Плененная тьмой

Глава 23

Аид

Тьма всегда была со мной. Шла рука об руку и тесно сплеталась с моим естеством. Наполняла меня и вела за собой. Я сам стал тьмой, настолько неразделимы мы были. Невесомые доли света, которые я пил из людей, не будоражили сознание, лишь отражали мою силу. Они были что глоток соленой воды, которому никогда не утолить мою жажду. Слишком малы и ничтожны для такого, как я.

Мое существование берет отсчет со времен начала жизни на Земле, и я всегда считал себя величайшим из богов. Никто не сравнится с тем, кто качает в колыбели жизнь и ведет ее к последнему пристанищу. И оно всегда было здесь. Я выстроил этот мир под землей, в ее глубинах, ведь на поверхности мне не оказалось места. И был рад своему отчуждению, ибо все существа опротивели мне. Я тот, к кому попадали все души без исключения. Я суд. Отец. Завершение.

Каждая жизнь имеет окончание. Она обязательно достигала моего царства. Еще никому не удавалось избежать смерти. Избежать моего суда. И я упивался своей властью. Мне нравилось то, как люди шепотом произносят мое имя. Боятся меня.

Люди во все времена были одинаковы. В них я видел только оттенки серого. Существа, способные подстраиваться под любые обстоятельства ради выживания, не могут оставаться категоричными. У них лишь удин удел — сломаться. Свет их нитей жизни разбавился тьмой. Они стали забывать начало. То, что они слышали от предков, все меньше походило на правду и в конце концов превратилось в миф.

Шло время. Я делал то, зачем был сотворен: судил души, отправлял в Элизиум или Тартар. Мне было неважно, что с ними будет потом. Сотни. Тысячи. Миллиарды душ. Ничья жизнь не вызывала во мне интереса. Я был опустошен этим бесконечным круговоротом.

Многие тысячелетия я оставался в одиночестве, неспособный познать сострадание, доброту и милосердие. Я был одинок, но мне это не мешало. Я наблюдал за тем, что люди называют любовью, и радовался, что это чувство мне не свойственно. Я чист как белый лист. Мне не нужна другая душа, чтобы чувствовать себя полноценным.

Шли года. Столетия. Эпохи. Я оставался один. И все чаще ловил себя на мысли, что упускаю что-то важное. Сколько раз на Суде я чувствовал желание душ вернуться на Землю, ведь там их ждала любовь, там оставался весь их смысл существования. Тот человек, который незримой нитью привязал душу погибшего к себе и тянул назад. А душа бунтовала. Она стремилась к своей половине, будто бы от этого зависело все. Иногда им было безразлично, куда они попадут. Пусть даже в Тартар, лишь бы хоть на миг увидеться с той частичкой себя, что осталась там, за пределами моих владений.

Меня это удивляло. Я не понимал, как можно так слепо следовать за чувствами. Ведь это лишь пыль. Вся их любовь — это просто сладкие слова, завернутые в красивую обертку обещаний. Люди не умеют любить. Но умеют ли боги?

Я не понимал до той поры, пока не встретил ее. Мне нечасто приходилось подниматься на Землю. Просто не было необходимости. Баланс соблюдался. Мир существовал. Жизнь и смерть сменяли друг друга в установленном для них порядке, пока я сидел на своем троне в подземном царстве. Я был слеп. Темнота и чувство собственной завершенности и величия овладело моим разумом, не пропуская ни капли света. Я не допускал даже возможности существования той пресловутой второй половинки, о которой так любят говорить люди.

Но она ворвалась в мою жизнь огненным вихрем. Лишь увидев ее, я понял, что пленен светом этой девушки. Совершенно простая с виду, она вмиг сразила меня, навеки лишив способности забыть, оставить ее. Ее нить так ярка, как взорвавшаяся звезда. Она разгоняет мой мрак и заставляет душу сжиматься, словно зрачки при взгляде на ослепительное солнце.

Один вечер изменил все мое естество. Я противился себе, зная, что не могу взять ее просто потому, что хочу. Я не в состоянии предать то, ради чего был сотворен. Я есть справедливость. И украсть девушку означало бы только одно — самому же попасть под свой суд.

Я ушел. В ту ночь моя тьма больше не была моим другом. Она ранила своими острыми краями и царапала до крови. Ее разбило на мелкие кусочки, как зеркало, и склеить его могла только она. Но почему? Ведь она просто человек! Кто я такой, если ей хватило сил поработить меня?

Я ослеп. Желание владеть ею охватило мой разум и сжало в адские тиски. И мне пришлось найти выход. Договориться со своими принципами. Я все же нашел ту ниточку, за которую можно было потянуть и получить желаемое. Я знал, что девушка рано или поздно окажется в моих руках. Ей не сбежать. Босавин и Гадриель должны были ее привести очень скоро, но сил ждать практически не оставалось. И я больше не спускался в свое царство. Я был рядом с ней все эти долгие семь дней, пока грань миров не истончилась и демоны не получили уникальную возможность перенести живую душу в мир мертвых.

