служишь, — упрекает Люцифер, прежде чем отступить назад и освободить её от разрушительного взгляда. — Теперь… попробуй снова.

Ровно через три минуты у нас есть ключи-карточки от нашего люкса, а сумки были уже на пути наверх, и мы заходим в лифт со свежими бокалами шампанского в руках. Когда добираемся до номера, я не могу удержаться и качаю головой со смехом над табличкой на двери.

— То есть настолько эгоцентричный?

— Что?

Я указываю на табличку.

— «Люкс Люцифера»? Можешь быть ещё одержимее собой?

На его лице появляется обезоруживающая усмешка.

— А ты бы на моём месте так не поступила?

Номер соответствует моим ожиданием, но всё равно я поражена роскошью. Красные стены, чёрный мрамор, хрустальные люстры, шикарные кровати королевских размеров и даже шест для стриптиза. И хотя всё это праздник для чувств, я не в восторге от того, что остаюсь здесь. С ним.

— Можно мне свою комнату?

Люцифер корчит рожу.

— Зачем? Номер с двумя спальнями.

— Знаю, просто… — Как мне объяснить, что не хочу оставаться с ним, не говоря глупо и незрело? — Наверное, будет уместнее, если я сниму другой номер.

— То есть, предпочла бы находиться в нескольких ярдах от меня, зная, что сумасшедший супер-демон вышел на охоту, а ещё серафимы, жаждущие крови? Секунды, Иден. Именно столько времени потребовалось бы, чтобы оторвать твою хорошенькую головку. Не льсти себе. Постарайся быть немного благодарной.

Он разворачивается, не дожидаясь опровержения, и направляется в одну из спален, оставляя меня наедине с моей мелочностью. Неохотно я несу свою удручённую задницу в другую спальню и внутренне признаю, что, должно быть, сошла с ума, если хочу отказаться от этого. Кроме того, в каждой комнате собственная ванная комната, так что не придётся рисковать какими-либо неловкими стычками с Люцифером.

В любом случае, мы здесь ненадолго. Может, для Люцифера это и каникулы, но уж точно не для меня.

После двух адских дней я так измотана, что кажется, будто на мою спину и плечи давят двухтонные валуны, поэтому я решаю принять ванну. На столике у раковины стоят масла и соли для ванн с цветочным ароматом, поэтому я добавляю смесь того и другого и в воду чуть ниже температуры кипячения.

В тот момент, когда я погружаю тело в горячую воду, чувствую, что напряжение начинает таять, выуживая из чертога разума то, что предпочла бы спрятать за маской из закатанных глаз и поджатых губ. Отчасти я не хочу верить, что Легион ещё жив. Если мы найдём его, нет никакой гарантии, что на самом деле его можно спасти. И я не могу поддаться ложной надежде, только для того, чтобы её разрушила судьба моей реальности. Я не поверю в сказку только для того, чтобы она превратилась в американскую историю ужасов.

И ещё остаётся вопрос с Фениксом и его просьбой. Он прав — Легиона нужно остановить. И он отдал Искупителя не только для того, чтобы мы могли поболтать с Легионом. Я видела это в его полных слёз, проникновенных глазах. Он хочет, чтобы я убила его брата. Нет, не хочет. Ему нужно, чтобы я это сделала. И я не знаю, смогу ли когда-нибудь простить себя, если снова подведу его.

Сочетание тёплой воды, успокаивающих ароматов и мягкого освещения накладывает заклятие на веки, и через несколько минут я уплываю. Я понимаю, что не должна, но впервые за долгое время могу немного расслабиться. Пять минут, говорю я себе. Я дам глазам отдохнуть пять…

Я нахожусь в длинном коридоре с жёлтыми обоями. Жёлтые обои в крошечный розовый цветочек. Некрасивые, но, по крайней мере, из них не льётся кровь. Я вижу восемь дверей, и все закрыты. Все, кроме одной в конце зала. Я медленно иду к ней на трясущихся ногах, дыхание поверхностное и учащённое. Мне стоит развернуться, но некуда идти. Я даже не знаю, где нахожусь.

