Падшее царство

Глава 1

Иден

Дети мои, не мстите за себя, уступите место гневу — ибо написано: отмщение моё; Я воздам, говорит Господь.

Отмщение моё.

Я очень долго сидела неподвижно. Я приказывала себе не забывать дышать, хотя втягивание воздуха через узел в горле причиняло боль. Мне следовало бы упаковывать вещи для поездки, из которой я не планировала возвращаться. Или можно вернуться к прежнему варианту — утопить презрение в бутылке чего-то крепкого, а затем лить упрямые, бесполезные слёзы на шёлковое бельё, словно так можно исправить ошибки, которые забрызгали тротуар Чикаго.

Но нет, я так не поступаю.

Честно говоря, не думаю, что я вообще знаю, как и что делать.

И вот я сижу здесь, продумывая всевозможные способы, которыми могу умереть от рук демона, которого люблю. Прокручивая в голове то, как могла убить его прямо перед тем, как он медленно разрывает меня на части. Или, может, он проявит милосердие, явив проблеск своей разрушенной человечности, и превратит меня в красный пар, прежде чем на меня навалятся страх и агония.

Всё это неважно. Мне нужно выполнить лишь одну задачу, прежде чем принять протянутую скелетообразную руку Смерти и последовать за ней к устрашающей судьбе. Та самая задача, для исполнения которой меня и создали. И я не могла проиграть.

Легион потерянных душ уничтожит наш мир и всё в нём. И чтобы остановить их, я должна стать той, кем меня создали. Той, на кого ставил Уриэль, когда посадил семя мести в утробу моей матери и прорастил абсолютное оружие.

Никаких слезливых прощаний. Никаких слов о неразделённой любви. Они зарезервированы для беспомощных человеческих девушек, у которых есть привилегия жить в блаженном неведении об ужасах, ходящих по Земле в украденных кожаных костюмах.

Я не могу решить, что больнее: погибнуть самой или убить его. Может, всё произойдёт быстро, и я даже ничего не почувствую. Или, может, он насладится моментом, и свои последние минуты на земле станет калечить и мучить меня. Или, может, моя агония сейчас, пока сижу, сжав так сильно кулаки, что ногти до крови впились в ладони, плоха, насколько это возможно. Потому что эта боль… у неё нет ни начала, ни конца. Нет света, который показал бы мне путь. Лишь безграничное страдание, которое так глубоко врезается в душу, что я даже не могу кричать. И я не издаю ни звука. Не двигаюсь. Не плачу. Словно я забыла, как справиться с болью. Я будто оцепенела. Словно онемение распространилось на всё, и мои нервные окончания стали нечувствительными. А может моя боль — нечто настолько далёкое от простого страдания, что разум и тело закрылись в попытке спасти то, что от меня осталось.

У меня бьётся сердце, но только по привычке. Цели нет, как и причин для того, чтобы оно существовало в груди, кроме как перекачивать кровь по израненному и сломанному телу. Поэтому-то я всё ещё существую на этой земле.

Месть.

Кто-то заплатит за то, что случилось с моим городом, моим народом, моей матерью. И был ли этот кто-то Серафим или демон, ради которого я унижала себя снова и снова, они заплатят своим последним вздохом.

Я смахиваю давно высохшие слёзы и смотрю на маленький арсенал на покрывале. Я могла бы нанести серьёзный урон с помощью оружия, которое собрала, и чтобы повысить их эффективность, каждая пуля и каждый клинок из костей ангелов. Но даже с таким арсеналом и моими способностями к ломанию воли — любезно предоставленными дражайшим папой, архангельским придурком, который создал меня — не хватает одной вещи. Искупителя, самой священной реликвии Сем7ёрки и единственного орудия, гарантированно сильного, чтобы уничтожить Серафима. Я видела, как он работает, когда Легион схватил Рафаэля, используя его как щит за секунды до того, как кончик клинка врезался в его грудь. Как известно, нож убивает демонов. Но то, что он смертелен для ангелов, даже самых сильных и смертоносных, меняет правила игры для всех вовлечённых сторон. Никто не в безопасности. Особенно оставшиеся Серафимы.

