Я выбегаю из восточной части кампуса Тринити колледжа и несусь через парк к широкой улице. Сумка постоянно падает с плеча и больно бьет по бедру острыми уголками книг, но у меня даже нет времени, чтобы ее поправить. Преподаватель, который ведет у нас право, любит задерживать занятия до победного конца. Из-за него я часто опаздывала на смену и подставляла Молли, заставляя ее работать дольше. И сегодня именно такой случай. Лоб покрывается испариной, а я все не прекращаю бежать. Я сворачиваю на главную улицу, где расположился паб. Остается пробежать еще десяток кварталов, чтобы достичь цели, но в боку колет и я вынужденно сбавляю темп. Я останавливаюсь и пытаюсь отдышаться. Вокруг снуют люди. Толпы туристов уже повыходили на вечерние прогулки, чтобы пропустить по паре бокалов пива в одном из многочисленных баров. Все они перемешиваются в общем оживленном потоке, заставляя чувствовать себя песчинкой в живом море. Джеймс Джойс в одной из своих многочисленных книг пишет, что это интересная задача — пересечь Дублин, не наткнувшись на паб. «Более шести сотен пабов в Дублине!» — гласят листовки, которые выдаются каждому туристу на любом углу. Я же считаю, что этот город намного интереснее, если не сосредотачивать мысли на веселье, а руки не заковывать в «ирландские наручники».
Я перекидываю надоевшую сумку через плечо и ковыляю к работе. Если верить наручным часам, я опаздываю уже на двадцать минут, а когда приду, будет уже все сорок, расстроенно думаю я. Будь у меня собственный транспорт, добираться было бы куда быстрее. Но сейчас я считаю каждый евро, не позволяя себе лишних трат.
Пару лет назад мама сильно заболела. Ей пришлось уволиться из библиотеки, где она зарабатывала пусть немного, но достаточно, чтобы оплачивать счета и медицинскую страховку. Отец первое время помогал, пока они жили с мамой. Но его увлечение азартными играми вредило семейному бюджету сильнее, чем могла помочь его способность зарабатывать. В конце концов он ушел от нас, решив, по-видимому, что нам без него будет легче. Может, он и прав, но от этого осознания денег больше не становилось. Да, мне было нелегко, особенно когда приходилось брать смены одна за другой, а иногда готовиться к занятиям прямо на промасленной кухне паба. Но я не жаловалась. Пока у меня есть возможность учиться, не тратя все дни исключительно на работу, остается надежда на то, что, окончив колледж, я смогу найти действительно высокооплачиваемое занятие.
А пока я бегу по заполненной людьми Графтон-стрит, спеша на смену, мысли обо всем подряд занимают голову, не позволяя расслабиться.
Теперь все легло на мои плечи. И чтобы хоть как-то держаться на плаву и иметь возможность обеспечивать маму нужными лекарствами, мне приходится работать в пабе с момента окончания занятий и до поздней ночи, не успевая даже поесть и не имея ни минуты свободного времени. Вечер уже обозначил свои права, и высокие фонари, неоновые вывески и мигающие отовсюду рекламы пабов, из которых доносится разножанровая музыка, наполняют город особой атмосферой, которую я так люблю. Наверное, именно она привлекает все те толпы туристов, которых я вижу ежедневно.
Я вбегаю в паб в половине седьмого вечера. Массивная дубовая дверь приветливо открыта, впуская и выпуская посетителей, а музыка, разрывающая колонки, долетает до улицы, разнося по округе аккорды фолк-рока. Забежав за стойку, я машу Молли, которая обслуживает дальний столик, и приветливо ей улыбаюсь. Девушка замечает меня и с облегчением выдыхает. В ее взгляде явно читаются волнение и радость, оттого что не придется брать вторую смену, чтобы прикрыть мою опаздывающую задницу. Сегодня не слишком многолюдно, и у меня появляется надежда, что я смогу немного позаниматься учебой.
— Ох, Перси, я уж думала, ты не придешь! — сокрушенно вздыхает Молли, на ходу развязывая пестрый передник. Ее рыжеватые локоны выбились из пучка и нервно подрагивают при каждом движении хозяйки. Она устало плюхается на табурет и вытягивает стройные ноги.
— До чего же набегалась! Людей немного, но сегодня прямо день идиотов. Вот скажи мне, чтобы напиться до поросячьего визга, важно ли, с каким соусом будет картошка-фри? — подруга морщит веснушчатый носик и недовольно фыркает. — Один тип заставлял меня три раза менять его заказ, хотя я точно помню, что он требовал. Видимо, его смутило то, что я не записывала. Но ты же знаешь, на память мне жаловаться не приходится.
О да, я это знала. Память у Молли отменная. Она могла запоминать шестизначные числа, прокручивающиеся перед ней со скоростью света, и потом воспроизвести их с точностью робота Дейта.
— Ну, зная тебя, недолго ты терпела. Так что спрошу только вот что: сильно ли ругался Билли, когда узнал, что клиенту испортили рубашку? — хохочу я, завязывая свой передник на талии.
