Пари на мажора

35.

Обессиленная, я падаю на диван. Сил больше нет. Дышу с трудом. Глаза закрываются. Единственное желание – отключиться и не приходить в себя ближайшие сутки.

– Я больше не могу! – вздыхаю, устало поправляя волосы. – Я правда больше не могу. Ты меня вымотал!

– Можешь!

Его взгляд буквально кричит: вернись ко мне. Чего? Не-не-не. Мотаю головой, мол, закончи сам. Я – пас.

Смеется.

Блин, вот откуда в нем столько энергии? Мирон спал всего лишь несколько часов днем. Сейчас он должен выглядеть как зомби, падать от усталости, но нет. Бодрый, веселый и весь из себя молодец какой. А я как лапша, которую горе-повар переварил и превратил в клейкую массу.

Мне стыдно должно быть, но я слишком устала, чтобы последние силы на стыд тратить.

– Нет. Не могу. Остановимся на этом моменте. Продолжим завтра. Или послезавтра. Или через месяц. Вообще, если уж быть откровенной, мне на год хватило впечатлений.

– Не может она, – бурчит в ответ. – Поднимайся давай. Я без тебя тут не справлюсь.

Я тяжело вздыхаю.

– Справишься, Корнеев. Я в тебя верю.

Тем более он сам вызвался вешать чертовы шторы, я его не просила. Наоборот, как могла, пыталась отговорить. И в кино предлагала сходить, и на его удобном матрасе поваляться, смотря тупую комедию с длинноногой блондинкой в главной роли. В отказ. Я даже хотела позвонить его маме, чтобы узнать рецепт ее фирменных блинов. Думала, хоть еда заставит его одуматься.

Упертый Корнеев.

Оказывается, пока меня искал, не одно обещание сделал, а два. Еще было: если найдет, то шторы в этот же день повесит.

Честный он. Сказал – значит сделал.

А я вот сижу уставшая, рук не чувствую и не понимаю, почему он обещал, а я страдать должна?

– Ой, ты там одну петельку пропустил, – протягиваю, разглядывая его голую спину. Эх, отличной идеей было спрятать пульт от кондиционера. Да, я тоже высыхала от духоты, но ради того, чтобы поглазеть на Корнеева без футболки, готова и жару вытерпеть. – Давай-давай. Потом еще маму твою позовем, чтобы она оценила работу сына.

Я улыбнулась, Мирон – нет.

Спрыгнул со стремянки и ко мне направился.

Не спрашивая, приподнял меня, усадив к себе на колени.

– Да-а-а, так мне точно удобнее. Если бы раньше знала про твои удобные коленки, то еще на празднике Кира сдвинула бы Олю, чтобы использовать тебя в качестве стула.

– Тогда Прокудин остался бы с разбитым носом.

– М? Почему?

– Он к тебе еще тогда подкатывал. Я видел.

Признание вызывает во мне всплеск эмоций.

– Все-таки смотрел!

– И не я один, – Мирон закатил глаза. – Пришлось отцу твоему звонить. Объяснять ситуацию. Хорошо, что он мужик понятливый. С двух слов все понял.

– Сдал меня, – утыкаюсь в его шею, прикусывая кожу зубами. – Не стыдно было ябедничать?

– Не-а. Совесть не мешала спать. Зато теперь никому звонить не придется, – самодовольно заявляет он. – Ты – моя. И я на шаг от тебя не отойду. Вчера как чувствовал, что не надо тебя отпускать. Надо было с тобой пойти.

Заводит мои руки за спину, возвращая легкий укус в плечо. Не больно, очень даже приятно.

– Ты чего делаешь? – наигранно возмущаюсь я, надеясь на повтор. – А как же шторы?

– Шторы потом. Через месяц. Или через десять лет, когда я научусь держать себя в руках, находясь рядом с тобой. Ты даже не представляешь, каких усилий мне стоило сдерживаться все это время. После сломанного стола… Не мог о другом думать. Только о тебе, Мамаева. Не мог тебя из головы выбросить. Даже сейчас думаю, хоть ты и рядом со мной.

Я не могла дышать. От признания Мирона в груди что-то сжалось, а затем с искрами разлетелось по разным сторонам.

– Мне кажется… – Прижимаясь к его груди, я слышу, как бешено бьется сердце Мирона. – Больше не надо сдерживаться.