Раздаётся стук в мою дверь, но я игнорирую его. Я знаю, кто это, чувствую… чувствую его вкус. Его аромат цепляется за невидимые частицы пыли в воздухе — плотская смесь цветов белладонны и дикой страсти. И каждая пылинка, которая дрейфует по комнате, танцует на моей коже, заряженная электрическим током, который почти шипит при контакте. С каждым вдохом я чувствую послевкусие нашего поцелуя — сахарная вата, морской туман и ночь — и снова на вершине колеса обозрения на военно-морском пирсе. Простая девушка с другого конца города, крадущая несколько мгновений неизбывного блаженства.

Я прикусываю губу, чтобы не застонать. Всё в Люцифере эротично, и я ненавижу это. Не только то, как тело реагирует на него, но и то, что даже когда я очень хочу найти проблеск доверия в его фиолетовых, сверкающих глазах, он никогда не перестаёт доказывать, что являет само зло. Великолепный, харизматичный и утончённый, но по своей сути зло до мозга костей.

И он — всё, что у меня есть.

Вновь раздался стук, и я слышу, как Люцифер тихо прочищает горло — крошечный, но очевидный признак его разочарования. Должно быть, его действительно бесит, что я заставляю ждать, особенно учитывая, что может появиться прямо передо мной при помощи порочной магии, которой обладал. Или, может быть, эта грёбаная игра в кошки-мышки возбуждает его — я говорю отвалить при каждом удобном случае, он перевирает мои слова для того, чтобы подпитывать извращённое увлечение мной. Я не понимаю.

Люцифер хотел, чтобы мы с Легионом расстались. Так зачем предложил мне помочь его найти? Чтобы убить его? Я в это не верю. У него было предостаточно шансов покончить с ним, но из-за братской связи, которую ни один не может отрицать, он этого не сделал. Чтобы спасти? Значит, есть шанс спасти Легиона. После произошедшего — Легион вонзил Искупителя в сердце Джинна, затем разорвал десятки одержимых демонами гражданских лиц — более чем очевидно, что Легион вне искупления. И как бы сильно я ни хотела попробовать, возможно, спасать уже нечего. Мужчина, которого я люблю, мёртв. Мы все смотрели полными ужаса глазами, как он стёр человечность и превратился в воплощение смерти и разрушения. Зло настолько велико, что даже сам дьявол стоял в ледяном ужасе, пока его брат шёл через Грант-Парк.

Я поднимаю своё тяжёлое, измученное тело с кровати и иду к двери. Но прежде чем поворачиваю ручку и впускаю дьявола, тяжело вздыхаю, отчаянно пытаясь изгнать навязчивые образы, которые мелькают в голове всякий раз, когда я отпускаю решимость. Я буквально прошла через ад, но последние сутки оказались испытанием гораздо хуже. После них я познала совершенно новый ужас, который в самом страшном кошмаре не привидится. Сейчас, когда осела пыль, и схлынул адреналин, я не могу спокойно зализывать раны и жалеть себя. Нужно разобраться с судьбой, даже если это означает торг с дьяволом.

Я резко распахиваю дверь, не обращая внимания на коварную полуулыбку на чувственных губах Люцифера.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

В его фиолетовых глазах вспыхивает веселье. Люцифер облизывает губы, будто чувствует какое-то обещание.

— И тебе привет, — протягивает он.

— Я серьёзно. Мне нужно, чтобы ты заключил со мной сделку.

— О, да что ты?

Он переступает порог моей спальни, не вынимая рук из карманов выглаженных слаксов, и я задерживаю дыхание. Его присутствие и так ошеломляет. Но то, что он так близко, что я могу заметить синие и зелёные крапинки в радужках, кажется неправильным. Это похоже на предательство. Выглядит так, будто мы замышляем убийство Легиона, но это не значит, что я его не люблю. Что образ его в постели и я в его объятиях не вызывает агонию. И если я достаточно сконцентрируюсь, всё ещё чувствую, как его призрак пульсирует внутри меня, гудя нечеловеческим сердцебиением, напоминающим крылья колибри.

Люцифер подходит к креслу и осторожно поднимает оставленную одежду, которую я бросила в свою сумку. Ну, блин, конечно, это пара чёрных кружевных трусиков. Люцифер игриво выгибает брови и издаёт низкий свист.

