Пламя сердец

Глава 31

И все же Кристен в эту ночь отдалась Ройсу. Они спали до рассвета на заросшем травой берегу озера. Спала, впрочем, одна Кристен. Она с таким наслаждением плескалась в холодной воде, что совершенно расслабилась и даже забыла, что Ройс наблюдает за ней с берега. Он не пошел с ней в воду, признавшись, в конце концов, что не умеет плавать. Кристен ликовала. Она чувствовала себя свободной, почти как дома. Разница состояла лишь в том, что вода была не так холодна. И дома ее не ждал бы на берегу любимый.

Когда она наконец вышла из воды, Ройс не дал ей времени как следует вытереться. Он сразу же заключил ее в свои объятия и ловил губами капли воды, стекающие с ее губ, щек и груди. У нее не хватало силы воли сопротивляться ему здесь, на берегу, в свете луны. Она сама испытывала страстное желание и хотела и ему доставить радость, потому что эта прогулка на озеро стала для нее настоящим событием.

Он и не подозревал, как много она для нее значила. Потом, может быть, он и догадался, потому что она не только позволила ему овладеть ею, но и сама дала волю своим чувствам, отвечая на его ласки, пока он наконец не утолил свою страсть. Он не скоро забудет эту ночь на озере.

И все же Ройс, в отличие от нее, не мог спать спокойно. Когда на ветках деревьев защебетали первые птицы, объявляя всему лесу о наступлении рассвета, Кристен, проснувшись увидела, что Ройс лежит с открытыми глазами и, кажется, совсем не спал, потому что вид у него был очень усталый.

Он все еще держал ее в своих объятиях. Она еще теснее прижалась к нему, чтобы согреться, так как они лежали обнаженными, накрывшись лишь легким платьем Кристен, а ночной воздух на озере был прохладен.

Кристен села, с удовольствием потянулась и, бросив через плечо взгляд, с укором заметила наблюдавшему за ней Ройсу:

— Тебе тоже следовало бы поспать.

— А ты бы в это время воспользовалась моей лошадью?

— Ты не можешь упрекать меня в том, что не выспался. В конце концов, ты мог бы отвезти меня обратно и поставить возле меня охранника.

— Ага, теперь ты упрекаешь меня, что мои охранники наблюдают за тобой.

— А что же ты делал всю ночь, как не наблюдал за мной? — возмутилась Кристен.

Он сел рядом с ней и улыбнулся.

— Что я делал? Я, кроме всего прочего, держал тебя в объятиях и выполнял долг, приятнее которого не может быть.

— Ты невозможен. — Она улыбнулась и, наклонившись к нему, нежно поцеловала его в губы. — Но я благодарна тебе. Спать здесь, на мягкой траве, было гораздо удобнее чем на жестком полу в этом дурацком зале.

— К тому же, сознайся, я был для тебя неплохой подушкой.

— Да уж верно.

Он, играя, провел пальцем по ее ключице и по ложбинке между грудями.

— Сегодня ночью ты опять будешь спать в моей постели.

— С чего ты взял, что мне этого так уж хочется? — резко спросила она.

— Я знаю.

Она покачала головой.

— Здесь, на озере, я заключила с тобой перемирие, но когда мы снова вернемся в дом…

— Тс-с. — Он приподнялся и нежно провел губами по ее шее. Потом неожиданно повалил ее на спину, так что она от удивления вскрикнула. Наклонившись к ней, он потребовал: — А теперь признавайся, что тебе нравится в моей постели.

В это утро он был неудержимо весел. У нее тоже было не очень серьезное настроение. Задорные искры смеха плясали в ее глазах.

— Ладно, сакс. Твоя кровать мне очень нравится. Это чрезвычайно удобная кровать.

Ее тон не оставлял никакого сомнения в том, что она имеет в виду действительно лишь его кровать.