С той минуты, как Персефона оказалась в замке, мои Земли вечного алого заката осветил рассвет. Именно с ее появлением взошло солнце, а мои мысли, словно планеты, закружились вокруг нее одной.

Она лежит у моих ног, и я слышу отголоски ее мыслей и чувств. Они так же несопоставимы с чистотой ее души, как тени Тартара не могут оказаться в Элизиуме. Она меня ненавидит. Жаждет убить. Ненавидит все мое существо и безумно боится. И меня это почему-то ранит. Какое мне дело до мыслей простой души? Мне не нужна она. Лишь ее свет, которым я так жажду обладать, поглотить. Насладиться им, пусть и нечестным способом. И я начинаю ненавидеть ее за то, что она одним только появлением разрушила мои вековые принципы. Она боится, она холодна ко мне, но огонь в ее душе опаляет. И бьет по самому больному. Она кричит о том, что я соврал. Украл ее. Убивал других людей. Она смеет усомниться в моей справедливости. И я понимаю свою злость, ведь она говорит правду.

Девушка даже не предполагает, настолько она сильная. Упрямо просит убить ее. О, дорогая, непременно! Но сначала ты увидишь то, что принесет тебе такую же боль, какую причинила мне ты!

И я показываю ей предательство ее отца. Вижу, как ей больно. Как она задыхается от чувств. Но облегчения мне это не приносит. Напротив, я понимаю, что сделал чуть ли не самую большую ошибку в своей жизни. Доселе неведомое мне чувство сожаления поднимает голову и смотрит осуждающим взглядом, но не произносит ни слова. Впервые я не знаю, что сказать. Зову Ириду и прошу отвести девушку в башню западного крыла. Там ей будет легче перенести невольное заключение. Ну а мне нужно подумать.

Несколько дней я не покидаю свои покои. Мысли кружат как умирающие мотыльки возле ночной лампы. Больно бьются в моей голове, словно их крылья — это лезвия. Я жду ее. Никогда в жизни я так сильно ничего не ждал, как ее визита. Я надеялся, что если первое поглощение ее света не уничтожит ее, а я очень этого хотел, то я смогу наслаждаться им чуть дольше, чем мгновение вечности. Только бы вовремя остановиться. Не осушить ее одним глотком, точнее, одним поцелуем. Мысли о губах Персефоны странно на меня действуют. Будто те бабочки из моей головы перебираются в грудную клетку, а взмахи их крыльев более не ранят, а ласково щекочут меня изнутри.

Я чувствую ее появление задолго до того, как она входит в комнату, но даже не пытаюсь шевелиться. Мне трудно держать себя в руках и не напугать девушку еще больше. Она и так дрожит. Ее нить жизни мерцает и нервно подергивается, а я застываю, зная, что любое мое движение может быть последним для нее. Мне нужно суметь бороться с желанием. Но, к моему изумлению, Персефона находит в себе силы противостоять мне. Я строго осуждаю ее порыв, но внутри улыбаюсь как мальчишка. Мне определенно нравится то, что она так старательно прячет под маской благочестия. Дикая кошка, выросшая среди коал и чувствующая себя соответственно, она даже не подозревает о своем потенциале. Как жаль, что у меня не будет достаточно времени, чтобы раскрыть его.

Разговор с ней затягивается, и я понимаю, что выхожу из себя. Я не в силах усмирить свои желания. Каждая фраза Персефоны вонзает острое копье в мою выдержку, разрушая ее у основания. Теряя рассудок и способность противиться, я впиваюсь в ее губы, заставляя их смолкнуть. Наши губы соприкасаются, и моя вселенная взрывается. Перестраивается. Меняется. Я пью ее свет, теряюсь в звенящем рассвете. Чувствую, как наполняюсь жизнью, и не могу остановиться. Это меня пугает больше всего. Моя тьма ликует. Все осколки вновь собираются воедино, заживляемые светом девушки. Но моя тьма убегает от меня и струится по нити Персефоны, плотно в нее вплетаясь, становясь одним целым с ней. Хочу остановиться. Но губы ее так мучительно сладки. Хочу отстраниться, но вместо этого прижимаюсь к ним еще сильнее. Только бы не навредить ей! Еще не осознаю, но чувствую, что, если Персефона превратится в тень, я больше не найду смысла в своем существовании. Именно это останавливает меня, и я с горечью на сердце и волею огромных усилий отстраняюсь от ее губ.

Девушка в моих руках без сознания, а я впервые чувствую то, что люди именуют сожалением. Колкость шипа алой розы. Она так хрупка и нежна. Она — весенний цветок, распустившийся во мраке, а я едва совладал с собой, чтобы не растоптать его одним движением.

Ирида уносит ее, а я еще долго смотрю им вслед. Неужели я был несправедлив? Не хочу себе в этом признаваться, но я больше не могу так с ней поступать. Я должен ее отпустить, дать ей право выбора. Но разве я могу? Особенно теперь. Когда моя тьма ощутила вкус света Персефоны, она не позволит мне этого сделать.