— Их тоже не забудь упаковать.

Я закатываю глаза.

— Если закончил с ребячеством, я хотела обсудить условия нашей сделки. Если не хочешь, конечно, чтобы я нашла кого-то другого. Уверена, что вокруг бегает бесчисленное количество демонов, которые были бы более чем готовы услужить мне.

Он едва заметно вздрагивает, позволяя этой идеальной маске элегантности и беззаботности соскользнуть. Но я замечаю это. По тому, как он раздувает ноздри. Прищуривается. По тому, как бледнеют его полные, почти женские губы. Он ревнует. И именно на эту ревность нужно давить и использовать.

— Не нужно искать кого-то другого. Я удовлетворю твою просьбу. — Он говорит так плавно, будто его присутствие — дар.

— Я хочу убедиться, что если проиграю… если не смогу заставить себя сделать это, ты остановишь Легиона. Неважно, кого придётся убить. — Неважно, если тебе придётся пожертвовать мной.

Он качает головой, оценивая мою просьбу. Я только что попросила невозможного. Легион — его брат, его кровь. Он любил его так сильно, что спровоцировал священную войну, ради спасения.

— Интересно. — Он поднимает руку, чтобы прикоснуться большим пальцем к нижней губе. — А какая выгода для меня? — Я поднимаю голову, излучая фальшивую решимость. — Ты. Предлагаешь мне себя? — Он соблазнительно выгибает губы.

— Да.

Он обходит меня, рассматривая фигуру, будто оценивает как на аукционе. Я стою совершенно неподвижно и даже не дышу.

— И с чего ты решила, что я хочу тебя? Откуда вера, что я рискну своим существованием ради простой девушки-нефилима?

— Потому что так и есть, — уверенно отвечаю я. — Ты без стеснения издеваешься надо мной. Тебе нравится наблюдать, как я выворачиваюсь и превращаю свою жизнь в ад. Теперь у тебя есть шанс делать это, когда захочешь.

— А какое в этом веселье?

Я раздраженно выдыхаю.

— Мы теряем время. Ты заключишь сделку или нет?

Люцифер пожимает плечами.

— Сильное изменение. Я думал, что он — любовь всей твоей жизни. Твоё сердце и душа. Сам кислород в лёгких.

Я игнорирую его насмешки и отвечаю честно:

— Иногда приходится позволить ране гноиться, прежде чем понять, что медленно умираешь.

Он задумчиво кивает, подавляя сарказм.

— И что же случилось?

Я качаю головой. Если бы Люцифер знал… если бы знал, кем я стала — кем становилась — не понял бы. Если бы знал, что с тех пор, как мы сбежали, я… менялась так, что и сама этого не понимала. Как будто что-то встало на место, когда я увидела, как жизнь уходит из тёмных глаз Джинна. Возможно Легион и держал клинок, но именно я позволила ему убить. Я мешкала, хотя могла остановить его, но стояла, надеясь достучаться до него.

Теперь на моих руках кровь Джинна, и я не могла смотреть на себя. За такое нет прощения. Сем7ёрка рисковала всем ради меня. Джинн проявил ко мне доброту, когда я была напугана и одинока. И вот как я отплатила ему. Так выразила благодарность за то, что дал мне ощущение семьи, которой у меня никогда не было, и которой я всегда жаждала.

Я не проиграю вновь. Я многим им обязана. На этот раз я поступлю правильно. Этого хотел бы Легион, будь ещё с нами. Больше я не позволю порочным душам запятнать память о нём. Это станет моим возмездием. Именно этого Легион искал, когда собрал Сем7ёрку. Может, нам удастся вместе его найти.

— Я больше не могу, — произношу я едва громче шёпота. — Не могу лишить их ещё кого-то. Каин, Феникс, Андрас, Лилит, Тойол… они уже так много потеряли. Дом, город… — И всё из-за меня. — Я сглатываю, сдерживая дрожь в голосе. — А теперь ещё и Джинна. Я больше не могу их испытывать.

— Они его не потеряли.

Я качаю головой.

— Ты видел это, Люцифер. Все видели, как Легион потерянных душ взяли контроль. Он ушёл.

— Нет, — отвечает Люцифер, закатывая глаза, и подходит вплотную ко мне. — Джинн не мёртв. Он жив, Иден. Еле-еле, но жив.