— Нет, Билли не узнал. Можно считать, сегодня мне повезло!
Молли встает и начинает собираться, а я, увидев новую парочку посетителей, приступаю к работе. К ночи, когда людей становится все больше, а моих сил все меньше, в паб заваливается пьяный мужчина. По пути задевая столики, плюхается на первое увиденное им свободное место и тут же бросает на меня взгляд. Я оглядываюсь в поисках Майка. Он обычно прохлаждается в углу паба, распивая очередную чашку кофе, и не спешит выпроваживать тех посетителей, которые начинают приставать к официанткам или крушить мебель. Сейчас же его вообще нет на своем месте, и я начинаю нервничать.
Пьяный мужчина разваливается на стуле и пренебрежительно махает мне рукой, всем своим видом показывая, насколько он недоволен. Я ощущаю себя скверно: словно сдаю экзамен по прикладной математике, зная, только что на ноль делить нельзя. Собрав волю в кулак, двигаюсь к нему и застываю перед его столиком, не отрывая взгляда от блокнота.
— Что будете заказывать? — безэмоционально спрашиваю я.
— О, значит ты уже будешь записывать? А я надеялся встретить ту самую тупицу, которая посчитала себя достаточно умной, чтобы запомнить заказ. Умная официантка? — скрипит он, а затем глупо ржет.
Я кривлюсь. Что за стереотипы?
— Что будете заказывать? — повторяю вопрос, не желая реагировать на его нападки.
— А ты другие слова знаешь? — Нагло интересуется мужчина и, не услышав ответа, недовольно бурчит: — Темное пиво и запеченные сырные палочки. Только, будь добра, хрустящие снаружи и мягкие внутри, но не сырые!
— Я передам ваши пожелания повару.
Черкнув в блокноте ругательное слово напротив заказа, я бегу к кухне. Майка все нет, и я раздраженно вздыхаю. Вот как тут работать?
Пока заказ мистера стереотипа готовится, я наливаю пиво и приношу запотевший стакан к его столику, стараясь не встречаться с мужчиной взглядом. Затем возвращаюсь за барную стойку и смотрю на вход — еще один посетитель. На минуту время замирает. Кажется, что даже звон посуды и музыка перестают доходить до моих ушей. Движения каждого присутствующего в баре становятся плавными и тягучими, словно они завязли в желе. Я и сама чувствую себя мухой, прилипшей к липкой ленте. Тем временем вошедший двигается с нормальной скоростью, когда вокруг него творится что-то невообразимое. А что самое странное — кажется, этого никто не замечает, кроме меня. Вальяжно обходя столики, незнакомец не задевает их даже полами своего длинного темного пальто.
Он садится в дальнем углу, сложив руки перед собой, и поднимает на меня свой темный изучающий взгляд. Я уверена, что, позови он сейчас меня к себе, я бы не смогла сделать и шагу, по крайней мере по своей воле. Странное липкое чувство страха вибрирует в груди тревожным эхом. Этот мужчина не похож на наглеца со стереотипами или на тех парней, которые учатся со мной в колледже. По правде говоря, он вообще мало на кого похож. Его живым коконом окутывает темнота. Помещение вдруг становится слишком тесным. Незнакомец не просто заполняет собой пространство — кажется, что весь бар буквально пропитан им. Если раньше здесь царило веселье, то теперь безраздельно властвует он. Мужчина долго смотрит прямо мне в глаза. Я думаю, пролетела целая вечность, хотя прошло от силы несколько минут, и, к моему ужасу, мужчина медленно кивает мне, словно разрешая подойти. Нет, он не зовет, а именно разрешает.
Может, усталость сыграла со мной такую шутку или же я опьянела от паров алкоголя, но я не могу отделаться от чувства, что качусь в пропасть на бешеной скорости, не имея возможности притормозить.
Я подхожу к его столику на негнущихся ногах и смотрю на незнакомца, не в силах отвести взгляд. Тонкая белая рубашка облегает его тело, открывая уголок смуглой кожи под не застегнутой верхней пуговицей. Пальто он снимать не стал, словно не собирался здесь задерживаться надолго, оно и верно. Пабы вроде нашего всегда были домом для рабочих мужиков с рыжей бородой и в клетчатых рубашках или студентов, решивших, что они достаточно взрослые, чтобы напиться вдрызг, запивая неудачи с девушками алкоголем. Все они вперемешку с отдыхающими туристами в модной одежде и теми, кто предпочитал спортивный стиль, всегда толпились именно в нашем пабе. Этому же мужчине больше подошел бы элитный ресторан где-нибудь в центре с видом на реку Лиффи. Здесь же он смотрится как диковинная птица в сельском курятнике.
— Что будете заказывать? — хрипло интересуюсь я, боясь ответить ему взглядом.
— Виски со льдом, — произносит незнакомец низким бархатным голосом, от которого у меня все волоски на теле становятся дыбом.
