Шесть булок горячего орехового хлеба были упакованы в корзину и погружены на телегу, ждущую на улице. Чтобы испечь хлеб до отъезда короля, Эда разбудила Кристен ни свет ни заря. Наконец король со своей свитой покинули замок.
Прислуга облепила все окна, чтобы посмотреть, как благородные рыцари садятся на своих породистых рысаков. В небе повисли грозные, плотные облака. Судя по всему, всадникам предстояло изрядно промокнуть еще до наступления обеда, однако никто не давал приказа отложить отъезд. Альфред в своих планах ориентировался отнюдь не на погоду.
Кристен была рада, что суета в замке наконец уляжется, однако она так же хорошо представляла себе все последствия, связанные с отъездом короля; прежде всего, для нее истекал срок ее соглашения с Ройсом.
Она медленно вернулась на кухню. Эда семенила рядом с ней.
— Ройс сказал тебе что-нибудь сегодня утром? — осторожно осведомилась Кристен.
— Он много чего говорил мне сегодня утром.
— Ах, вот так!
— Знаешь, дорогая, непохоже на тебя, чтобы ты удовлетворилась таким уклончивым ответом, — сказала Эда недовольно. — Если тебя интересуют цепи, то спроси меня об этом. Хотя можешь и не спрашивать. Да, я получила от него строгое приказание. Я думаю, ничего другого ты и не ждала.
— Да, это так.
— Если тебя это утешит — он был не более счастлив, чем ты, когда говорил мне о цепях.
— Меня это не утешит.
— Послушай, однажды ты с ним уже смогла договориться. Попробуй заключить новое соглашение. Ведь у тебя голова на плечах; используй то, чего ты уже достигла, чтобы получить, что хочешь.
Наконец старой Эде удалось разбудить в Кристен гнев, который вылился в едкий сарказм:
— Предлагая мне это, ты выступаешь против своего господина. Разве забыла, как мало можно мне доверять? Вдруг выяснится, что я убегу среди белого дня.
— Ах, да ты совсем не хочешь меня слушать. Впрочем ты никогда меня не слушала. Да и с какой стати? Разве для тебя важно, что я знаю этого человека с пеленок. Я…
— О Боже, помоги мне! — вспылила Кристен. Послушай, старая ворчунья, если ты не прекратишь донимать меня, то я…
— Боже, помоги мне? — переспросил Ройс за ее спиной, незаметно войдя на кухню. — О каком Боге ты говоришь?
Она резко обернулась и была слишком рассержена, чтобы заметить его неподдельное удивление.
— Чего тебе надо, сакс? Ты что, не можешь отправиться на охоту или заняться своим войском? Тебе что, делать нечего? Терпеть не могу, когда ты подкрадываешься сзади.
Он понимал причину этой ярости. Он и раньше думал о том, как нелегко будет снова заковать ее в цепи. Именно поэтому он пришел сейчас сюда. Ему не хотелось, чтобы во время этой сцены она вела себя слишком буйно. Однако она озадачила его возгласом, который мог позволить себе лишь христианин.
— Какого бога ты призывала? — повторил он свой вопрос.
Она упрямо сжала губы. Ей не хотелось отвечать. Он схватил ее за плечи и тряс, пока она в ярости не оттолкнула его.
— Если ты еще будешь так меня трясти, то клянусь, сакс, ты получишь кулаком в лицо.
Вместо того чтобы взорваться, он рассмеялся.
— Кристен, я задал тебе очень простой вопрос. Почему ты отказываешься ответить на него?
Его смех произвел чудесное действие. С какой стати она должна хранить эту тайну? Если раньше и были для этого какие-то причины, то теперь их уже давно не существовало.
Кристен вдруг улыбнулась, забыв свое плохое настроение. Эда, качая головой, отвернулась, удивившись резкой смене настроения девушки. Ройс тоже был сбит с толку. Уму непостижимо, как быстро она могла справляться со своими чувствами.
— Извини, — сказала Кристен, но вид у нее был совершенно не смущенный. — Я не хотела оттолкнуть тебя так сильно. Хотя сначала, может, и хотела, но сейчас я сожалею об этом. Извини.
— Однако это отнюдь не означает, что такое больше не повториться.
— Ты прав. — В ее глазах играли искорки смеха.
Ройс укоризненно улыбнулся.
— Ты ответишь, наконец, на мой вопрос?
Она пожала плечами.
— Я молюсь Богу моей матери.
— А почему ты не называешь его имени?
— Я только что это сделала.
Когда он непонимающе поднял брови, она объяснила:
— Бог моей матери это ваш Бог.