Наши губы сами находят друг друга. Нежно, осторожно, смелея все больше с каждой секунды. Потом уже в ход идут руки. Прикосновения Мирона вызывают дрожь во всем теле. Я наслаждалась ими, откинув голову, позволяя ему провести дорожку из поцелуев до шеи, затем ниже.

– Мне и десяти лет не хватит, Василиса.

В животе начинает бурлить радость. И мне же мало будет. И двадцати лет не хватит, чтобы научиться спокойно реагировать на Мирона. Я это знаю. Просто чувствую.

Спустя несколько часов, когда силы окончательно покинули меня, я все равно не могла оторваться от Корнеева. Была жизненная необходимость лежать с ним рядом и не отпускать.

– Вась, а может, к черту эти шторы? У меня дома новые висят.

– Ты хочешь сказать…

– Переезжай ко мне. Прямо сегодня. Сейчас. Я помогу тебе собрать вещи. Только самое необходимое.

– Так скоро? – Мысленно я уже визжала от восторга и кидала в сумку все, что на глаза попадается, но в действительно же немного испугалась. – Ты уверен?

Мирон приподнял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

– Я уверен, что всегда хочу быть с тобой рядом. Засыпать и просыпаться. Ты этого не хочешь?

– Хочу. Конечно же хочу. Но…

– Нет никаких но, Василиса. Я не позволю им быть. Запрещаю.

Господи, от этой уверенности у меня голова кругом. Еще несколько часов я радовалась тому, что мы с Мироном вместе. А сейчас я уже представляю, как буду рассказывать родителям о том, что переезжаю к парню.

Ой. Родители!

– Надо позвонить папе. – Не видя себя в зеркале, точно знаю, что в глазах моих читался испуг. – Маме. Тете Тусе сказать. А еще Лее. Она же…

– Тш-ш-ш, – его палец замирает в сантиметре от моих губ. – Успокойся. Я сам поговорю с твоим отцом.

Что?

– Нет. Я сама хочу. Понимаешь, он от меня должен это услышать. И у тебя как раз будет возможность спрятаться в каком-нибудь бункере. Я спасу тебя от его ярости.

Я смеюсь, представляя реакцию отца.

До крови не дойдет, но мата будет много.

– Не придумывай. Он нормально воспримет новость о том, что его дочь теперь со мной.

Тут да. Мирон прав. Папа его обожает. Но его точно добьет новость о том, что я перееду жить к парню.

– Спорим, что теплого приема не будет? – хихикая, протягиваю ладонь.

– Вась, я тебя люблю, поэтому любой прием переживу.

Сердце выпрыгивает из груди.

– Взаимно, Корнеев, – спустя секунду немого молчания выдаю я.

– И все? Взаимно? Так просто? Вась, мне этого мало.

– Нет. Не все. Я… – Так, Василиса, соберись. Самый классный парень в мире сказал тебе три прекрасных слова, не тупи, пожалуйста, сейчас. – Конечно, я тоже тебя люблю.

Мирон улыбнулся.

– Тогда я готов спорить с тобой на что угодно.

О, да-а-а.

Пари на мажора было.

Теперь намечается пари с мажором. С моим мажором.

Я немного нервничаю, выходя из машины Мирона. Подъезжая к кафе, я увидела в окне Лею, одиноко сидящую за столиком, и на душе сразу же так тоскливо стало, хоть бери и вой.

Когда она позвонила ночью, предложив встретиться, я готова была сорваться в ту же секунду. К черту все недопонимания, я забыла наш последний с ней разговор. Просто вычеркнула его из памяти, считая, что дружба важнее всего.

– Пойти с тобой? – доносится до меня голос Мирона. – Гуляева «обрадуется».

Я не стала рассказывать ему про наш с подругой конфликт. Зачем? Не было смысла. Мы ведь во всем обязательно разберемся, и Мирон никогда не сможет назвать Лею плохой подругой, которая не поняла и не поддержала в одном важном моменте.

– Если ты пойдешь, то у нас не получится перемыть все твои кости.

Мирон ухмыляется, будто я сказала что-то смешное.

– Отмой одну и возвращайся. Я тебя здесь подожду.

Киваю, потому что спорить не хотелось.

Войдя внутрь, я сразу же отыскала глазами Лею. Опустив голову, она разглядывала свои руки и, словно почувствовав мой взгляд, обернулась и застыла.