— Я не позволю тебе встать, — сказал он, впиваясь в ее губы, — пока ты не сознаешься в том, — его язык дразнил ее, — что ты меня хочешь.

— Ну что ж, — ответила она, обвив руками его шею и взъерошив пальцами его мягкие, волнистые волосы, — тогда мы еще долго будем здесь лежать.

Они вернулись в дом уже после полудня. Однако они провели утро не только на озере. Кристен пошла еще раз поплавать, и, когда наконец оделась и Ройс посадил ее перед собой на лошадь, они не сразу поехали домой.

Он скакал с ней по лесу и засеянным пшеницей полям, по усыпанным цветами лугам и пастбищам, показывал ей свои владения, своих людей, свои деревни. Она увидела, что в доме работает лишь горстка его крепостных. Было еще много других, которые обрабатывали землю, разводили лошадей и коров и охотились в лесах. Она ясно чувствовала, как гордится Ройс всем тем, что он ей показал.

Это было сказочно прекрасное утро. Блаженное чувство умиротворенности, с которым Кристен проснулась, не покидало ее. И у Ройса было необыкновенное настроение. Как правило, мужчины, если они утомлены и не выспались, очень раздражительны. Ройс же шутил, веселился и чуть ли не дурачился. Ему нравилось все, что бы она ни делала и что бы ни говорила. Он снова и снова отпускал поводья, давая ей управлять лошадью, а сам держал руки на ее груди. Он гладил ее ноги, потому что, сидя на лошади по-мужски, она поневоле подняла подол почти до самых колен. Он не мог оторваться от ее обнаженной шеи, хотя она уже несколько раз хлопнула его по пальцам. Он щекотал ее, пока она не просила пощады, а потом целовал в шею. Он смеялся над ней — одним словом, он просто не оставлял ее в покое.

Кристен наслаждалась этими мгновениями. На какое-то время она даже ощутила себя свободной. Кроме того, она чувствовала себя любимой, пусть даже любовь его не так уж сильна. Поэтому вполне понятно, что, возвратившись домой, в реальность, она испытала глубокую грусть. Ей сейчас снова придется взяться за работу, а он отправится спать, потому что в отсутствие хозяина Альден с королем и его свитой отправились на охоту. Они слышали голоса охотников в лесу, но Ройс не захотел присоединиться к ним. Пустые коновязи у конюшни свидетельствовали о том, что охотники еще не вернулись.

Ройс снял Кристен с лошади, но не сразу убрал руки с ее талии. На его лице появилось выражение озабоченности. Может быть, и ему было жаль, что это все кончилось. Во всяком случае, Кристен хотелось верить, что так оно и есть.

— Твои щеки так порозовели.

Кристен улыбнулась и ответила:

— Это от свежего воздуха.

— Вполне возможно. А как тогда ты объяснишь блеск в глазах? Мне бы хотелось услышать, что тебе было со мной хорошо.

— Неужели?

Конюхи расседлывали его лошадь, и рядом стояло, по крайней мере, еще пятеро мужчин, но он ее все же не отпускал.

— Мы будем здесь стоять, пока я в этом не признаюсь?

Он улыбнулся в ответ на этот намек, потом громко расхохотался, поднял ее на руки и долго-долго целовал, пока, наконец, не отпустил, хлопнув на прощание ниже, спины.

— Ах ты, негодница! Ну я тебе еще покажу…

— Опять угрозы! — воскликнула Кристен шутливо. — Думаю, мне в самом деле нужно признаться: я и вправду получила огромное наслаждение.

— Ну и если ты так уж расположена сегодня к признаниям…

— Нет, сакс, более одного признания в день ты у меня не выманишь.

Он подавил смех и сделал вид, что очень разочарован.

— Эта женщина не знает жалости, — с преувеличенным трагизмом произнес он, выводя ее из конюшни и подводя к дому.

— Твоей настойчивости можно позавидовать, — вздохнула она.