— Что? — торопливо спрашиваю я и чувствую, как горит лицо от эмоций.

— Он ещё жив. Какую бы синтетическую ангельскую кровь ни приготовил Феникс, она работает и держит Джинна в стабильном состоянии, по крайней мере, сейчас. Но не исцеляет. Врачи Айрин не могут его вылечить. И хотя я был милостив и одолжил немного своей крови… — Он бессознательно потирает ранку на сгибе локтя. — Похоже, что раны Джинна слишком обширны.

— Но он жив.

Люцифер замечает надежду в моих широко раскрытых глазах и качает головой.

— Они не ждут, что он продержится долго. Я пришёл, чтобы узнать, не хочешь ли попрощаться.

— Но мне казалось, ты сказал…

— Этого мало, Иден. Чтобы исцелить его, потребуется чудо. И если состояние твоего мира хоть какой-то признак, Главный только что покинул чат. Кроме того, Джинн — демон. Даже если бы существовал способ спасти его, думаешь, это стало бы актом божественного вмешательства?

— Мне казалось, что именно поэтому Адриэль жива! На что ещё, чёрт подери, она годится? — возмущаюсь я, когда гнев перевешивает замешательство.

План был таков: спасти Адриэль нас случай, если нам понадобится её кровь для спасения одного из Сем7ёрки. Она стояла и смотрела, как разворачивается бойня, и ничего не делала. Адриэль играла роль беспомощной девицы, когда Легиона предали огню за преступления, в которых они оба были виновны. Она могла бы вернуться к Уриэлю, и всё было бы кончено. Твою мать, она могла бы рассказать правду о своём романе с Легионом, и ничего бы этого не случилось. У Легиона не было бы причин пасть. У Уриэля не было бы причин спускаться на Землю, чтобы отомстить. После всех её поступков, Легион защищал её, предпочёл её жизнь вместо своей.

Вместо моей.

У меня в ушах ревёт кровь, вторя бешеному стуку сердца. Оно бьётся слишком быстро, и я не могу различить, где заканчивается один удар и начинается следующий. Почти как дрожащий гул. Жар опаляет лицо и спускается по шее в живот. Я стискиваю дрожащие руки в кулаки. Нет, дрожат не только руки, а всё тело. Дрожь от необходимости что-то ударить. Разбить. Уничтожить. Выпустить поток света, такого яркого и раскалённого, что он выжжет глаза из глазниц всем на многие мили.

Через секунду я уже двигаюсь. Пройдя через дверь спальни, я быстро спускаюсь по лестнице и марширую по коридорам. Я иду так быстро, что даже голос Люцифера едва доносится. И прежде чем успеваю сделать вдох, вышибаю двери клиники.

— Где она? — рычу я, обнажая зубы. — Где она, чёрт возьми?

Медсёстры и техники не произносят ни слова, но одна бросает взгляд на дойные двери. Я тут же мчусь через них. Я содрогаюсь от высвобожденной силы, а глаза жгут непролитые, злые слёзы. Но даже сквозь ярость я вижу, как все смотрят на меня с различными оттенками недоумения и… и ужаса. Каин, Тойол, Андрас, Лилит и Феникс встали вокруг кровати Джинна, и каждый протянул руку к неподвижному, забинтованному телу, будто они молятся или одалживают ему свою силу.

Адриэль, одетая в обычное белое одеяние, стоит у стены. Её волосы идеально уложены, ни один волосок не выбился. Как будто последних двадцати четырёх часов даже не было. Как будто ей плевать на всё в этом грёбаном мире. К несчастью для неё, платье ненадолго останется белым. Я всё ещё дрожу, но достаю из-за спины кинжал. Прежде чем Адриэль успевает закричать, я прижимаю лезвие к её горлу.

— Ты могла спасти его. Могла спасти их обоих, — рычу я.

— Иден, что ты делаешь? — спрашивает кто-то у меня за спиной. Я не знаю, кто это и мне плевать. Даже сам Бог не мог сломить мою волю.

— То, что нужно было сделать давным-давно. Джинну нужна ангельская кровь. Чистая ангельская кровь, и у нас её полно. Неси ведро, я осушу эту суку.