Да кто он такой? Почему мне кажется, что я готова потерять сознание прямо тут? Я с вызовом смотрю ему в глаза, пытаясь собраться с мыслями. До закрытия бара остается всего лишь час. Мне просто нужно выдержать эту смену. И если еще недавно я думала, что главной моей проблемой является парень-стереотип, то этот посетитель со взглядом хищника заставляет меня изменить свое мнение.
— Какие предпочтения по виски? У нас есть…
— На ваш вкус, — обрывает он меня на полуслове, и я с облегчением выдыхаю. Каждая секунда возле него подвергает мою нервную систему немалому испытанию. Круто развернувшись на пятках, я несусь в направлении барной стойки.
Когда я отношу заказ молчаливому незнакомцу, меня окликает тот самый клиент с сырными палочками:
— Эй, ты! — заплетающимся языком голосит мужчина. — Поди-ка сюда!
Я внутренне съеживаюсь от такого отношения. Конечно же, я простая барменша-официантка, и ко мне можно относиться подобным образом. Но за свою недолгую жизнь я успела уяснить одну истину: судить человека нужно по тому, как он относится к людям ниже его по статусу. В этом его подлинное лицо, настоящее нутро. И этот индивид явно недополучил ни воспитания, ни элементарной этики.
— Чего желаете? — спрашиваю, закусив губу от злости.
— Повтори заказ!
— Сырные палочки и «Гиннесс»? — уточняю я.
— Ты насколько тупа, что не можешь запомнить то, что я заказывал? Ну так запиши в свой ободранный блокнот!
Я вспыхиваю от такой наглости и оглядываюсь на Майка в поисках поддержки. Но тот болтает по телефону и не обращает на разыгравшуюся сцену никакого внимания. Естественно, все знают меня как ту, которая сглаживает все острые углы сама. Вот если бы на моем месте сейчас стояла Молли, такое желанное пиво оказалось бы не в бокале, на столике у молодого человека, а на его голове. И Майк бы не трепался, беззаботно помахивая ногой, а уже навострил бы уши в сторону назревающего конфликта.
Но я лишь покорно киваю и иду к кухне. Передав повару заказ, я облокачиваюсь на барную стойку и, подперев подбородок кулаком, грустно вздыхаю. Сколько мы уже с Молли просим нанять еще одну официантку или, на худой конец, бармена, но Билли каждый раз отмахивается. Он не хочет расширять штат в надежде сберечь свой бюджет, совершенно не заботясь о тех, кто перерабатывает дневную норму. Неудивительно, что меня так быстро приняли на работу. Здесь мало кто горит желанием работать и мало кто задерживается надолго.
Я поправляю тугой узел волос, от которого безумно болит голова. Вот еще один минус этой работы — неудобная прическа. Молли могла собрать резинкой легкие, вьющиеся до плеч волосы и забыть о них. Мои же тяжелые космы, достающие до талии, в собранном виде ощущаются как маленький вагон осмия. К концу дня я всегда расплетала надоевший пучок и в прямом смысле слова стонала от удовольствия.
Я смотрю на часы: до конца смены остается совсем ничего. Да и кому какое дело, в каком виде я закрою бар? Все напились и стали потихоньку расходиться, так что я немедля стягиваю резинку и распускаю светлые волны волос по плечам. Блаженство на минуту затапливает мой разум, и толпы мурашек бегут по голове, создавая неописуемое ощущение легкости. Но вдруг я ощущаю на себе чей-то тяжелый взгляд.
Открыв глаза, я вижу все того же незнакомца, в длинных пальцах которого покачивается стакан с виски. Его темный взгляд прожигает меня насквозь, и простое движение волосами кажется мне самым распутным, что я когда-либо делала. Мы смотрим друг на друга бесконечно долгие несколько секунд, пока за спиной у меня не звякает колокольчик из кухни. Заказ из сырных палочек для мистера хама готов. Я подхватываю тарелку и несусь к столику, стараясь выкинуть из головы мысли о черных глазах, нагло вперившихся в меня, словно в свою собственность.
— Чего так долго? Я что, должен до зимы ждать? — парень еле ворочает языком, и мне хочется сказать, что ему давно пора не сырные палочки по барам жевать, а сладко спать в своей кровати, но удержавшись, я лишь тихо роняю:
— Через двадцать минут бар закрывается, если вы не успеете доесть, мы всегда можем собрать вам все с собой! Приятного аппетита!
Разворачиваюсь, но тот хватает меня за руку, не позволив сделать и шагу.
— Что ты сказала?! — гремит он над моим ухом. — Я сам решу, когда уходить, поняла?
Я не без труда вырываю руку из его захвата и потираю кожу, на которой, скорее всего, завтра будет синяк. Оглядываюсь в поисках Майка, но тот, видимо, решил укоротить себе рабочую смену и, скорее всего, свалил домой.
— На меня смотри, когда с тобой разговаривают! — парень грубо хватает меня за подбородок и разворачивает к себе.
— Отпусти! — кричу я, на что слышу лишь едкий смех.