Теперь он уже не смог сдержать смех.

— Ну что ж, на сегодня я капитулирую.

Они были уже возле самого дома, однако он не убирал свою руку с ее спины. Немного помедлив, он произнес:

— Я не обещаю тебе, что так будет часто, но, если у меня появится время, мы с тобой обязательно еще раз сходим на озеро.

Кристен искоса посмотрела на Ройса. На это она никак не рассчитывала. Теперь у нее появилось хоть что-то, чему она могла радоваться, и именно сейчас оно ей так необходимо.

— Это было бы здорово, ответила она. — А могу я в следующий раз сама править лошадью?

— Нет.

Она удивленно подняла брови.

— Я в самом деле умею скакать верхом.

— Я знаю, Торольф мне рассказывал.

— Тогда ты говоришь «нет», потому что не доверяешь мне.

— Конечно, я тебе не доверяю. — Он улыбнулся гримасе, которую она скорчила на его слова. — Кроме того, мне доставляет огромное удовольствие чувствовать тебя сидящей впереди и…

— Ройс!

— Да ты никак покраснела, моя дорогая? Боже мой, ты действительно вся красная!

— Перестань, сакс, иначе я…

Но ему так и не довелось узнать, чем она хотела ему пригрозить. Что-то заставило ее внезапно замолчать, и, направив взгляд в ту же сторону, что и она, он увидел Корлисс, стоявшую в дверях вместе с одной из своих сестер. На лицах обеих женщин не было написано особой радости.

— Ты, должно быть, забыл, что она здесь, — прошептала ему Кристен.

Ройс изо всех сил старался показать, что ничего особенного не происходит. Одного же взгляда на Кристен было достаточно, чтобы понять — она уже рисовала себе картину предстоящего объяснения Ройса со своей невестой. В глазах ее играл веселый блеск, и она даже не стремилась его скрыть. Что за безжалостная женщина! Казалось, она даже рада будет услышать, как начнет распекать Ройса его невеста за то, что он ею пренебрегает.

— Миледи! — чопорно произнес Ройс вместо приветствия, при этом у него заметно выдвинулась вперед нижняя челюсть.

— Милорд! — ответила Корлисс столь же чопорно.

Она не сдвинулась с места, чтобы пропустить Кристен, и, посмотрев ей прямо в лицо, осведомилась:

— Кто эта ужасная великанша?

У Ройса при этих словах еще сильнее выдвинулась челюсть и угрожающе задвигались мускулы на затылке. Кристен была бы очень удивлена, если бы увидела это. Она подумала бы, что его рассердили ревнивые выпады этой дамы. Однако Кристен не смотрела на Ройса. Она свысока взирала на чопорную леди — свысока в переносном и прямом смысле, так как Корлисс едва доставала ей до подбородка.

Если бы Кристен огорчал ее собственный рост, может быть, слова Корлисс и задели бы ее. Вместо этого они лишь развеселили девушку — Кристен услышала в них нотки ревности и очень обрадовалась. Поскольку же не в ее натуре было выражаться намеками и молча сносить обиды, то она ответила, не утруждая себя выбором выражений:

— Если ваш вопрос касается меня, то могу лишь заметить, что там, откуда я родом, слабых и недоразвитых младенцев, как правило, бросают, обрекая на смерть, так как они все равно не выдержали бы нашего сурового климата.

— Какое варварство! — возмутилась Корлисс.

— Да, я понимаю, почему вы принимаете это так близко к сердцу, ответила Кристен, и ее глаза выразили ее мысли еще более откровенно, когда она смерила взглядом Корлисс с головы до ног, явно намекая на ее невысокий рост.

— Милорд! — почти взвизгнула Корлисс, на ее щеках появились красные пятна.