Я оглядываюсь, но вижу только коридор с уродливыми жёлтыми обоями, который, кажется, тянется на многие мили. Те же восемь дверей, последняя из которых приоткрыта. Я не могу уйти. Единственный выход — вперёд. Из этой комнаты доносится звук льющейся воды, и из-за двери вырываются клубы пара. Должно быть, это ванная комната, но с чего бы воде течь, если здесь, кажется, никого нет?

Кажется, проходят часы, прежде чем я подхожу к двери и прикасаюсь пальцами к дереву, чтобы открыть её. Пар окутывает меня, покрывая кожу влагой. Я не хочу входить. Невозможно подготовиться к тому ужасу, который меня ожидает. Но я знаю, что должна войти. Не без причины это единственная открытая дверь. Мне предназначено быть здесь. Мне предназначено увидеть, что находится по ту сторону.

Я набираю полные лёгкие тёплого, влажного воздуха и толкаю дверь, чтобы она медленно открылась, и я войду. В одно мгновение это обычная ванная комната с белой плиткой, занавеской для душа в цветочек и скромным туалетным столиком. В следующее мгновение она окрашена в красный цвет. Кажется, что кровь льётся дождём с потолка, капая на волосы и плечи. Я прикрываю лицо, чтобы поспешно развернуться и убежать, но дверь не только закрыта, а заперта. И на ней неровно вырезан символ Демоури Шеол, который я видела прошлой ночью. Падшие будут править. Это не просто сон. Это видение.

Нет. Нет. Только не это. Сначала огонь, теперь кровь? И когда я смотрю вниз, понимаю, что стою в густой, тёплой луже… босиком.

Я пытаюсь напомнить себе, что единственный выход — пройти через это. Если Легион намеренно привёл меня сюда, это должно быть подсказкой. Я должна это сделать, даже если страшно до слёз.

Я отчаянно прижимаю ладонь к лицу, пытаясь стереть кровь с глаз и носа. Я долго здесь в таком виде не продержусь, так что нужно действовать быстро. Как только зрение на мгновение проясняется, я понимаю, что на полу разбросаны лезвия, и они образуют дорожку к ванной, закрытой окровавленной занавеской в цветочек для душа. Чёрт.

— Не надо. Не смотри. — Я почти рыдаю при звуке шепчущего голоса, хотя он звучит слабее и совсем хрипло. — Ты не должна быть здесь.

— Тогда зачем ты привёл меня?

— Я не приводил.

Я оборачиваюсь, чтобы назвать его лжецом — умолять быть лжецом, — хотя знаю, что его там нет. Если не он привёл меня сюда, то кто? Может, я вызываю его подсознательно?

Кровь становится гуще, и она пропитала одежду. У меня заканчивается время. Я делаю шаг вперёд, стараясь избегать лезвий, но их так много, что, кажется, будто они множатся. Я вздрагиваю, когда чувствую, как что-то царапает мне ступню, но продолжаю идти. Если остановлюсь, никогда не уговорю себя дальше пройти.

В секунду, как добираюсь до ванны, кровавый дождь прекращается. Из-за занавески вырывается пар, и я слышу, как продолжает течь кран. Вода, лгу я себе. Это просто вода. И хотя я снова и снова повторяю это в голове, не могу сделать это правдой. Я знаю, что когда отодвину занавеску, обнаружу, что из крана течёт кровь, наполняет ванну и стекает по краям. Я увижу ещё больше лезвий. И я права.

Снова идёт красный дождь, потому что по моим щекам струится тепло. Здесь так много… крови и так темно, что я, возможно, больше ничего не вижу.

Но я вижу.

Вижу.

На кафельной стене густо-малиновыми мазками выведены четыре буквы. И эти четыре буквы тревожнее — и беспокойнее — чем всё остальное, что я испытала в этой комнате ужасов.

ИДЕН.