Он вздрогнул и сразу же посерьезнел.
— Разве такое возможно?
— Все очень просто. В течение многих лет викинги нападали на другие земли. Из этих военных походов они привозили с собой пленников-христиан. Среди них была и моя мать. Мать моего отца тоже была христианка. Что же касается моего отца и моих братьев, — добавила она со смехом, — то они не хотят рисковать и молятся сразу всем богам.
— А ты?
— А я верю в истинного Бога.
Он наморщил лоб.
— Тогда почему же ты защищала намерение своих друзей разрушить наш монастырь?
Она мрачно взглянула на него.
— Ничего я не защищала. Я просто пыталась их понять и хотела, чтобы и ты был готов это сделать. К тому же я тебе уже рассказывала, что брат не хотел сообщить мне о своих намерениях. Тогда я не сказала тебе, почему он утаивал свои планы от меня. Он был твердо уверен, что я буду его отговаривать. Поэтому он ничего мне не рассказывал. Потом он сошел на берег и погиб. В глубине души я понимаю, что на то была воля Господа, но во мне наполовину течет кровь викингов, и сердце мое жаждало отмщения. Ведь ты же не будешь отрицать, что будучи христианами, саксы не оставляют без возмездия смерть любимого человека?
Этого он действительно не мог отрицать. Хотя церковь преследовала кровную месть, справиться с ней не удавалось.
— Почему ты никогда не рассказывала мне, что ты христианка? — спросил Ройс.
— А что бы это изменило? Ведь среди твоих рабов есть и христиане, а ты все же обращаешься с ними, как с рабами.
— Кое-что это бы изменило, Кристен. Вера определенным образом связывает нас и дает мне недостающее средство для того, чтобы заключить с тобой еще одно соглашение. Теперь появилось нечто, чему я могу доверять.
Она подозрительно прищурила глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если ты поклянешься именем Господа, то я могу полагаться на твое слово. Поклянись мне, что ты никогда не попытаешься бежать отсюда, и я предоставлю тебе такую свободу, какой пользуются остальные слуги в замке.
— И больше не будет цепей? — спросила она недоверчиво.
— Нет, больше никаких цепей.
— Тогда я клянусь… — Она замолчала. Все произошло слишком быстро. Она давала клятву, не подумав как следует.
— Кристен!
— Боже мой! — взмолилась она. — Дай мне немного времени собраться с мыслями.
Никогда, сказал он, никогда. Никогда — это значит на все времена. А что будет, когда она ему надоест, когда появится женщина, жена, которая будет предупреждать все его желания? «Тогда жизнь здесь станет для меня ненавистной, — подумала Кристен. — Тогда, конечно, я его возненавижу. Но слово, данное ему однажды, заставит меня прислуживать в его доме и дальше, навсегда».
Кристен, немного успокоившись, взглянула на Ройса. Его бы такая перспектива, конечно, устраивала. Какое ему дело до ее чувств? И все же она для него что-то значила, иначе он не стал бы с такой готовностью предлагать ей эту сделку.
— Ну, хорошо. Я клянусь Богом, что не буду пытаться совершить побег из Виндхёрста… до момента твоей свадьбы.
Его глаза сузились, она же деловито продолжала:
— Мне неприятно говорить тебе об этом, но мне не нравится твоя невеста. Я не думаю, что я смогу оставаться здесь, когда она станет хозяйкой дома.
— Договорились, — беззвучно произнес он.
— Ты говоришь это серьезно? — спросила она с удивлением. — Ты принимаешь мои условия?
— Да. Хотя они означают, что после моей свадьбы ты можешь снова оказаться в цепях.
Она огорченно сжала зубы. — Ну что ж, пусть будет так. Но это все, больше никаких клятв.
— Нет, кроме того, ты должна поклясться, что не будешь содействовать своим друзьям, если они решатся на побег. — Он приложил палец к ее губам, чтобы не дать вырваться ее гневному возгласу, и добавил: — «До момента моей свадьбы».
— Договорились, — ответила она ожесточенно. — Но что касается моей мести, то я не отменяю эту клятву.
— Да, я знаю это, — сказал он с грустью. — Но Альден уже поправился и сможет постоять за себя сам, Я надеюсь на его ловкость, разве что ты нападешь на него во сне.
— Я хочу мести, а не убийства, — ответила она презрительно.
— Ну, ладно. Но я должен предупредить тебя: я буду вынужден заставить тебя заплатить жизнью, если ты убьешь Альдена.
Это были его последние слова. Он удалился, оставив ее в подавленном настроении. Она не могла понять, почему, но у нее было такое чувство, что она мало чего добилась, заключив это соглашение.