У Кристен дрогнули уголки рта, когда она перебила даму: — Простите, миледи. Я понимаю, что ваш вопрос был обращен совсем не ко мне. Но лорд Ройс может ответить вам только одно — что я пленница, которую он сделал своей рабыней. В остальном он знает обо мне лишь то, что я сочла нужным рассказать, а это не так уж много. Не правда ли, милорд?

На лице Ройса, ставшем непроницаемым, нельзя было ничего прочесть, но от Кристен не ускользнуло, что он до сих пор немного сердит, потому что его рука, все еще лежащая на ее спине, слегка подтолкнула ее в направлении мимо Корлисс и приказ приняться, наконец, за работу прозвучал довольно резко. Из этого она заключила, что, по его мнению, зашла слишком далеко, но ей это было безразлично, о чем свидетельствовал взгляд, который она бросила ему через плечо, с достоинством прошествовав к дому.

Ройсу пришлось поспешно отвести взгляд от Кристен, иначе он не смог бы сдержать смеха, однако при этом в поле его зрения попала Корлисс. Он мгновенно помрачнел, и с его губ сорвалось смачное ругательство. Этого оказалось достаточно, чтобы обратить в бегство сестру Корлисс, да и сама Корлисс отпрянула назад.

Ройс, однако, притянул ее за руку к себе.

— Погоди, ты должна объяснить свое поведение.

— Ты делаешь мне больно, Ройс!

Он снова выругался, заметив на ее глазах слезы, но отпустил ее руку. Корлисс была нежной и хрупкой, как ребенок. До сих пор он не обращал на это внимания, но теперь, рядом с Кристен, которая платила ему за все его же монетой, не задумываясь пускала в ход силу, чтобы защитить себя, и ни разу не вскрикнула, а тем более не упрекнула его, что он сделал ей больно, — Корлисс, с ее слезами, вызывала у него досаду и отвращение.

— Перестань реветь, — сказал он довольно грубо. — Я всегда отдаю себе отчет, когда речь идет о том, чтобы применить силу, и знаю, что не сделал тебе больно. Чего же ты плачешь?

Ее слезы высохли, как по приказу, но она все еще смотрела на него со страдальческой миной.

— Ты становишься невозможным.

— Я? А как тогда ты назовешь те оскорбления, которыми ты осыпала эту норвежскую девушку?

— Я сказала все, как есть. Ее рост делает ее чудовищем.

— Но она ведь не выше меня. Тогда кто же по-твоему я?

— Ты? Но ты ведь мужчина, — подчеркнула она то, что и так было ясно. — Для мужчины у тебя нормальный рост. Но она же выше, чем большинство мужчин. И это ненормально.

— Нет, ты не права, — сказал он, поджав губы. — Она действительно выше, чем многие саксы, но здесь находятся шестнадцать викингов, которые сошли на берег вместе с ней, и каждый из них значительно выше нее. Хочешь на них взглянуть?

— Ты что, шутишь? — вспыхнула она.

— Да, шучу, — вздохнул он. — Мне очень жаль, Корлисс. Когда я устаю, я бываю очень раздражительным, а сейчас я просто валюсь с ног.

Она сделала вид, что не поняла намека.

— А какое тебе до нее дело, Ройс?

Он прикусил губу, чтобы не выругаться еще раз во всеуслышание.

— Ты еще не моя жена и не должна вмешиваться в мои дела.

— А когда я ею стану, тогда что?

Ройса мучили угрызения совести, но он все же отмахнулся от молодой женщины.

— Тогда ты научишься не задавать мне ненужных вопросов.

Корлисс ничуть не обиделась на эти слова, представления Ройса о супружеской жизни мало чем отличались от взглядов других мужчин, но ее задел тон, и на глазах у нее снова выступили слезы, которые должны были показать Ройсу, что у нее есть основания чувствовать себя оскорбленной. Ройс, который не выносил слез и принципиально на них не реагировал, разве что в гневе, с отвращением отвернулся и ушел, потому что новый приступ ее рыданий усугублял его чувство вины.