Да, я ее очень понимаю.

У самой ком в горле застрял. Хотелось побежать к ней и обнять, но что-то сдерживало. От чего выть захотелось еще сильнее.

Надо собраться.

Подруге в разы труднее и сложнее, чем мне.

– О, ты кофе заказала, – присаживаюсь, улыбаясь во весь рот. – На дороге така-а-ая пробка. Еле объехали.

– Васька, прости меня, – почти прокричала Лея. – Прости, пожалуйста. Я такая дура. Вместо того чтобы попросить совета, вылила на тебя всю желчь. Не знаю, что на меня нашло. После каждого слова пыталась себя остановить, но не могла. Понесло, а у меня, как оказалось, совсем нет тормозов. Самой плохо было, я еще и тебе плохо сделала. Клянусь, мне очень-очень стыдно. Как только в такси села, сразу же хотела назад вернуться и попросить прощения.

– Почему не вернулась?

– Страшно стало, Вась. Столько слов, столько обвинений… Только через час набралась храбрости позвонить тебе. Когда ты не ответила, я думала, все. Конец. К тебе поехала. Всю дорогу проговаривала, как извиняться буду. Я так испугалась, что ты больше не захочешь со мной дружить.

– Все хорошо, – беру ее за руки. Пальцы такие холодные. Ледяные. И это, когда такая жара на улице. – Я не злюсь. Честно. И тогда не злилась. К тете Наташе поехала, а там телефон сел.

– Я знаю. Слышала, как Мирон с мамой разговаривал.

Удивилась я так, что Лея сразу заметила.

– Да, мы с ним у тебя дома столкнулись. Когда я ему сказала, что ты из-за меня пропала, подумала, что он меня убьет. А он успокаивать начал. Представляешь? Говорил, что мы с тобой во всем разберемся и что он обязательно тебя найдет.

– Он не говорил.

– Это я его попросила, – тут же заверяет подруга. – Не хотела, чтобы вы обо мне вспоминали при встрече.

Пришло время коллективных слез.

– Мир? – выставляю палец вперед, как в детстве.

Вместо того чтобы повторить за мной, Лея подскакивает и, сев рядом, обнимает меня.

– Вась, спасибо. Так было страшно, пока сидела здесь одна. Я же без тебя не смогу. Корнееву придется потесниться. Стану пятой лапой в вашей паре.

– Он будет счастлив, – смеюсь, и мы обе знаем, что я вру. – Расскажешь, что тогда у тебя произошло?

Подруга тяжело вздохнула.

– Суханов – идиот. Вот что произошло. Обозвал меня избалованной истеричкой. Потом добил, мол, ему надоело за мной бегать и он умывает руки. А я ведь не просила бегать за мной. Вел бы себя как нормальный парень, мне бы не пришлось истеричкой быть.

– Может… Когда-нибудь поговорим о вас?

Мне показалось, что девушке надо выговориться.

После этого всегда становится немного легче.

– Давай не сейчас. Не хочу о нем вспоминать, да и… Мирон твой на подходе. – Выпрямив спину, Лея смахнула слезинку с щеки. – Корнеев, сразу говорю, за дружбу я буду бороться. Не будешь отпускать Ваську ко мне, я к ней приклеюсь. Или перееду, что еще хуже для тебя.

Брови Мирона приподнимаются.

– Ладно, забирай свою красавицу. Мы с ней потом встретимся. Да? – с надеждой спрашивает она.

– Конечно. На новоселье.

– Ты переезжаешь? – охает она.

– Да-а-а. Вещи в машине. – Наклоняюсь к подруге и шепчу: – Я тебе потом все расскажу.

Лея понимающе кивнула.

– И как? Все мои кости теперь чистые? – поинтересовался Мирон, когда мы шли к машине. – Наговорились? Я больше ждать не мог.

– Ага. Самые чистые из всех чистых. Икотой не страдал, пока ждал меня?

– Уши горели. Считается?

Останавливаюсь и неожиданно для самой себя прижимаюсь к парню, тут же чувствуя его руки на своей спине.

– Что такое? Вась, только не говори, что вы с Гуляевой опять на что-то поспорили.

Молчу и не спешу с ответом.

– Василиса?

Какой нетерпеливый. Надо успокоить парня.

– Если я в будущем и буду спорить, то только с тобой. Обещала же.

А я буду.

Точно знаю.